Соловьев и патриарх: нереальные ощущения

Похоже, беседа журналиста с предстоятелем РПЦ вызовет у общественности только новые недоумения и вопросы

Имена:  Владимир Соловьев · Патриарх Кирилл

«Церковь пошла на контакт с обществом» — так озаглавлен сюжет вчерашней утренней радиопередачи «Полный контакт» на радиостанции «Вести FM». В ней ведущий Владимир Соловьев рассказал о своей беседе с патриархом Кириллом и частично пересказал ее содержание.

Сам формат этого разговора настолько необычен, что требует, по-моему, некоторого осмысления.

Об обстоятельствах беседы известно немного. Со слов Соловьева мы узнаем, что она состоялась накануне передачи, то есть 28 марта, в рабочей резиденции патриарха в Чистом переулке и что для ведущего это большая честь. Но кто был инициатором? Просил ли Соловьев об интервью? Почему разговор с теле- и радиоведущим не был записан?

По отзывам Соловьева, «когда беседуешь со Святейшеством, то удивляешься, насколько у него глаз горит, насколько он живой, насколько он глубокий, ощущения нереальные!» Почему же телезрителям не дали испытать эти ощущения? Почему радиослушателям не позволили услышать патриарха и «насладиться его потрясающей русской речью», о которой так эмоционально свидетельствует его собеседник?

Ответа нет. Видимо, это решение самого предстоятеля РПЦ. Владимир Соловьев сообщает только: «Я жалел, что нет микрофонов и нет возможности записать эту беседу» — но никак не объясняет, почему.

Нам остается довольствоваться фактами: Церковь в лице патриарха пошла на контакт с обществом в лице Владимира Соловьева, решив именно ему ответить на некоторые назревшие у общества в последнее время вопросы.

Значит ли это, что официальные спикеры РПЦ с этой задачей не справились? Председатель Синодального информационного отдела РПЦ Владимир Легойда высказался несколько общо, назвав недавние публикации прессы об истории с квартирой патриарха в Доме на набережной «очередным примером грязных пиар-технологий». Удовлетворить общество, у которого после этих публикаций появились конкретные вопросы, это никак не могло. Руководитель пресс-службы Московской патриархии протоиерей Владимир Вигилянский, беседуя с участниками семинара, состоявшегося в Москве 25 марта в рамках программы «Религия, общество и безопасность», и вовсе отказался вдаваться в детали, сославшись на неприкосновенность частной жизни патриарха. Что тоже звучит не совсем убедительно. Патриарх — фигура публичная, играет в обществе заметную роль, а информация о наличии у него дорогостоящей собственности, а также имущественных претензий к соседу — в сочетании с информацией о том, что по церковным канонам монах имуществом владеть не должен, — вызывает вопросы, требующие как минимум пояснений.

«Мы говорили о том, что, к сожалению, люди, говорящие от лица Церкви, зачастую это делают ужасающе и бросают тень на сами церковные идеи», — сообщает о своей беседе с патриархом Владимир Соловьев. Это многое объясняет, хотя непонятно, чье именно это мнение — только Соловьева или патриарха тоже.

Так или иначе — хорошо, что патриарх Кирилл, сочтя заявления своих пресс-служб недостаточными, предпочел объясниться по ряду щекотливых вопросов лично. Чего можно было бы ожидать от него в такой ситуации? Выпуска подробного пресс-релиза. Интервью — либо официальным церковным изданиям, либо государственному телеканалу или даже нескольким ведущим телеканалам. Пресс-конференции, наконец.

Но ничего этого не происходит. Происходит частная беседа — без микрофонов, с глазу на глаз с телерадиоведущим Владимиром Соловьевым.

Чем объяснить выбор собеседника? Соловьев не специализируется ни по судебным вопросам, к которым относится пресловутое дело с квартирой в Доме на набережной, ни по религиозным темам. Он не является ни православным, ни даже христианином — что в своем рассказе о встрече с патриархом неоднократно подчеркивает. Хотя его первый роман и носит название «Евангелие от Соловьева».

Возможно, советники патриарха не удосужились заглянуть на сайт Соловьева, где в разделе «творчество» с этой книгой можно сразу и ознакомиться, причем первые же ее строки говорят как минимум о неортодоксальном взгляде ее автора на христианство. Хотя, возможно, советников привлекли на этом сайте названия других литературных произведений Соловьева: «Мы — русские, с нами Бог!», «Враги России» или «Путин. Путеводитель для неравнодушных».

Возможно, Соловьев просто нравится патриарху Кириллу как ведущий? Или сочтен его советниками популярным и потому — подходящим собеседником? Нам остается только гадать. В конце концов, ни окружение патриарха, ни сам он, будучи предположительно далекими от шоу-бизнеса, не обязаны разбираться в послужном списке, извилистом творческом пути и репутации нецерковного журналиста. Доверие, оказанное Святейшим патриархом нецерковному журналисту, выглядит только симпатично. Это можно понять так, что патриарх, во-первых, открыт к диалогу с представителями разных общественных слоев, а во-вторых — не страшится говорить на острые темы с журналистом из, так сказать, вневедомственной прессы.

Православные собеседники, испытывая пиетет перед предстоятелем, наверняка постеснялись бы задавать неудобные вопросы. А вот Владимир Соловьев не постеснялся спросить ни про часы, ни про квартиру, ни про нанопыль.

В литературе этот прием называется «ненадежный свидетель». С одной стороны, человек не в теме, его неангажированность — как бы лишнее доказательство подлинности его свидетельства. С другой — будучи не в теме ни по части деталей дела, ни по части православия, церковного устава, внутрицерковных дел и отношений, он не задаст слишком уж конкретных и неудобных вопросов.

То есть получилось несколько степеней отстраненности: ненадежный свидетель, непрямая речь, отсутствие записей беседы да еще и неофициальный ее характер. Все это настолько необычно и странно, что публика вполне могла бы предположить, что Соловьев вообще это придумал. Но сегодня руководитель пресс-службы Московской патриархии Владимир Вигилянский официально подтвердил, что такая беседа состоялась и длилась больше часа. Однако комментировать ее содержание официально отказался, сославшись на то, что она была частной. 

{-page-}

 

Было ли в таком случае у Владимира Соловьева право разглашать ее детали? Не исключено, что впоследствии пресс-служба МП сможет официально опровергнуть те или иные слова Владимира Соловьева. Ведущий, не будучи специалистом в некоторых обсуждаемых на встрече вопросах и не имея возможности точно записать речь патриарха, мог ведь что-то не так расслышать, неправильно понять или просто напутать.

Насколько такое возможно в случае с Соловьевым — как и с любым другим человеком, в особенности если он далек от церковной тематики и пришел без диктофона, — видно по его же рассказу. Церковные облачения он называет одеяниями, разрешение на служение — «открепительной грамотой», патриарха — Святейшеством, причем в среднем роде: «Святейшество не провело и недели жизни в этой квартире». Отвечая в ходе той передачи на вопросы слушателей, Соловьев заявляет: «Нигде не написано, что Иисус Христос ходил в рубище, был нищенствующим». Он также отчего-то уверен, что Христос «позволял себе богатым, дорогим маслом, очень дорогим по тем временам, обрабатывать волосы» — очевидно, путая Спасителя с той женщиной, которая умастила драгоценным миром ноги Христа, действительно пользуясь при этом, как инструментом, волосами — но только своими. Он тут же рекомендует всем повнимательнее читать Евангелие — хотя при внимательном чтении слушатели точно опровергли бы его слова.

Но стоит ли придираться? Есть темы более глобальные и важные. «Мы говорили о многом. Мы говорили о проблемах духовности. Мы говорили о том, что Церкви необходимо заниматься миссионерской деятельностью», — сообщает Владимир Соловьев. И дальше: «Мы говорили очень много — о кризисе духовности, об озлоблении в обществе, о нежелании людей следовать закону, в том числе закону моральному. Мы говорили о трагедии деградации русского языка и необходимости возвращения, наверно, лучших образцов Церкви».

Увы, подробностей обсуждения этих высоких и важных тем Соловьев не дает. Детально он останавливается на вопросах более земного свойства, которые формулирует так: «Например, первое: что Русская православная церковь — это алкогольно-табачный ярлык, который висит на Церкви. Второе — это почему у патриарха часы за 30 тысяч долларов? Третье — что это там с квартирой?»

«Алкогольно-табачный ярлык» для Владимира Соловьева дело прошлое и давно решенное — с патриархом он обсуждает дела более актуальные, касающиеся его собственности, и тут мы узнаем нечто новое, доселе прессой не обнародованное.

Оказывается, до получения квартиры в Доме на набережной патриарх (тогда еще, вероятно, митрополит) Кирилл жил по адресу «сосновый бор, деревянный дом». И все — без уточнений, если не считать приведенного рассказа о реплике Ресина: «Гм, в этой развалюхе?» Звучит совершенно как «келья под елью».

Оказывается, «началась проверка по лишению сана Шевченко» — именно это мешало и мешает патриарху встретиться с соседом, ответчиком по делу о порче его имущества, лично.

Оказывается, в Доме на набережной проживает не только личная библиотека патриарха и его троюродная сестра, а целых три троюродные сестры.

Новые факты, однако, мало что проясняют. Непонятно, когда была владыкой Кириллом получена квартира в пристройке на крыше Дома на набережной — дат в разговоре вообще никаких не называется. Фигурируют Ресин как инициатор ее получения и подпись Ельцина на постановлении о ее выдаче, при этом дело происходит «до приватизационных схем». Впоследствии — не ясно, когда и в каком сане, — патриарх ее приватизирует. Но через пару абзацев собственницей квартиры оказывается уже его сестра.

Непонятно, как следует понимать слова патриарха, которому Ресин некогда предлагал, как вариант, купить квартиру получше: «На тот период вообще не было таких денег». Значит ли это, что в другой период они у него бывают?

На смелый вопрос Соловьева — почему соседа, нанесшего в ходе ремонта ущерб находящемуся в патриаршей квартире имуществу, нельзя было простить — патриарх отвечает: «Такой вариант всегда был, но это тоже было бы некорректно». Почему некорректно? Но Соловьеву такого ответа, видимо, достаточно, для нас же это остается загадкой.

Есть и совсем загадочные места. Что, например, означают слова о дьяконе Андрее Кураеве, что «он как бы не внутри структуры структур»? Что это за таинственная структура структур в составе Московской патриархии?

От некоторых моментов пробирает дрожь. Что это за «страшное столкновение Климента и Кирилла, которое могло закончиться как угодно»? Как же? Намек звучит так грозно, что лучше не додумывать.

Сам патриарх в интерпретации Соловьева тоже выглядит несколько странно.

Он случайно обнаруживает среди поднесенных ему даров дорогие иностранные часы. Сам-то он носит недорогие отечественные, тоже подарок — от президента Медведева. И просто не знает, куда эти дорогие иностранные деть — пользоваться не пользуется, а передаривать неудобно. Так, значит, и лежат часы в коробке мертвым грузом? Может, там, среди подарков, найдется еще что-то ценное? И всем этим добром можно как-то на благо Церкви распорядиться? Этого Соловьев с патриархом либо не обсуждает, либо не сообщает нам.

Патриарх Кирилл в пересказе Соловьева неоднократно подчеркивает, что дистанцировался и от экспертизы, и от судебного дела по поводу квартиры. Но затем вдруг оказывается, что он осведомлен и об исковых требованиях, и о сокращении суммы иска, и о двойной и одинарной очистке книг, и о единственном в стране институте, который мог провести экспертизу в данном случае. Отметаются глупости о пресловутой нанопыли — «не очень удачный термин». Является термин более точный и удачный — «мелкодисперсная взвесь, которая въелась в некий радиоактивный фон».

Впрочем, неясно — этот термин исходит из уст самого патриарха или от его собеседника? Как, собственно, и все остальное.

«Каждый раз, когда разговариваешь с Его Святейшеством, получаешь советы, которые базируются на постулатах, это всегда не случайный ответ», — свидетельствует Владимир Соловьев. Если мы принимаем эти слова на веру, то придется сделать вывод, что источником невнятиц и нестыковок является не патриарх, а сам Соловьев. Он завершает свой рассказ словами: «Надеюсь, вам стало чуть-чуть понятней». Но, похоже, беседа вызовет у общественности только новые недоумения и вопросы.

«Особенно ранит душу патриарха то, что люди не пытаются разобраться», — замечает Соловьев. С этим трудно спорить. Но непонятно: почему бы тогда не дать людям возможности разобраться?