— Но, может быть, стоит показать на нашем телевидении документальный фильм, произведенный BBC и каналом History Channel «История Британии». В этом фильме только одна говорящая голова — историк Саймон Шама, почти нет хроники, очень много портретов, фотографий и пейзажей. И фильм этот смотрится на одном дыхании. Он проглатывается как самый захватывающий детектив — в одно мгновение. И тогда у нас поймут, что можно не только сделать, но и смотреть фильм с «говорящей головой».

— Наверное. Вообще, в реакции публики огромную роль играет привычка, насмотренность.

— В «Истории Британии» поле битвы при Гастингсе с пасущимися овцами производит сильное впечатление. Не менее сильное, чем инсценировки боев. Но есть еще один момент. Да, фильм «Отдел» посмотрело пять процентов телеаудитории, для канала «Культура» это большая цифра. Однако же тон на российском телевидении в показе документальных фильмов задает «Первый канал» и фильмы Леонида Парфенова. Как-то это повлияло на вас, когда вы делали свой фильм, или нет? Или, того хуже, давило?

— Да никак не повлияло. Я ему не подражал и от него не отталкивался. Хотя с отстраненным уважением отношусь к тому, что он делает. Беда не в его стилистике, а в том, что половина журналистов от культуры, особенно в регионах, пытается его копировать. Но так, как Парфенов, они не сделают, а сами собой не станут. А мне все равно, как принято делать. Важно, какую стилистику диктует материал.

— Тогда получается, что Парфенов, сам того не ведая, своим блестящим фильмом, например о Пушкине, в какой-то мере не позволяет профессионалам стать самими собой?

— Ну да. Только претензии тут надо предъявлять не Парфенову. А тем, кто ему подражает.

— Скажите, а трудно удержаться и не повторить, не скопировать то, что делает Парфенов?

— Проще не бывает. Иди своей дорогой, и все тут.

— А хотелось бы, чтобы было больше эффектов и больше денег для фильма?

— Больше денег для большего количества командировок, для более кропотливых съемок — да, конечно, хотелось бы. Но я не могу сказать, что денег было мало. В этот раз их было достаточно. Не хватало не денег, а времени.

Однако если вы про докудраму — нет, я бы не хотел делать докудраму. Я думаю, что в России этот жанр не пойдет.

— Почему?

— Не знаю. В Америке идет, а в России нет. Потому что в России надо снимать либо хорошее документальное, либо хорошее художественное кино, либо никак. А зачем снимать с хорошими актерами плохое полухудожественное кино? Докудрама — это плохое художественное кино. Уже не документалистика, еще не блокбастер.

— Возможно, что так. Хотя, с другой стороны, если бы не было фильма Алексея Пивоварова об операции под Ржевом, то мы бы так и не знали подробностей об этих событиях Второй мировой.

— Фильм про Ржев — это очень хорошая работа. Однако там есть только отдельные элементы докудрамы. Там нет сквозного героя, которого играет актер, там просто есть массовка, с помощью которой масштабно иллюстрируется рассказ о событиях. Согласитесь, что это скорее традиционная реконструкция, которая используется во многих документальных фильмах. Просто она очень хорошо и дорого сделана.

Но согласитесь, опять же, что, снимая фильм об интеллектуалах, я не могу позволить себе никакую инсценировку. Представьте, что я воссоздаю мастерскую Эрнста Неизвестного, сажаю туда актера, играющего Неизвестного, и актера, играющего Мераба Мамардашвили. Снимаю их философские беседы — да не дай Бог! Или в квартире Замошкиных покажу актеров, выпивающих водку и виски, разговаривающих о высоком. Про водку и виски они будут понимать все, а про высокое — ничего.
Лучше я дам людям, что в этом участвовали, быть рассказчиками в фильме. Мне самому такой подход гораздо интереснее.

— Но все-таки почему в России не приживется докудрама? Это из-за нашей истории или что-то еще?

— Не знаю. Вот почему проект ACADEMIA пять лет назад вряд ли состоялся бы, а сейчас идет у молодого зрителя на ура? У меня нет полного ответа на этот вопрос.

— Может быть, наступило новое безвременье?

— А я отвечу, что просто ветер подул в другую сторону. Сформировалась клубная культура нового поколения. Они привыкли к тому, что на клубных тусовках можно и лекцию послушать, и умного человека узнать. Я бы не стал это связывать напрямую с политикой.

— А что потом? Что собираетесь делать после этого фильма?

— Не знаю, пока не знаю. Заметьте, что про «Отдел» я ни звука не произнес, пока он не был смонтирован и сдан на канал. Что я точно не стану делать, так это повторять «Отдел» в том или ином виде. Рассказывать о других кругах, о других слоях, которые по схожему принципу объединялись и выживали. Это получится просто клонирование приема.

— И все-таки, есть ли у канала «Культура» какие-то планы, относящиеся к документальному кино?

— Это вопрос не ко мне.

— А к кому? К [главному редактору канала «Культура» Сергею] Шумакову?

— Да, к Шумакову.

— Но Шумаков не дает интервью, почему?

— Спросите у Шумакова. Откуда мне знать? Я ведь и на канале-то никогда не работал, а делал по заказу «Культуры» свои проекты в разных продюсерских центрах.

— Но неужели вам не хотелось бы работать на таком канале?

— А зачем, если можно работать для него? Гораздо лучше иметь люфт, чтобы, например, не спрашивая разрешения у непосредственного руководителя, сесть в самолет и улететь куда-то. Вышка, где я преподаю, позволяет мне часть года преподавать, часть года быть свободным. Просто можно так распределить время. И не носить галстук.

— Носить галстук — это так серьезно для вас?

— Да могу я носить галстук. Я просто не хочу ходить в присутствие.

Четыре года я в «Известиях» был начальником. Приходил к десяти утра, а в десять вечера уходил из редакции. Шесть дней в неделю. Всегда заранее знал, что буду делать в следующие 15—20 минут. Один раз в жизни можно себе это позволить, а вот второй — зачем? Поэтому, по-моему, люди, работающие на канале «Культура», с которыми я взаимодействую, совершают подвиг. Подвиг самоотречения.

— Ясно. О будущем будем спрашивать Шумакова, а когда появится новый проект — будем спрашивать еще и у вас.

— Да. Понимаете, в чем все дело, невозможно обсуждать будущее. Оно то ли есть, то ли его нет. Можно обсуждать только настоящее. И прошедшее. Желательно прошедшее недавно.

Рецензию на сериал «Отдел» читайте на OPENSPACE.RU завтра