ЛЕОНИД ЗЛОТИН: «Мы сами себе были генералы, и никто нам был не указ»

В 1988 году, через год после создания кооператива «Факт», меня познакомил с Яковлевым приятель. Была такая странная идея — создать внутри «Факта» подразделение «Интерфакт», который бы занимался в том числе и какими-то внешними вопросами, по каковому поводу приятель и визитировал «Факт». Мне же предложили заниматься анализом статистической информации по развитию кооперативов.

Мы занимались в «Факте» и консультациями, поскольку только начинались кооперативы, люди были в их организации весьма девственны, не знали ничего — ни юридического оформления документов, ни оптимальной структуры затрат, ни работы по налоговой базе. Потом мы внутри кооператива «Факт» начали издавать некоторую брошюру, которая называлась «Коммерческий вестник». Там, собственно, было два основных автора: я и Ксения Пономарева. Это было очень забавно, потому что хитрый Яковлев давал мои статьи на рецензии Пономаревой, а пономаревские — мне. В какой-то момент Яковлев понял, что я имею некоторое представление о принципах складывания слов, и, когда началась история с «Коммерсантом» (а «Коммерсантъ» начинался как орган СОКа, Союза объединенных кооперативов СССР, и именно СОК поручил «Факту» делать свою газету), Яковлев меня позвал в «Коммерсантъ». У него изначально была идея — как показало время, абсолютно верная — не брать как основу профессиональных журналистов. В газету пришли специалисты из разных отраслей знаний, и уже по ходу кто-то учился писать, а кто-то умел... Эта яковлевская идея работала отлично, и отчасти благодаря этому мы создали принципиально новый продукт.

Газету придумал Яковлев, и пробивал ее Яковлев. У победы родственников всегда невероятно много, поэтому потом мы услышали, что и Артем Тарасов ему рассказал, как делать газету, и Глеб Павловский. Но я знаю, кто мне рассказывал, как надо делать газету. Не Тарасов и не Павловский, и даже не Егор Владимирович [Яковлев]. Он, наверное, помогал Володе своими связями, но вся идеология «Коммерсанта» шла от Володи. Потом были обсуждения структуры, моего блока — сейчас его назвали бы «отделом экономической политики», тогда он назывался «отдел внутреннего рынка». Первый мой отдел мы придумывали с Никитой Кириченко, который, собственно, и создал всю экономическую часть «Коммерсанта».

Ситуация была уникальной: степень нашей свободы, по сравнению с другими изданиями, была совершенно иная. У нас не было никакого пиетета перед советскими авторитетами, и, когда кто-то говорил: «А вот такой-то говорит, что…», мне было по барабану, потому что мы сами себе были генералы и никто нам был не указ.

Работалось тогда легко — источники информации относились к нам очень хорошо, потому что мы им очень хорошо платили, это был единственный период в истории нашей журналистики, когда можно было в Минфине получать реальную информацию. По знакомству, за деньги или за обмен информацией. Мы же знали в разных областях больше, чем они; был случай, когда «Коммерсантъ» сообщил министру об отставке. А деньги у нас были. На них, правда, тогда почти ничего нельзя было купить. У нас был тираж полмиллиона экземпляров, рекламы никакой не было, но было полмиллиона экземпляров, и их буквально расхватывали, поэтому деньги были. У меня в отделе, например, была практически открытая смета — если мне нужно было кому-то прибавить зарплату — проблем не было. Надо отдать должное Яковлеву, он знал, кому можно давать открытые сметы, а кому нельзя. Во всяком случае, в эти первые времена.

В те времена источники у нас были везде, и в ЦБ, и в Минфине, очень серьезные. У ребят, которые работали в «происшествиях», были просто классные источники и в силовых структурах, и в криминальных.

Наш читатель, пресловутый «новый русский», был придуман Яковлевым, наверное, через год, после того как стало понятно, что мы есть. После того как на Пятом съезде народных депутатов вся охрана Дворца съездов, на всех этажах, сидела и читала «Коммерсантъ». Помню, раз меня с приятелем забрали в милицию — он нарушил правила и не остановился на указания гаишника. Когда попросили показать документы и я показал корочку «Коммерсанта», дежурный с тоской в голосе сказал: «Ну что, писать про нас будете?» Мы поняли, что читатель у нас есть. Все-таки полумиллионный тираж для новой газеты — это показательно.

К концу 1990-го Яковлев уже искал кредиты, ездил во Францию, была его знаменитая телеграмма Ксении Пономаревой, когда французы дали кредит, «Пи*дец. Подписал». Потом, в «Коммерсанте-Daily», Яковлев довольно быстро все чужие доли выкупил — в Daily были очень хорошие обороты. Через год в Daily уже пошла такая реклама, что начались скандалы, выпускающие орали: «Зачем мне полоса рекламы, вы что, оборзели, у меня текст некуда ставить». Мы тогда не понимали, что это деньги. А вот у Володи в голове это было с самого начала, надо и тут отдать ему должное.

Во время путча, когда «Коммерсантъ» вообще-то знатно выступил (знаменитая «Общая газета» делалась у нас, на Хорошевке, 17), мой отдел как раз отдыхал. Яковлев сказал мне: «Вот подсчитай, какие убытки могут быть от этой истории». Я ответил: «Володь, что тебе считать, стоимость троллейбуса сожженного? Это ж детский сад. Тут все меняется, это тектоника, это не надо пока считать».

После лета [1991 года] стало понятно, что газета — коллективный организатор и пропагандист, но уже новый. И это совпало с ощущением того, что уже, слава Богу, есть все-таки другая страна. И, видимо, другой стране нужна другая печать, другие медиа. Это не только мы поняли, было еще и ТВ, конечно, программа «Взгляд», была «Независимая газета». Но «Независимая» была чисто политической газетой. А «Коммерсантъ-Daily» был газетой деловой и ориентировался на условный класс «новых русских», но не на красные пиджаки и золотые цепи, а на людей, которые перешли от странной экономики к рыночной.

В этих условиях Яковлев начал строить бизнес. Уже был издательский дом, у нас появились отдельная служба доставки, появилось рекламное агентство «Знак». Никита Голованов, наш арт-директор, тоже создал свою фирму, но все это в рамках издательского дома. Как раз тогда я ушел из газеты. Яковлев посадил меня проверять сметы новых подразделений ИД, радостно прокомментировав: «Вот, к тебе все хорошо относятся, теперь будут ненавидеть — как меня». Это он кокетничал, поскольку к нему все очень хорошо относились. Я к нему до сих пор отношусь хорошо, потому что Яковлев перевернул мою жизнь, забрал меня из сказочной советской отраслевой науки совершенно в другую жизнь. Сколько с ним ни скандалили, он был лидер, лидер признанный, не фальшивый. Он был формальный и неформальный лидер одновременно, это придает единство команде.

Я думаю, что, наверное, после года 1993—1994-го Яковлев уже текучкой вообще не занимался. Первые год-два он ежедневно смотрел, потом нет. Собственно газетой занимались мы, на третьем этаже. Все, что мы получали от Яковлева, это были просьбы написать об очередных нереальных достижениях Александра Павловича Смоленского и его банка «Столичный», который нас кредитовал. Я был вполне простодушно в этом смысле настроен, меня дико это раздражало, я пытался объяснять Володе, что стыдно газете с такой репутацией, когда открыто десятое отделение банка, давать это на первой полосе. Иногда он мог прочесть какую-то заметку… Но когда нужно было что-то важное написать, что-то очень тонко сделать, я всегда приходил к нему, мы садились вдвоем и делали. Но тематика, раскрутка — это все решалось у нас на третьем этаже. Шура Тимофеевский писал ему аналитические записки, он эти записки изучал, по поводу этих записок могли быть какие-то обсуждения и идеи. Что-то принципиальное, разумеется, решалось вместе с Яковлевым. Мы, например, не могли без Яковлева поменять структуру газеты. Но это вообще бывало крайне редко.

И ушел я еще при Яковлеве, потому что работать с [назначенным в 1997 году главным редактором Daily и шеф-редактором объединенной редакции ИД Рафом] Шакировым не хотел. Я говорил и говорю, что хитрость не всегда эффективная замена уму. Раф хотел делать такую живенькую газетку. На самом деле этого же хотел [гендиректор] Леня Милославский. Теперь понятно: Володя, видимо, готовился к продаже, ему нужно было больше тиражей. Я все время Милославскому предлагал, говорил: «Лёнь, хочешь живую газету, не проблема, давай на первой полосе слово «х*й» напишу, и она будет живой невероятно, тираж сразу подскочит».

Яковлев устал. При Милославском он вообще газетой, по-моему, не занимался. Последние пару лет он буквально заколебал всех своими медитациями — надо что-то решать, а он «энергию ловит». С другой стороны, все это его энергией, его умом было сделано, он имел право все это продать.

У меня тут есть очень четкий взгляд. Мы ведь боролись за то, что, раз у нас есть рыночная экономика, у нас есть рыночные правила. Если у газеты есть акционер, значит, он старший. Это правило. Другое дело, что мы, если не согласны, можем встать и уйти. А вести партизанскую работу с фигой в кулаке — это развлечение все-таки было для предыдущего периода нашей истории.

Записал Глеб Морев

Продолжение темы — интервью c владельцем «Коммерсанта» в 1999—2006 годах Борисом Березовским — читайте завтра

Ссылки

• Андрей Васильев: «Свободы слова не было, потому что за каждое слово надо отвечать», 23.10.2009
• Борис Березовский: «Покупая “Коммерсантъ”, я хотел сохранить все как есть», 22.10.2009
• Летучки: «КОММЕРСАНТЪ», 24.09.2009