20 декабря

Билеты на путинский поезд «Сапсан» из-за границы заказать невозможно. Сам не знаю, зачем я туда еду. Наверное, как объяснял  художник Тупицын, чтобы обмануть смерть. Костлявая кума посылает гонцов в Аделаиду и Тимбукту, все тщетно. А я тем временем, невредимый, качу на «Сапсане» в город трех революций.

Фильм Поля Веккиали, героически переведенный друзьями Бориса Нелепо: старушка Даниэль Дарье приезжает в Тулон, чтобы встретиться с призраками петенизма. Оказывается, Дарье (р. 1917) жива и до сих пор снимается. Борис говорит, что у Веккиали в сортире стоят «Майн кампф» и биография Жана Жене.



21 декабря

Дочитал первый роман Имре Кертеса, про Бухенвальд и прочие лагеря. Его отправили туда в 15 лет, выпустили в 16. Всего один год, и ничего важнее в его судьбе («Без судьбы») не было, а я четверть века прожил в концлагере, и вот — уцелел. Нас худо-бедно кормили («макароны по-флотски») и не душили газом, но было немногим лучше.


22 декабря, Москва

В новом терминале Шереметьево карибско-африканский курортный стиль, псевдомраморные бледно-коричневые полы, как дом отдыха старых большевиков в Алупке.

Первый привет от родины заметил только в поезде, идущем теперь до «Белорусской»: сумку, которую я сдавал в багаж, обыскивали. Ничего не пропало, но пакет с новогодними подарками вспороли ножом, упаковка растерзана.

За окном поезда надпись гигантскими буквами: ПУТИН УБИРАЙСЯ МРАЗЬ. Теперь уже не знаю, хочу ли я, чтобы Путин убрался. Десять лет назад я его ненавидел («полковник, сталинист!»), а теперь не понимаю, где этого Путина искать. М.б., в «Ашане», «Якитории» или в журнале «Лиза» Путина больше, чем в Кремле? Тут из каждой лужи смотрит Путин, из каждого уродского черного джипа, из-под каждой фуражки.

А фуражек навалом. Менты, охранники, вышибалы, солдаты и прочие существа, призванные надзирать и наказывать. Плохо сделанные, словно наспех вырезанные из коряг — их миллионы, они повсюду, как чумные блохи. Права Война, что целится в Ментопопа, самый центр ада.

Пять дней назад я говорил по телефону с сыном Сергея Есенина; мой отец, которого я увижу послезавтра, чуть не погиб в давке на похоронах Сталина. Где среди всего ада русской истории место для тщедушного Путина с его карликовыми злодействами?

Уныние Тверской. Позабыл о каверзах родной зимы, пошел от «Белорусской» пешком: жидкая коричневая грязь на всех перекрестках, и просвещенный средний класс скачет через бурые лужи.

Как старуха коллаборантка в тулонском фильме Веккиали, узнаю людей на улицах, но мои друзья давно сбежали, а это тени их молодых. Хотя кое-что из прежней жизни осталось: центр знакомств интуристов с русскими клофелинщицами Night Flight сияет огнями, как и двадцать лет назад.

В пражском метро веганские стикеры с распятой рыбой (христиане, перестаньте жрать карпов на Рождество!), рекламы женского квир-фестиваля, лигалайза и движения против абортов, а в московском, таком же страшном, как при Кагановиче, только кредиты Альфа-банка и прочая консюмеристская хуета. Родине еще шагать и шагать по сусанинским болотам к западной онтологии.

В Москве никто не знает московских сплетен. Приношу из осведомленной Европы весть о союзе Чубайса и Смирновой. В «Фаланстере» располневший Борис Куприянов проводит меня в подсобку, где среди книжных полок тихо пьют водку Сергей Кудрявцев и издатель Ильязда Режис Гейро, похожий на коммуниста, захваченного гестапо с грузом прокламаций. Обсуждаем тех, кого революционный порыв унес в открытое море (философ Подорога; режиссер Бардин, снимающий повстанческие клипы). В зале репетирует корреспондентка «Вестей», повторяет в седьмой раз: «А теперь посмотрим, сколько же стоит биография Стива Джобса. Ого! Тысяча сто четыре рубля! Не каждому по карману! Так сколько же стоит биография Стива Джобса? Ну и ну!» Ее сопровождает белоглазый человек в буденовке, которого я принимаю за Прилепина. Но это, конечно, клон. Аня Наринская пишет, что завершилось десятилетие Путина и Прилепина: может быть, теперь революция сметет обоих и придушит белыми лентами? В магазине «Москва» под прилепинскую писанину отвели целую полку: невысокую, так что может дотянуться маленькая девочка или лилипут. Рядом изможденная Ника Белоцерковская презентует 666-й том кулинарной книги «Поскребыши». Перед ее столиком очередь подставных покупателей, некоторые вырезаны из картона.

В казенной квартире тихий запах мочи, словно тут устраивали писс-пати. Когда я вхожу, начинает неистово верещать будильник, спрятанный в дальней комнате за книгами. Сцена из московских мемуаров Люка Хардинга: лубянские гости, посещавшие корпункт «Гардиан» в его отсутствие, заводили будильник прикола ради, как бы раскланивались на прощание. С утра обыскали мой чемодан, теперь зашли в дом. Всё как 25 лет назад. «Молодость, возвращенная майором».

В X-files была такая расхристанная худосочная баба, уверенная, что ее зубной врач работает на инопланетян. Потом и в самом деле в зубе нашли передатчик.


23 декабря

Возле Министерства обороны на асфальте написано «Ясновидящ» и номер телефона, а дальше — «Чудотворец» и тот же номер. Гуляю по прежним маршрутам: Тверской бульвар, переулки, Арбат. Лужков погрыз старую Москву не так уж сильно, как обещал Архнадзор, хотя кое-где раны заметны. На дом Сытина страшно смотреть, мой любимый Палашевский рынок прикрыли. МХАТ рекламирует премьеру: «Грибной царь» Юрия Полякова. Невозможно вообразить людей, которые пойдут на этот ужас: наверное, заполняют зал манекенами чеченских смертниц. Рядом с комсомольцем Поляковым продается пентхаус. Чуть дальше Марк Розовский ставит Сорокина. А я, благонравный гость столицы, направляюсь в Пушкинский музей.

Недавно выставку Караваджо осквернил Путин, породив адские очереди, но сегодня никого нет. Бродят провинциальные женщины неудачных лет в специальных платьях; как правило, парами, словно на вечере знакомств для обреченных. Очень громко обсуждают искусство, читают друг другу надписи на табличках. В блейковском зале репетирует струнное трио («Святослав Рихтер приглашает вас на тот свет»).

Выставка Блейка грандиозная: из казематов Tate вытащили и «Призрак Блохи», и «Сатану во славе», и Книгу Уризена с Женщиной, склонившейся над Кровавым Шаром, а вокруг еще Фюсли, Бэкон, Симеон Соломон, Россетти, только Спейра нет.

В Праге хоронят Гавела, катит кортеж по улице Виноградской. Полуживой снежок.

Президентский совет требует изгнать Чурова. Что же завтра будет? Кургинян верещит, запрещает ходить на митинг. Выглядит страшно, как еврейский доктор, соблазняющий арийскую пациентку в Der Giftpilz Штрейхера.

Путинский светский застой: те же самые люди ходят в те же места: «Жан-Жак», «Маяк», «Пушкин». Ужинаю, как десять лет назад, в «Скандинавии». Раньше здесь сидела живая пейзанка с живой козой и прялкой, но ее изнасиловали и расстреляли нувориши. Выпил рюмку аквавита за художника Сомова и его закодированные дневники.

Ссылки

• Дмитрий Волчек. Сентябрь – ноябрь 2011: от смерти Вавры до смерти Магора, 13.03.2012
• Современные записки-2011: Дмитрий Волчек, 22.09.2011