Писатели в «Ночи»

Памяти Глоцера, умные люди на «Пятом»

Умер Владимир Глоцер. Не так давно ему случилось быть одним из героев этой рубрики. Я никогда не скрывал, что в конфликте Глоцера с исследователями и издателями обэриутов, и прежде всего Введенского, всецело находился на стороне последних. Разумеется, сегодня нет ничего более неуместного, чем продолжение этих давних споров, когда и возразить нам (как это любил и умел делать Глоцер) некому. Очевидные, казалось, эти соображения не могли, к сожалению, остановить многочисленных последователей критика Топорова (кстати, недавно побитого. Кто сказал «наконец»?) в блогосфере. Пролилось, как водится, много грязи. Тем ценнее сказанные в том же Живом Журнале едва ли не единственные умные и благородные слова памяти Глоцера.

«В последние годы молва раздувала сутяжнические подвиги Г., его явно прочили в главные герои скверного литературного анекдота, не столько смешного, сколько скандального. При том что он был равен себе — те же анекдоты и те же скандалы сопутствовали ему на литературном и житейском пути много десятилетий. Отстаивание приоритета, авторства, гонорара, порядка слов, знаков препинания — в этом была сущность ВИ, самостоятельная и упрямая его натура, плохо различавшая масштаб казуса. С той же страстью, путаясь в масштабах, он хватался за разные, нередко совсем мелочные, темы и несоизмеримые задачи, иногда отдавая месяцы, чуть ли не годы изучению каких-нб мелких подробностей из жизни Черубины де Габриак или Софьи Федорченко, обкатывая заметку для КЛЭ, будто это научная монография, и насмерть борясь за красоту слога в телеграфной статье из «Русских писателей», антиэстетичной по определению.

Но за эксцентричностью литературного поведения и маргинальностью некоторых ученых занятий нельзя упускать главного. Собственно говоря, исследовательские и публикаторские проекты Г. всегда, начиная с первой его книги (1964), были встроены в более обширную программу, ориентированную не на взрослую, а на детскую аудиторию. В центре внимания Г. была детская литература, точнее сказать, детская книга ХХ века. При этом его равно интересовали и литературные и художественные ее составляющие. Можно вспомнить, например, замечательный сборник, составленный ВИ: «Художники детской книги о себе и своем искусстве» (1987). И это было отнюдь не тупое перепечатывание опубликованного: многие тексты, а по сути — глубинные интервью, были инициированы самим Г. и им же совместно с автором доведены до высочайшего литературного уровня (умение работать с чужим словом, между прочим, помогает понять, почему столько людей доверяли Г. хранить свои воспоминания, рукописи, права). Интересом к детской книге обуславливались и обращение к творчеству Хармса, Введенского и Олейникова (прежде всего к их «детским» произведениям; кстати, первые публикации Г. об этих писателях относятся к концу 1960-х — началу 1970-х годов), и занятия литераторами совсем иных поколений (Елизавета Кульман, Раиса Кудашева, Елизавета Бем и др.).

Академические ученые могут снисходительно улыбаться, говоря о филологических трудах Г., но грампластинка «Из дома вышел человек» (1982) заставила десятки тысяч детей улыбаться совсем по-другому. А сколько было других — пластинок, радиопередач, диафильмов, «книжек с картинками»… Сотни! Меня всегда поражали объемы этой (с моей тогдашней точки зрения) неблагодарной «литературной поденщины» и ее, в общем-то, бескорыстная суть: ну не ради же славы и не ради денег человек правит по десятому разу текст к какому-то диафильму или редакционную врезку к детским стишкам? Нет, за свою подпись, за каждую запятую и каждый рубль ВИ дрался как лев, но знал прекрасно, что дело не в этом: он осознавал себя не творцом и не поденщиком, но скорее посредником между настоящим мастерством и детьми, он должен был вернуть утраченное, донести вновь созданное, помочь понять непонятое. Девизом его могло бы стать «Твоя от твоих» — не литургическое, конечно, а пушкинское».

В сети ничего осмысленного обнаружить более не удалось (не считать же, в самом деле, осмысленным, например, многолюдное обсуждение того, кто лучше — Евтушенко или Бродский. А ведь в этом зоопарке отметились и несколько вполне публичных литераторов). Зато вновь, как ни странно, выручает телевизор.

В Петербурге есть «Пятый канал». Принадлежит он, грубо говоря, тем же выходцам из кооператива «Озеро», что и московское РЕН-ТВ (они даже объединяться думали). То ли кооператив был очень культурный, то ли что, но оба канала вполне на фоне других приличные. На «Пятом» задумали серию программ под названием «Ночь», стремясь, ни много ни мало, «занять нишу «интеллектуального телевидения» в отечественном телевизионном пространстве». Выглядит все очень симпатично, одни ведущие чего стоят: авторитетнейший психолингвист Татьяна Черниговская, прекрасный музыкант Алексей Гориболь, искусствовед и умница Алексей Лепорк, культурный критик Дмитрий Циликин и, наконец, прямо по нашему ведомству, Вячеслав, как вы уже догадываетесь, Курицын. Вот его вчерашняя беседа с писательницей Марией Семеновой. Я, признаться, ее книг ни при какой погоде не читал, но все равно любопытно, свои, можно сказать, люди в телевизоре.




Другие материалы раздела:
Юрий Буйда. Иэн Макьюэн, Джош Бейзел, Сирилл Флейшман и Бен Элтон, 23.04.2009
Варвара Бабицкая. Денис Гуцко. Домик в Армагеддоне, 22.04.2009
Стихи вживую. Игорь Караулов, 17.04.2009