«Отпечатки». Выпуск 4

Сабуров, Воденников, Медведев, Кенжеев, Волчек, Федоров, Дашевский, Фанайлова и все-все-все на архивных фотографиях из клуба «Проект ОГИ»

Это не совсем обычный выпуск «Отпечатков». Он составлен из фотографий, нашедшихся в архивах очень разных людей. Мы хотели бы поблагодарить их всех — и тех, кто снимал, и тех, кто сохранил снимки. Мы завели на своей странице в Facebook специальный альбом — и очень надеемся, что вы дополните собранный нами архив. Тем более что в этом материале мы сконцентрировались почти исключительно на литературе — а кроме чтений в «Проекте ОГИ» происходило много всякого.


«Эпоха ОГИ» закончилась, в сущности говоря, довольно давно — и последние несколько лет существования клуба протекали скорее уже в Плероме, в каком-то посмертном городском пространстве. Ни я, ни, кажется, мои товарищи и коллеги особенно об этом не задумывались: клуб был, казалось, вечной — несмотря на относительную, в геологическом масштабе, молодость — точкой на ментальной карте дефолт-сити, Москвы. Предполагалось, что он по умолчанию есть — происходит там что-нибудь или нет, не важно. В том числе потому, что для многих он существовал как будто всегда. Уже выросло почти целое поколение, для которого «Проект ОГИ» — константа. Там познакомились, там расстались, там снова сошлись и сыграли свадьбу, туда привели ребенка, как только он начал ходить.

А теперь оказалось, что этого — вот именно этого — места на физической карте вскоре не станет. Потом мы — те, для кого это важно, — повзрослеем, постареем, потом это самое, everybody dies. И, в общем-то, не останется ничего — кроме вот фоточек, смазанных, негативы поцарапаны, цветопередача ни к черту — но важных. По крайней мере, пока.

«Проект ОГИ» — это наша Studio 54, наш Electric Circus, наша «Фабрика», все такое. Я, может, преувеличиваю — но не каждый же день случаются такие важные похороны.

«Проект» был ультимативной манифестацией закончившейся теперь эпохи автономных, полупроницаемых культурных зон. Это была, по правде сказать, совсем неплохая и очень продуктивная эпоха, что бы ни думали о ней энтузиасты неограниченной публичности — вне зависимости от их побуждений и убеждений. Великой эту эпоху вряд ли когда назовут, но важной, рубежной — определенно.

Читать текст полностью «Проект ОГИ» был тем самым «подвалом», которым модно теперь попрекать современную поэзию. Именно там, в прокуренном и безобразно шумном, безразличном пространстве, она училась (и научилась) риторике в самом хорошем смысле. Именно «Проект» был площадкой для первых экспериментов в области слэма (каковые эксперименты в России до сих пор, впрочем, не принесли убедительных результатов), в области соединения слова и музыки — и для многого другого. Именно «Проект ОГИ» на рубеже нулевых продемонстрировал неочевидную тогда востребованность поэтического слова — теми, кто хотел его услышать.

Но теперь наступает другое время, смысл которого со всей возможной точностью формулирует Григорий Дашевский: «из теплого сумрака людей теперь буквально гонит органическая потребность в просторе, в возможности взаимодействовать непредсказуемо, помимо предварительно установленных уговоров, не переплетаясь ногами под столом. И поэзии придется давать образцы речи вот в этих условиях — при чужих, на холоде и на свету». Смысл этого нового времени далеко не сводится к «выходу на площадь», к мифическому «подлинному» (в противоположность «декоративному») демократизму, взыскуемому нашими левыми коллегами. Это, впрочем, отдельный разговор — и мы поговорим его, но позже.

Первая постсоветская эпоха, эпоха автономных зон — поэтических, культурных, социальных, — закончена. Предшествовавшая ей эпоха советская была временем взгляда вовнутрь или вниз — но не по сторонам. А теперь начинается время знакомства. Люди вдруг обнаруживают, что вокруг них — другие, которые часто (пока недостаточно часто — но это временно) оказываются теми же самыми. И это время требует, конечно, совсем других мест, других пространств, других людей, нового языка.

То есть вот что я хочу сказать, я понял: спасибо.

Спасибо — за «теплый сумрак»; за всех, с кем мы там, в «Проекте», впервые случайно встретились; за всех, кого мы там впервые услышали; за плохой звук; за пространство — темное, шумное, безразличное. Оказавшееся для многих из «нас» местом слуха, зрения, различения — местом жизни. Жизни вообще.

So long, то есть — and thanks for all the fish.