Известный роман Владимира Набокова «Бледный огонь» был назван по пьесе Шекспира «Тимон Афинский»: «Луна нахалка и воровка тоже, свой бледный свет она крадет у солнца». Эти строки также являются метафорической характеристикой писателя, источником творения и вдохновения которого становится другое произведение. Роман Набокова состоит из двух частей. Сначала мы читаем поэму похожего на Роберта Фроста американского поэта Джона Шейда — она содержит пространные рассуждения о жизни и о мире. Я подумал, что, если можно написать роман в виде комментариев к поэме, значит, можно написать роман в виде заметок о вещах музея.

Поначалу мой роман существовал в виде музейного каталога, и, как в музейном каталоге, я сперва представлял читателям какой-либо предмет. Например, сережку или сумку известной марки, а потом переходил к воспоминаниям, которые вызывал этот предмет у героев романа. Прошло много лет, и тут в романе внезапно разбушевался ураган любовной истории. Он побудил во мне беспокойное желание упорядочить заметки, воспоминания, предметы из музея, и, закрутив все, увлек за собой.

Мы говорим о любви, это не совсем подходит для академической среды, и я меняю тему. Главный герой пушкинского романа в стихах «Евгений Онегин» сначала принимает любовь с пренебрежением. Но затем любовь заставляет его страдать, как и моего героя. Устав от балов и светских раутов, он не замечает, когда любовь стучится ему в дверь, и даже презирает влюбленную в него Татьяну, но затем…

Однако я заговорил о полном литературных отсылок пушкинском романе в стихах не ради его любовной темы, а ради набоковского перевода с комментариями, в которых эти отсылки подробно объясняются. Годы работы над детальными комментариями к Пушкину безусловно способствовали созданию «Бледного огня». Сейчас я вам рассказываю очередную мою профессиональную тайну, пожалуйста, никому не передавайте.

Мы подошли к разговору об искусстве незаметного отступления от темы, об искусстве устранения разницы между важными деталями романа и неважными и о способности рассуждать о мелочах и о бессмыслице как о чем-то важном. Я люблю и время от времени перечитываю книги таких писателей, как Стерн, Флобер и Набоков. Но особенно мне нравится роман Жоржа Перека «Жизнь: инструкция к употреблению». Мне кажется, что этот роман наиболее ярко иллюстрирует, как искусство отступления от темы и способность замечать детали, которые к главной теме имеют мало отношения, могут быть главной темой серьезного романа с новой проблематикой. После бальзаковской любви к деталям любовь Перека к спискам позволяет поэтически прочувствовать, что вещи занимают важное место в центре нашей жизни, и самое главное — в центре нашего духовного мира. Это переживает и Кемаль.

Неужели следует влюбиться, как герой моего романа Кемаль, чтобы вспомнить, что на протяжении нашей жизни нами создаются плотные личные чувственные отношения с вещами, которые изощренная марксистская теория отчуждения мыслит далекими от нас? Конечно, это был риторический вопрос.

Я продолжаю рассказывать об источниках вдохновения моего романа. Я очень люблю натюрморты голландских художников в стиле vanitas, символика которых — черепа, часы, тающие свечи — в художественной форме напоминала о бренности и скоротечности жизни. Люблю картины самого выдающегося французского художника XVIII века Жана Батиста Симеона, натюрморты Поля Сезанна, а также полотна Бальтюса, Марселя Дюшана и Джозефа Корнелла, которому прекрасно удавалось выявить скрытую поэзию предметов. Кто-то из моих читателей, возможно, скажет: «Орхан-бей, бог с ними, с этими подробностями, но вы-то сами собирали когда-нибудь вещи своей возлюбленной?»

Поэтому я расскажу, что в моей книге заимствовано из повседневной жизни. У моей тети был Chevrolet 56-й модели, который описывается в романе. Мой отец работал генеральным директором «Айгаза», и его контора располагалась в Харбее как раз напротив памятника Ататюрку у входа в воинскую часть. Каждый год в канун Нового года моя бабушка собирала в доме Памуков на семейный ужин всех своих детей с семьями и заставляла взрослых ради нас, детей, играть в лото, а подарки победителю покупались задолго до Нового года. В 1983 году, когда я женился и испытывал финансовые трудности, я, поддавшись на уговоры одного моего приятеля-режиссера, которому понравился мой первый роман «Джевдет-бей и его сыновья», начал писать по нему сценарий, но фильм не был снят. В это время мой приятель водил меня по всевозможным барам, где встречались кинематографисты, и, глядя на то, как я почти мгновенно пьянею от болтовни и сплетен молоденьких актрис и пары стаканчиков пива, он с нежностью смеялся надо мной.

Все, о чем я сейчас рассказываю, есть в романе. Если вы прочитаете роман, вы увидите все это. Написание романа означает заимствование черт из реальной жизни и передачу их в художественной форме писателем.

В период с 1974 года, когда я окончил занятия архитектурой и живописью, до 1995-го я курил в среднем по тридцать сигарет в день. Но в 1995-м курить бросил. В Европе существует поговорка: «Курит как турок». Для меня она означает не употребление большого количества табака и не постоянное пребывание в дыму, а проявление различных общественных жестов в сотнях индивидуальных воплощений: от вскрытия пачки до манеры по-дружески протянуть ее человеку, с которым мы недавно знакомы или незнакомы вообще, от легкого покручивания сигареты между пальцами, чтобы было вкуснее курить, до сотен индивидуальных способов держать ее и выдыхать дым, а также способность толковать эти жесты, то есть знать и понимать их.

Образы богатых людей в романе частично навеяны моим окружением: отцом, его братьями, их друзьями, двоюродными братьями и их знакомыми, отчасти моими друзьями по лицею. Если рассказывать, в какой степени дорогие рестораны, бары, стамбульские улицы из романа связаны с моими личными впечатлениями, то рассказ будет бесконечным, как если начать рассказывать, насколько мои книги навеяны Стамбулом.

Между 1996-м и 2000-м годом я водил по утрам дочь в школу. Доведя ее до дверей школы, я шел по переулкам к себе в рабочую квартиру, размышляя о книгах, которые мне предстояло написать в те дни, — «Меня зовут Красный» и «Снег». Я шел по улицам в утренней прохладе, когда лавки еще только начинали открываться, из булочной доносился запах свежего хлеба, а школьники торопились на занятия. Я шел, наслаждаясь прогулкой. Может быть, я наслаждался потому, что мне предстоял прекрасный день — одна или две новые страницы. А может быть, еще и потому, что те улицы сохранили многое со времен моего детства и юности, совершенно не изменившись, не обветшав и не приобретя искусственный лоск.

Крохотные блошиные рынки на улочках, лавочки, торговавшие всякой всячиной: от старинных столов до пепельниц, от столовых приборов до игрушек турецкого производства, какие выпускались во времена моего детства, подстегивали желание поместить все, что я вижу, в рамку, сохранить навечно. Одно время я специально бродил по тем улицам, когда искал дом на продажу для будущего музея. Когда дом был куплен, скромный коллекционер во мне осмелел. Правда, я знал, что дух собирательства никогда не был мне свойственен. Я покупал разные вещи, которые видел в какой-нибудь витрине. Например, старую солонку, мундштук, или старый счетчик из такси, или старинную бутылку из-под одеколона — не для того, чтобы составить коллекцию, а потому, что собирался сделать эти предметы частью будущего романа. Иногда я вставлял в свою историю старые знакомые вещи. Так старые галстуки моего отца были отданы отцу Кемаля, а мотки шерсти, которыми вязала моя мать, — матери Фюсун. Потому что мне нравилось, что мои герои пользуются вещами моей семьи и моей жизни. Я брал когда-то повлиявшие на меня привычные вещи из своей жизни и отдавал их моим героям, подобно богатой семье, отсылавшей старые вещи бедным дальним родственникам, которые описываются в книге. Так я поступал всю жизнь.

Еще до выхода «Музея невинности» я обнаружил, что могу придумать историю, роман, лишь глядя на некоторый набор вещей, и что это может войти у меня в привычку. Русский литературовед-формалист Виктор Шкловский пишет, что сюжетной считается линия, которая объединяет все вопросы и темы, затронутые в романе. Если мы, выбрав наугад несколько вещей и положив их перед собой, пытаемся соединить их одной историей и представляем, как ввести их в жизнь героев этой истории, значит, мы начали создавать роман. После «Преступления и наказания» Достоевского и рассказов Эдгара По даже детектив, который нынче постоянно воздействует на современный роман, создается из фантазии господина следователя, — соединив улики, он составляет из них рассказ. Однако чтобы можно было увлечься сюжетом, а затем попасть в гармоничный, эмоционально-богатый мир романа, между этими вещами должна существовать духовная связь. Роман можно придумать, лишь расположив предметы, которые оказывают на нас эмоциональное поэтическое воздействие, в определенном порядке.

Первым человеком, который воплотил идею об эмоциональных связях с вещами в музеях, был швейцарский художник румынского происхождения Даниэль Спёрри, прославившийся тем, что беспорядочной красоте обеденного стола он придавал упорядоченность картины, создавал произведение искусства, приклеивая оставшиеся после еды тарелки и стаканы к неубранному столу.

Один из источников моего романа — творчество Флобера. 6 августа 1846 года Флобер написал письмо своей возлюбленной Луизе Кале, свидания с которой послужили прототипом к любовным сценам «Мадам Бовари» (например, любовная связь в карете). А в 11 часов вечера он приписал к этому письму: «В этот ночной час, когда все уже спит, я открываю ящик, где спрятаны мои сокровища, я смотрю на твои туфельки, носовой платок и прядь твоих волос, на твой портрет и вновь перечитываю твои письма и вдыхаю аромат твоей кожи». Накануне он испытывал похожие чувства: «Когда я пишу эти строчки, предо мной — твои туфельки. Эти крошечные коричневые туфельки заставляют меня вспоминать движения твоих жарких ног».

Любопытному читателю, прочитавшему «Музей невинности», который вновь спросит меня: «Орхан-бей, а вы когда-нибудь находили утешение в вещах любимой женщины? Кемаль, главный герой романа, — это вы?» Я отвечу, что в этом романе я не Кемаль, а господин Флобер.

Большое спасибо, я готов ответить на ваши вопросы.