О. К.: Нет, на самом деле история про «Русскую жизнь», по большому счету, как раз иллюстрирует ту историю, что журналиста читают журналисты. Потому что когда прошел слух, что журнал закрывают, пошли некрологи такого содержания, что прям даже было приятно их читать. Оказывается, как нас все любили. И при этом вот нас кто любил? Авторы «Слона», авторы «Ленты.ру», авторы OPENSPACE.RU и так далее. А выйдешь на улицу, спросишь, знают ли журнал «Русская жизнь», — нет, не знают.

Г. М.: Вопрос все-таки не только в том, как продавать, вопрос — что продавать. «Русская жизнь» — это один продукт, «Слон» — совсем другой.

Л. Б.: Там такая есть штука, не знаю, как у Олега, но у меня есть такая вещь: если трем людям это интересно, я буду это делать.

О. К.: Трем людям интересно, но опять же если трое людей какие-то ваши друзья-знакомые.

Л. Б.: Нет, судя по тому, откуда хосты, в основном незнакомые. Черт его знает.

О. К.: Слушайте, а почему в «Слоне», когда он стартовал, на морде была история «Медведев против Путина»? Я не говорю, что это джинса, но действительно было очень ангажировано, то есть в смысле, что вот не очевидно, что там борьба между командами Путина и Медведева.

Л. Б.: На самом деле это очень странная вещь, про кремлевские слухи… Там, если ты ходишь и разговариваешь с этими людьми, они все анонимные, всё, что они говорят, — это всегда вранье и всегда пиар. Они просто не говорят правду принципиально, и если ты добрался до одних, которые тебе сливали одно вранье, и не добрался по каким-то причинам (ты просто не знал, где их искать) до других, у которых есть контрвранье на это вранье, тогда твой текст будет выглядеть однобоко. Эти тексты надо уметь читать сейчас, как в 80-е или в 70-е годы надо было уметь читать газету «Правда». Текст из Кремля, где бы вы его ни увидели, Колесников ли это, или то, что Костя Гаазе притащил для «Слона», эти штуки, их надо читать со специфическим настроем, вы должны знать, что перед вами всегда вранье.

О. К.: Может быть, я сейчас, включу такую «барышню», если скажу, что это проблема журналистского сообщества, поскольку, если его часть — в лице и Колесникова, и Гаазе, и бог знает кого еще — соглашается, скажем, на такое хамское античеловечное поведение властей, то в итоге все и получается. И в итоге эта коррозия, поражающая прессу, ни до чего хорошего не доведет. Вот опять же модель «Русской жизни» — просто тупо от этого абстрагироваться и не замечать. Что тоже нехорошо, конечно.

Л. Б.: Нет, почему так тоже можно, эскапизм — это тоже круто, рано или поздно вы напишете «Хоббита», я уверен. И просто когда ты абстрагируешься, с этим все понятно, и это достойно уважения, это очень рабочая позиция. Но когда ты вынужден с этим иметь дело, тебе для этого надо быть в Кремле, например…

О. К.: Надо быть в Кремле и транслировать вранье?

Л. Б.: Да, ты должен. Просто понимаете, это вранье, если его не гнать, если его не ретранслировать, то тогда вообще ничего не будет поступать из-за стенки. И это гораздо страшнее.

О. К.: Почему?

Л. Б.: По этому вранью можно делать какие-то выводы и можно учиться.

О. К.: Но я знаю, что слухи о снятии Суркова регулярно придумывает сам Сурков. Это звучало бы хотя бы чуть-чуть по-другому, а не так, как звучало, потому что, когда газета «Взгляд» пишет, что «Слон» — это рупор группы…

Л. Б.: В тот день, когда вышли эти цитаты, которые Гаазе принес, мы были обгажены жестоко на сайте «Молодой гвардии», а одновременно на сайте радиостанции «Свобода». Одни наехали за антикремлевство на нас, другие, наоборот, за про-. А еще у нас есть два колумниста, у нас есть колумнист Виталий Иванов, а есть колумнист Владимир Милов. Один, значит, аццкий охранитель, которого я не могу читать без тошноты, а другой такой же аццкий либерал. Там еще не тошнит, но еще чуть-чуть он надавит — и точно вытошнит.

О. К.: Это, Леонид, у вас сейчас такой неофитский восторг, потому что мы как-то привыкли…

Г. М.: Вы же, Олег, давно их читаете!

О. К.: Да, мы давно их читаем; грубо говоря, вот три года назад это было бы забавно, а сейчас так кажется только вам, потому что вы только деловую прессу читали в последние годы.

Г. М.: Там другая проблема интересная. Вот вы, Леонид, как редактор ставили тему «Медведев vs. Путин» — а тут весь вопрос в том, есть ли, собственно, этот versus? А вы ставите его в качестве утверждения, тем самым уже играете на определенную партию в этом споре. Потому что реальность этого противостояния надо еще доказать, она еще не всем очевидна.

О. К.: И не факт, что она есть.

Л. Б.: Да, ну так ведь мы на «Слоне» фактами-то вообще не занимаемся, у нас про мнения сайт.

Г. М.: Очень, кстати, интересна ваша эволюция. Как я понимаю, несколько лет назад, если я правильно помню и правильно интерпретирую вашу точку зрения, вас мнения журналистов не очень интересовали.

Л. Б.: Ну, у каждого проекта есть своя история, и своя какая-то легенда, и свои правила. Каждый проект делается в расчете на определенный результат, в каком-то могут быть правила такие, что не надо мнений, в каком-то, наоборот, могут быть правила, что, кроме мнений, не надо ничего.

О. К.: И каждый раз вы горячо доказываете, что именно такая модель имеет право на существование.

Л. Б.: Это мой продукт, я его продаю.

Г. М: Сейчас вы мнения считаете более востребованными, чем факты?

Л. Б.: Я считаю, что факты никогда не перестают быть востребованными, и, собственно, мнений никаких не может быть, если они не основаны на фактах. Но сами по себе факты и мнения, основанные на фактах, — это два разных товара.

О. К.: Медведев против Путина — это факт или не факт?

Л. Б.: Это мнение.

О. К.: Основанное на чем?

Л. Б.: Основанное на шумах из разнообразных кремлевских отверстий. К сожалению, у нас оттуда никакой другой информации нет, и у вас нет, и ни у кого нет. Надо сказать, что вся наша команда и большая часть людей, которые работают в «Слоне», многие из которых работали до этого в Newsweek, Forbes, SmartMoney, в «Ведомостях», — мы никогда в жизни не работали на государство и не начали сейчас, что само по себе, на мой взгляд…  сейчас этим можно даже хвастаться. Вот и в этом смысле у нас ни эволюции взглядов, ни эволюции техники профессиональной — ничего этого не случилось, мы так всегда делали.