Филипп Бахтин: «Меня перестала радовать суть профессии»

Бывший главный редактор русского Esquire обсудил с ГЛЕБОМ МОРЕВЫМ критерии хорошего текста и шизофрению

Имена:  Филипп Бахтин

​— Филипп, давайте поговорим не про то, почему вы ушли — об этом вы подробно рассказали Красильщику, — а о том, почему и как получился такой Esquire, который теперь уходит в историю под именем «бахтинского»? Я ведь хорошо помню, как весной 2005 года пил чай у Тимофеевского на Садовом кольце и потом, буквально перейдя улицу, оказался на презентации русского Esquire в каком-то итальянском ресторане. Ничто, как говорится, не предвещало фотосессий с протестными плакатами.

— То есть другими словами, как можно стоять одной ногой в дорогом ботинке, а другой — 31-го числа на Триумфальной площади? Вы это хотите сказать? На самом деле можно, ничего в этом особо дикого нет, и большинство наших читателей в той или иной степени именно в этой позе и находятся. Номер с протестными плакатами был, положа руку на сердце, довольно кретинской выходкой, хулиганством, а не журналом. Реклама, перемешанная с этими плакатами, выглядела так же нелепо, как если бы группа Война под хуем на Литейном мосту поставила небольшой аккуратный логотип какого-нибудь всем известного спонсора. В обычных номерах мне это не казалось такой уж дикостью: вот здесь мы проклинаем путинский режим, а вот здесь выбираем лучшие ботинки — все мы хоть раз в жизни участвовали и в одном, и в другом. Но я согласен с тем, что определенная шизофрения здесь все-таки прослеживается: доктор Джекил устраивает дорогие вечеринки для рекламодателей и ездит на показы в Милан, а мистер Хайд с пеной у рта проклинает общество потребления. Но это шизофрения у журнала, который сложно устроен, а не у меня лично: я за все годы ни на одном показе ни разу не был.

— Говорят про ваше строгое отношение к рекламной службе: никаких компромиссов. Коммерческий успех Esquire это, по-вашему, заслуга бренда и крупного ИД, то есть, грубо говоря, что ни напечатай под вывеской Esquire, все будет рекламоемким? Или результат редакционной стратегии? Не было ли, кстати говоря, у вас конфликтов с рекламщиками в связи с теми или иными вашими публикациями?

— Мы с самого начала разделили журнал на части: здесь мы готовы на компромиссы, а вот здесь мы делаем все, что считаем нужным. То есть по вторникам и субботам мы спим за деньги, а в остальные дни мы честные девушки. Так что особо гордиться нечем. Другое дело, что мы сразу объявили компромиссы злом, боролись с ними и заслужили славу редакции недружелюбной и несговорчивой.

Думаю, что коммерческий успех Esquire — это удачное стечение нескольких обстоятельств. Во-первых, это могучий мировой бренд, с которым наши рекламодатели имели дело в других странах задолго до открытия журнала в России. Во-вторых, опыт и хорошая репутация Independent Media. В-третьих, редакция угадала с интонацией и еще много с чем. Мы многим понравились, это помогло продавать рекламу. Хотя, разумеется, за эти годы скандалов с рекламодателями было немало, и принципиальных, и просто глупых. Самый дикий случай произошел с известной ювелирной маркой, чью рекламу по недосмотру поставили в статью об использовании рабского детского труда при нелегальной добыче алмазов.

— Если говорить применительно к нашему глянцу про политические смыслы и оппозиционность, то неизбежно рядом с Esquire возникает, по-моему, его антипод и соперник — GQ. Вы как-то держали GQ в поле зрения? Если вообще согласны с такими его аттестациями.

— GQ является конкурентом Esquire в борьбе за рекламные бюджеты. В остальном, на мой вкус, у этих журналов совершенно разные амбиции и то, чем занимаются ребята в GQ, меня совершенно не интересует. Я скорее могу испытывать зависть к хорошему тексту в «Афише» или на OPENSPACE.RU. Что касается конкуренции за звание самой смелой оппозиционной редакции, то это тоже странное соревнование. Уверен, что люди из, например, «Новой газеты» со смеху помирают от нашего инфантильного правдоискательства.

— У русского Esquire был отличный литературный вкус. Давно хотел спросить: как вы умудрились выбросить в корзину написанное по-вашему же заказу прекрасное стихотворение Лосева о «Братьях Карамазовых»?

— Помойная корзина у нас всегда была роскошная. Первый год сумма kill fee за номер почти всегда была больше суммы гонораров за опубликованные тексты, и мы далеко не сразу научились бороться с этой проблемой. Мы однажды всерьез обсуждали идею сделать целый номер из всего неопубликованного, причем значительная часть этих материалов была даже сверстана. Стихотворения Лосева я, честно говоря, не помню, но уверен, что пару шедевров мы могли запросто проморгать.

— Сейчас, уходя в детский проект, готовы ли вы повторить сказанное как-то в сердцах Мостовщиковым «Я запретил себе редактирование средств массовой информации»? Все-таки от шизофрении сложных устройств, как вы выразились, устаешь.

— Дело в том, что новый проект потребует от меня еще более изощренной шизофрении. Меня, скорее, перестала радовать сама суть этой профессии: выдумывание текстов, которые всем захотелось бы прочитать до конца. Я вижу вокруг много людей, которые делают куда более невероятные вещи, чем просто хорошие тексты.

— Можете ли вы сформулировать критерий хорошего текста? Что такое «эсквайровский» текст, какие задачи вы ставили себе и авторам?

— Хороший текст, это текст который вы по собственной воле и с удовольствием прочитали до конца. И мне абсолютно плевать про что он. Я всегда считал, что наша работа - развлекать читателя. Это что-то вроде бара со стендап-комедиантами — делай что хочешь, лишь бы было смешно. В идеальном исполнении (которое никогда не было достигнуто), это должно быть чем-то вроде журнала Maxim для тех, кому слишком глупо смеяться над шутками журнала Maxim. Идеальный эсквайровский текст это, например, лекции Александра Аузана — они описывают не самую простую институциональную теорию, за развитие которой люди год за годом получают нобелевские премии, и при этом каждая его лекция - это чистое развлечение, набор остроумных примеров и метафор, парадоксальных выводов — все, на чем строится стендап-выступление.

— Не вернетесь? Или не будете зарекаться?

— Не хотелось бы, чтоб так вышло. Но зарекаться не буду.

Ссылки

• Филипп Бахтин ушел из Esquire, 13.09.2011