Он родился в 1927 году в Витебске. Был студентом в Гродно, сдружился с Алексеем Карпюком, впоследствии известным белорусским писателем-нонконформистом, и Василем Быковым (об обоих он пишет в новой книге) ¹. Был обвинен в идеологически неверной позиции и сбежал в Ленинград, чтобы не подставлять комсомольскую организацию пединститута. В Ленинградском университете учился на филфаке у Владимира Проппа, который благословил его на дальнейшую научную деятельность, и одновременно на истфаке, который в итоге и закончил. Послал в ЦК ВКП(б) работу с обличением языковой теории Николая Марра. Статья студента, поговаривали, понравилась Сталину — тот как раз собирался ниспровергнуть фантастический «марризм», чтобы заменить его своим собственным учением о языке — как водится, всепобеждающим. Однако никакой пользы Клейну похвала диктатора (даже если она была высказана на самом деле) не принесла: как еврею и как слишком самостоятельно мыслящему человеку ему не позволили поступить в аспирантуру; он работал учителем сначала под Ленинградом, потом в Гродно. Когда же Клейну все же разрешили заниматься наукой, в 1957 году, он стремительно стал наверстывать то, чего был лишен в предыдущие годы: статьи, книги, экспедиции, раскопки, открытия, международное признание.

Пропп сравнивал сказки и ритуалы разных народов, Марр проводил масштабное сопоставление разных языков, хотя и приходил, в отличие от Проппа, к нелепым выводам. Учеба у Проппа и полемика с Марром привили Клейну вкус к сопоставлению памятников далеких друг от друга цивилизаций, которые могут использовать сходные ритуалы — например, погребальные. В археологию Клейн вошел сразу как теоретик и систематизатор, который видит в материале, добытом раскопками, необходимую основу для построения общих теорий.

Самая масштабная концепция Клейна была создана в начале 1970-х; она объясняла, почему на одной территории могут последовательно сменять друг друга разные цивилизации. Клейн описал этот процесс с помощью актуальных в те годы семиотики и теории информации — как следствие разрывов в понимании мира между разными поколениями. Из сегодняшнего дня легко заметить, что эта новаторская для своего времени теория является прямой реакцией на «близкий» исторический контекст (при том что имеет и большую объяснительную силу): история России в ХХ веке дает множество примеров того, как родители и дети принадлежали к разным цивилизациям.

С самого начала Лев Клейн научился существовать в советском научном поле на грани дозволенного, тщательно удерживаясь от того, чтобы переходить эту грань. О приемах, которыми он пользовался, ученый честно рассказывал в своих сочинениях 1990—2000-х годов, в новой книге об этом тоже есть. Например, в 1960 году Клейн решил посягнуть на «священную корову» сталинистской историографии Древней Руси — антинорманизм. Тогда принудительно полагалось думать, что восходящая к летописям версия о том, что первыми правителями Руси были варяги-норманны — вредная, фашистская и не имеет под собой никаких фактических оснований. Клейн написал книгу, в которой очень осторожно доказывал, что «варяжская» версия не обязательно влечет за собой расистские выводы (то есть умозаключение, что древние русичи не были способны к государственному управлению, раз решили призвать варягов). Почти тогда же, в 1963-м, студент истфака МГУ Андрей Амальрик (впоследствии диссидент, драматург и социолог) написал курсовую работу «Норманны и Киевская Русь», где высказался в пользу «норманизма» более резко и определенно — за что и вылетел из университета. Книгу Клейну выпустить не удалось (она ходила в самиздате и была опубликована только в 2007 году), однако на основе высказанных в ней идей он организовал в ЛГУ Славяно-варяжский семинар, который действовал много лет.

По словам Клейна, борьба с официальным «антинорманизмом» была для него важна не только как борьба против использования националистической риторики в науке, но и потому, что обсуждение «норманизма» позволяло заново поставить вопрос о теоретических основах советской археологии, которая в действительности многое некритически взяла от главного немецкого «норманиста» Косинны. Разумеется, и такая методологическая рефлексия выглядела в советских условиях как политический демарш.

Археология — наука коллективная, для решения поставленных в ней задач нужны экспедиции, от каждой поездки остается свой «непереводимый итальянский фольклор». Поэтому в книге Клейна много научных баек, хорошо выражающих свободный дух, свойственный сложившейся вокруг него группе единомышленников. Например, история о том, как в 1965 году в Ростовскую область по приглашению образованного подростка (!) приехал Тур Хейердал, которого тут же повезли в степь на раскопки к Клейну, но сначала была торжественная встреча, и главный местный функционер начал свою речь со слов: «Дорогой господин Хер Туйердал!» Или, например, о том, как в 1974 году на Клейна со товарищи написал донос некий профессор МГУ (имя в книге приведено, как и текст доноса), который, указывая на «норманистские» взгляды археолога и его учеников, обвинил их в антипатриотизме и отказе от марксизма-ленинизма. Письмо разбиралось на парткоме истфака, но последствий не имело, после чего в археологических кругах разошлась эпиграмма (уж не Клейном ли написанная?): «Не та, не та теперь эпоха! / Как про варягов ни толкуй, / Врагам твоим не будет плохо — / На твой донос положат крест» ².

Его все-таки арестовали — в 1981 году, когда в Ленинграде сажали не только явных диссидентов, но и просто инакомыслящих. Обвинения предъявлялись разные: Константину Азадовскому подбросили наркотики, Арсению Рогинскому инкриминировали подделку документов. Клейн был обвинен в гомосексуальных отношениях, которые в СССР считались уголовным преступлением. Брошенный в камеру с уголовниками, первые несколько суток Клейн провел без сна, держа наготове заточенную ложку, сказав, что первого, кто попробует его «опустить», он убьет. После чего уголовники, по словам Клейна, разобрали его дело «по понятиям» и сочли, что ученого подставили по политическим причинам.

В постсоветское время Клейн охотно давал интервью журналам типа Queer, но всякий раз оговаривал, что выступает как исследователь-антрополог, а о своей личной жизни ничего говорить не будет, так как «о вкусах не спорят, а проблема гомосексуальности — это вкус, возведенный в идеологию»; а кроме того, «бытующее деление на “голубых” и всех остальных — это лишь... стереотип, клише. В реальности есть широкий диапазон чувствований, континуум, скользящая шкала переходов». Как уже сказано, из размышлений о гомосексуальности выросла серия книг, а еще, добавлю, общий интерес Клейна к антропологии, который удалось реализовать тоже в 1990-е.

Даже заключение стало для него интеллектуально стимулирующим событием: после освобождения Клейн написал и в начале 1990-х опубликовал ³ нашумевшую тогда книгу «Перевернутый мир», где доказывал, что устройство и мировосприятие криминальных сообществ весьма напоминает организацию первобытных племен, как ее реконструировали антропологи.

Лишенному ученых степеней Клейну пришлось писать вторую докторскую диссертацию и защищаться еще раз. В 1990-е Клейн стал одним из основателей Европейского университета в Петербурге, объездил полмира и преподавал в ведущих западных университетах.

Напоследок хочется сказать спасибо Сергею Эрлиху за то, что уговорил Клейна подготовить эту замечательную книгу, нашел деньги на ее издание и за интереснейшие разговоры с автором — их стенограммы позволяют узнать об авторе то, что остается за кадром в остальных главах. Серия мемуаров, в которой вышла новая книга, называется «Настоящее прошедшее».

Клейн Л.С. Трудно быть Клейном. СПб.: Нестор-История, 2010
__________________________

¹ О гродненском периоде в жизни семьи Клейн вспоминает и родной брат археолога — Борис Клейн, который сначала был прокурором, а потом стал историком Коммунистической партии Западной Белоруссии — организации, с советской точки зрения, сомнительной: в 1938 году партию принудительно расформировал Коминтерн, а после вторжения советских войск в Польшу многие члены КПЗБ были репрессированы. Борис Клейн в 1968 году высказал несогласие с вторжением войск Варшавского Договора в Чехословакию и был исключен из КПСС, потом с трудом восстановлен. С 1992-го живет в США, много печатается как публицист — преимущественно об отношении к евреям в России, в 2008 году вышли его собственные мемуары «Недосказанное. Имена» (Минск, издательство «Лимариус»). Сопоставление воспоминаний двух Клейнов производит сильное впечатление: родные братья очень по-разному описывают свою общую молодость. Лев Клейн пишет о Борисе нервно, с удивительной смесью раздражения и сочувствия, а Борис упоминает Льва, кажется, всего один раз, и то в придаточном предложении.

² Сохранен курсив Л.С. Клейна.
³ Под псевдонимом Лев Самойлов.