Было ли в таком случае у Владимира Соловьева право разглашать ее детали? Не исключено, что впоследствии пресс-служба МП сможет официально опровергнуть те или иные слова Владимира Соловьева. Ведущий, не будучи специалистом в некоторых обсуждаемых на встрече вопросах и не имея возможности точно записать речь патриарха, мог ведь что-то не так расслышать, неправильно понять или просто напутать.

Насколько такое возможно в случае с Соловьевым — как и с любым другим человеком, в особенности если он далек от церковной тематики и пришел без диктофона, — видно по его же рассказу. Церковные облачения он называет одеяниями, разрешение на служение — «открепительной грамотой», патриарха — Святейшеством, причем в среднем роде: «Святейшество не провело и недели жизни в этой квартире». Отвечая в ходе той передачи на вопросы слушателей, Соловьев заявляет: «Нигде не написано, что Иисус Христос ходил в рубище, был нищенствующим». Он также отчего-то уверен, что Христос «позволял себе богатым, дорогим маслом, очень дорогим по тем временам, обрабатывать волосы» — очевидно, путая Спасителя с той женщиной, которая умастила драгоценным миром ноги Христа, действительно пользуясь при этом, как инструментом, волосами — но только своими. Он тут же рекомендует всем повнимательнее читать Евангелие — хотя при внимательном чтении слушатели точно опровергли бы его слова.

Но стоит ли придираться? Есть темы более глобальные и важные. «Мы говорили о многом. Мы говорили о проблемах духовности. Мы говорили о том, что Церкви необходимо заниматься миссионерской деятельностью», — сообщает Владимир Соловьев. И дальше: «Мы говорили очень много — о кризисе духовности, об озлоблении в обществе, о нежелании людей следовать закону, в том числе закону моральному. Мы говорили о трагедии деградации русского языка и необходимости возвращения, наверно, лучших образцов Церкви».

Увы, подробностей обсуждения этих высоких и важных тем Соловьев не дает. Детально он останавливается на вопросах более земного свойства, которые формулирует так: «Например, первое: что Русская православная церковь — это алкогольно-табачный ярлык, который висит на Церкви. Второе — это почему у патриарха часы за 30 тысяч долларов? Третье — что это там с квартирой?»

«Алкогольно-табачный ярлык» для Владимира Соловьева дело прошлое и давно решенное — с патриархом он обсуждает дела более актуальные, касающиеся его собственности, и тут мы узнаем нечто новое, доселе прессой не обнародованное.

Оказывается, до получения квартиры в Доме на набережной патриарх (тогда еще, вероятно, митрополит) Кирилл жил по адресу «сосновый бор, деревянный дом». И все — без уточнений, если не считать приведенного рассказа о реплике Ресина: «Гм, в этой развалюхе?» Звучит совершенно как «келья под елью».

Оказывается, «началась проверка по лишению сана Шевченко» — именно это мешало и мешает патриарху встретиться с соседом, ответчиком по делу о порче его имущества, лично.

Оказывается, в Доме на набережной проживает не только личная библиотека патриарха и его троюродная сестра, а целых три троюродные сестры.

Новые факты, однако, мало что проясняют. Непонятно, когда была владыкой Кириллом получена квартира в пристройке на крыше Дома на набережной — дат в разговоре вообще никаких не называется. Фигурируют Ресин как инициатор ее получения и подпись Ельцина на постановлении о ее выдаче, при этом дело происходит «до приватизационных схем». Впоследствии — не ясно, когда и в каком сане, — патриарх ее приватизирует. Но через пару абзацев собственницей квартиры оказывается уже его сестра.

Непонятно, как следует понимать слова патриарха, которому Ресин некогда предлагал, как вариант, купить квартиру получше: «На тот период вообще не было таких денег». Значит ли это, что в другой период они у него бывают?

На смелый вопрос Соловьева — почему соседа, нанесшего в ходе ремонта ущерб находящемуся в патриаршей квартире имуществу, нельзя было простить — патриарх отвечает: «Такой вариант всегда был, но это тоже было бы некорректно». Почему некорректно? Но Соловьеву такого ответа, видимо, достаточно, для нас же это остается загадкой.

Есть и совсем загадочные места. Что, например, означают слова о дьяконе Андрее Кураеве, что «он как бы не внутри структуры структур»? Что это за таинственная структура структур в составе Московской патриархии?

От некоторых моментов пробирает дрожь. Что это за «страшное столкновение Климента и Кирилла, которое могло закончиться как угодно»? Как же? Намек звучит так грозно, что лучше не додумывать.

Сам патриарх в интерпретации Соловьева тоже выглядит несколько странно.

Он случайно обнаруживает среди поднесенных ему даров дорогие иностранные часы. Сам-то он носит недорогие отечественные, тоже подарок — от президента Медведева. И просто не знает, куда эти дорогие иностранные деть — пользоваться не пользуется, а передаривать неудобно. Так, значит, и лежат часы в коробке мертвым грузом? Может, там, среди подарков, найдется еще что-то ценное? И всем этим добром можно как-то на благо Церкви распорядиться? Этого Соловьев с патриархом либо не обсуждает, либо не сообщает нам.

Патриарх Кирилл в пересказе Соловьева неоднократно подчеркивает, что дистанцировался и от экспертизы, и от судебного дела по поводу квартиры. Но затем вдруг оказывается, что он осведомлен и об исковых требованиях, и о сокращении суммы иска, и о двойной и одинарной очистке книг, и о единственном в стране институте, который мог провести экспертизу в данном случае. Отметаются глупости о пресловутой нанопыли — «не очень удачный термин». Является термин более точный и удачный — «мелкодисперсная взвесь, которая въелась в некий радиоактивный фон».

Впрочем, неясно — этот термин исходит из уст самого патриарха или от его собеседника? Как, собственно, и все остальное.

«Каждый раз, когда разговариваешь с Его Святейшеством, получаешь советы, которые базируются на постулатах, это всегда не случайный ответ», — свидетельствует Владимир Соловьев. Если мы принимаем эти слова на веру, то придется сделать вывод, что источником невнятиц и нестыковок является не патриарх, а сам Соловьев. Он завершает свой рассказ словами: «Надеюсь, вам стало чуть-чуть понятней». Но, похоже, беседа вызовет у общественности только новые недоумения и вопросы.

«Особенно ранит душу патриарха то, что люди не пытаются разобраться», — замечает Соловьев. С этим трудно спорить. Но непонятно: почему бы тогда не дать людям возможности разобраться?