Возврат каретки

Фолкнер, Stenograph, Хемингуэй, Odell, Адлер, Берроуз, Dactyle, Саган, Olivetti, Берджесс и другие участники литературного процесса

Пишущая машинка – предмет, еще не окончательно отошедший в прошлое. Кое-где их еще можно увидеть, а главное – услышать, хотя для этого, пожалуй, придется удалиться на далекую мировую периферию. Между тем на протяжении ста с лишним лет пишущая машинка служила основным орудием производства для людей, чья деятельность так или иначе была связана с текстами: администраторов, штабных писарей, рекламистов, переводчиков и, конечно, писателей. Простая сонатина «Ундервудов», «Эрик», «Ремингтонов» и «Оптим» сопровождала литературный процесс новейшего времени, вне зависимости от того, требовались ли ему «четыре копии» или нет: и в издательство, и в самиздат рукопись должна была поступить в разборчивом, более или менее аккуратном виде. Предшественник шрифта Courier надолго, если не навсегда, сохранился в памяти первых читателей главных книг прошлого века.

Пишущая машинка – чуть ли не идеальный пример аналогового устройства: для того чтобы четвертая копия была читаемой, не слепой, как тогда говорили, нужно было приложить изрядное усилие. Опечатки исправляли, замазывая неверную букву белой краской и нанося поверх нее новую, – средневековая, в сущности, техника записывания поверх. О «копирке» (теперь уже приходится брать в кавычки) и говорить нечего.

Устройства, которые вы увидите в этой фотогалерее, как будто сошли со страниц романа Нила Стивенсона. Паровоз, стеклянные негативы, пишущая машинка. Как-то раз я провел несколько долгих летних дней в Милане, любимом городе любителей оперы и модных девушек. Исчерпав за двое суток понятные мне музеи, посвященные визуальным искусствам, я направился в Политехнический. Там меня ожидал экспонат: проигрыватель с переключателем 33/45/78 оборотов. Точно такой заводили в младших классах на уроках английского, чтобы мы могли послушать носителей (или как бы носителей) языка.

Вот от пишущих машинок – то же самое ощущение. Предмет, которым умеешь пользоваться; помнишь тактильные ощущения. Запах этой самой замазки для исправления ошибок тоже помнишь – а вот этот предмет, уже в музее, уже в Милане, уже «руками не трогать».

Вот, казалось бы, сто с лишним лет, почти сто пятьдесят – а такое быстрое, такое короткое, почти мгновенное время.