Просмотров: 217678
«Все умрем, и нас засыплет снегом. Во славу коммунизма»
Страницы:
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
14 июля. Да-с! Вчерашний день был днем неожиданных разоблачений.
Днем я где-то моталась, затем написала на четырех страницах свою сухую автобиографию и два панегирика по полторы страницы Елене Ивановне и Наталье Васильевне и в 7 часов вечера была на Некрасовской, д. 19, комн. 13. Мой чекист в морской форме очень любезен.
Читает мои сочинения. Объясняя свою поездку в Париж леченьем детей, я написала что-то о «стрептококковой инфекции». «Что это такое?» — спрашивает Левин. Я объясняю. «Значит, осложнение?» — говорит он. Если он не знает, что такое стрептококк, не понять ему, что я пишу и о Наталье Васильевне: «Она эгоцентрична, но не эгоистка...»
Он находит, что написано мало. Надо развить, подчеркнуть все эволюции взглядов на войну, реакцию на события, политические взгляды Н.В. (Да, так я тебе и сказала.) «Вот
Читать!
Задерживает он меня недолго, опять улыбается, назначает мой следующий визит на 21 июля, прося написать побольше о Н.В. «Она поставила Толстого на ноги, без нее он никогда бы не сделался тем первоклассным писателем, каким стал».
Я о ней писала следующее.
Прежде всего, говоря о Н.В., надо сказать, что она талантливая женщина, талантлива как писатель и поэт, талантлива в жизни.
С большим вкусом во всех родах искусства, чего нельзя сказать об Алексее Николаевиче. Она — огромное на него влияние, удерживала от срывов. Практична, но расточительна до известной степени. Патриотична в высшей степени.
Выхожу от него и иду к Птоховой.
Мучительно напрягаю память: с кем я говорила о Тухачевском? Могла говорить только с кем-то близким, нет, тут не Ксения.
Да, я сидела у круглого стола и говорила — здорово! — с Еленой Ивановной! Только с ней я откровенна была до сих пор, как с самой собой.
А он дурак! Il a donné dans le panneau18 и, желая озадачить меня своим всезнанием, открыл свои карты — разоблачил сексота.
Самое важное теперь не подать вида, что мне известны их сношения, но уж теперь меня не поймаешь. Кто бы мог думать, а? Я ведь ей рассказала все, о чем меня Левин спрашивал, что я ему говорила, одним словом, вела себя так, как должна была вести себя и она, и всякий порядочный человек. Как возможно с ее стороны другое отношение, не пойму. Мне было очень больно. Это уже предательство — и от кого?
Это не только une messe… <…>
22 июля. Мой третий визит к Левину уже окончательно меня убедил в том, что он неумен. И как это таких наивных людей там держат?
Поручить двум друзьям следить друг за другом и доносить друг на друга. К чему это привело? Lily19 ко мне перестала ходить, я к ней и подавно. А если бы она не была так запугана, мы бы могли попросту договориться и его разыгрывать.
Я ему написала, что о Толстой мне добавлять нечего, т.к. в течение зимы, даже с начала войны, мы совсем не видались, обе работали, а она была занята семьей. Увидались в мае, делились впечатлениями о детях, внуках; она читала мне свои стихи, прекрасные по форме и по содержанию. О политике не говорили. Н.В. страстно переживает все перипетии нашей Отечественной войны. В данный момент, при случайной встрече в Союзе писателей, она восторженно передала мне очень приятные слухи о взятии нами Лигова. Я никогда не запоминала отдельные фразы, выражения, для меня играет роль общее настроение и направление мыслей. А об этом уже я говорила.
Левин делает «беспощадное» лицо. «А почему вы о главном, о Лигове, говорите в последних строчках, это надо развить!» Я: «Вы мне сказали развить эволюцию Н.В. по порядку: что было весной, зимой и теперь. Поэтому о сегодняшней встрече я могла говорить только в конце и добавить ничего не имею, мы обе торопились по разным делам».
«Вы уверяете, что не говорите о политике, — это неправда; все говорят о политике, а вы до сих пор влюблены в Тухачевского!» Не помню, что я ему ответила, но он потом извинялся, уверяя, что пошутил.
«Вы по вашей работе должны встречаться с военными, надо очень быть внимательной к их разговорам». Я: «Уверяю вас, из моего длительного опыта — ни один человек, малознакомый, говоря о театральном деле, не станет говорить о политике, все осторожны». — «Ничего подобного, при первой встрече не станет, но при второй и третьей уже станет. Надо следить, мы окружены шпионами, диверсантами, вредителями». Я и говорю: «Я с вами не согласна, но что же — вы хозяин».
«Беспощадное» лицо — это правильно.
Я играла в больное сердце, надо просто его разыгрывать, я думаю, это не очень трудно. Он уверяет меня, что хлопочет о моем телефоне, «для вашей общей работы, для работы у нас...». Fat. <…>
4 августа. Вчера, уже темнело, было около 10 часов — стук в дверь. Иду отворять: «Кто?» — «Любовь Васильевна дома?»
Приятный голос моего филёра. Я объясняю Левину, что не могла предупредить его, что не приду, рассказываю о болезни.
Провожу в столовую, где навела за эти дни порядок (мне кажется, красное дерево ему импонирует), я вообще веду с ним разговоры в светско-салонном тоне. Спрашивает адрес больницы. «Вы не хотите выпускать меня из вашего поля зрения», — говорю я. «О да, ни в коем случае». Просит, чтобы я, когда выйду из больницы («поправляйтесь поскорей»), зашла на улицу Некрасова и подсунула записочку под его дверь, он там бывает почти каждый день.
Это явочная конспиративная комната для уловления душ. Очевидно, и Елена Ивановна туда ходит.
Зачем я ему? Или он так недалек, что надеется от меня получить какие-либо доносы и клеветы на моих друзей и знакомых? Он наивен. Вероятно, ему дано задание обработать какое-то количество людей, какую-то группу, к Наталье Васильевне он подойти не смеет, а через меня думает «осветить» или «просветить» писателей, артистов, которые, по его словам, со второй встречи будут мне открывать души, а он через меня вылавливать шпионов. «Мы окружены шпионами, диверсантами, вредителями, немецкими агентами», — как-то сказал он мне, повторяя газетные статьи.
Так и лови их, а он теряет драгоценное время на мое уловление.
Когда он ушел, у меня осталось впечатление прикосновения жабы, какой-то плесени, до которой я дотронулась.
Не будь им ни дна ни покрышки.
Быть в поле зрения такого чекиста! Весело. Хоть бы поскорей попасть в больницу и подольше там побыть. <…>
5 сентября. Зашла Наталья Васильевна взять альбом Зулоага для костюмов Сахновской. Она расстроена: на днях входит в квартиру — зеркало лежит разбитое в мелкие дребезги. В эту примету она верит. Перед их разрывом с Алексеем Николаевичем у них лопнуло зеркало неизвестно почему, я это помню.
Вчера же она узнала совсем гнусную историю. В их доме живет некая Вера Павловна, простая женщина лет 57. У нее знакомые за городом, в Бернгардовке, она у них добывала овощи, в городе меняла, Наталья Васильевна брала у нее, платя хлебом.
Вчера она опять туда поехала, каким-то образом заблудилась в лесу, встретила лейтенанта, попросила его вывести ее на дорогу, а он ее изнасиловал.
Она валялась у него в ногах, говорила: «Сынок, ты же мне в сыновья, внуки годишься, ты же русский, я не к немцам попала». Он ответил: давно, дескать, не видал женщин, кормят их очень хорошо, ему нужна женщина, а если кому скажешь, донесешь, скажу, что ты переходила границу! Могучая, никем не победимая! Это легче, чем Новороссийск отстоять! Бррр — какая гадость!
На Наталье Васильевне лица не было, когда она это рассказывала. <…>
27 сентября. <…> Ленинград живет сейчас под знаком дров и овощей, листьев главным образом. И как зимой все тащили гробы и мертвецов, так сейчас, как муравьи, тащат доски и бревна, возят их в трамвае, на тележках.
А о Сталинграде, бедном Царицыне, где происходит ожесточеннейшее и кровопролитнейшее в мире сражение, никто не думает и не говорит: запастись бы хряпой20 или капустой, ботвой от турнепса, какими-то досками, перезимовать лучше, чем в прошлом году, — единственный помысел, а что там, за кольцом блокады, творится, все равно. Лишь бы пережить, выжить.
Остродистрофические женщины, которые еле передвигали ноги в начале лета, исчезли, их больше на улицах не видно. Вероятно, перемерли.
У женщин средних лет вид нездоровый, кости черепа обтянуты кожей. Среди молодых девушек очень много цветущих, все блондинки очень светлые при явном участии перекиси, причесаны все одинаково à lа Аполлон Бельведерский; спереди надо лбом два локона положены, а сзади грива до плеч. У всех этих девиц очень хорошенькие новенькие туфельки и такие же чулочки. Ходят очень быстро и очень весело.
У юношей вид нездоровый, дистрофический. <…>
15 декабря. <…> Я невероятно голодаю это время. Страдаю и не могу работать. Пришлось убедиться, что нельзя нарушать свой голодный режим временным улучшением.
Я меняла кое-что из тряпок Л. Насакиной на хлеб и масло, и, вероятно, с неделю у меня ежедневно были к вечеру лишние 200 или 250 гр. хлеба, да еще масло. И теперь, когда я вернулась к старому, мне уже 500 гр. не хватает. Их всегда не хватало, но сейчас это мучительно. Сильная слабость, и последнее время что-то неладно с сердцем. Вчера и сегодня я просидела дома, сегодня еще полежала entre chien et loup21 часа два и чувствую себя лучше. Но голод — это и мучительно и унизительно. Сегодня я дошла до воровства. Правда, оно выразилось в воровстве 5 или 10 грамм хлеба, но все же. А.И. Иоаннисян оставила 400 гр. для мужика, который приносит ей дрова из Новой деревни. Она поручила мне ему передать хлеб. Там был небольшой довесок, от которого я отрезала немного, не могла устоять. Вот он — голод. <…>
25 декабря. Мои соседки спасают меня от голодной смерти. Анна Ивановна принесла мне сегодня целый литр солодового молока, причем я беру пока в долг за неимением денег. Ольга Андреевна угостила тарелкой пшенной каши. Это пустяки, казалось бы, в обыкновенное время. А сейчас это спасение, потому что я очень голодаю. Эти дни я срочно кончаю свою работу для Института, статью о кукольных театрах и ТЮЗах во время войны я уже сдала, а также о гражданских и военных бригадах Дома Красной армии. 22 и 23-го ложилась во 2-м часу ночи, и вчера утром у меня было такое головокружение, что я боялась упасть на пути в столовую. Вот соседки и испугались, верно, за меня. Вид у меня плохой.
Договорилась с Домом Балтфлота — начнем работать с 1.I, и в Институте меня зачисляют в штат с 1-го. Как я это все осилю, как и где буду питаться?
Курьез: на прошлой неделе Ольга Андреевна презентовала мне 4 картошины, 4 свеклы, кочешок белой капусты и глубокую тарелку квашеной (перед этим я ей подарила чудесную вышивку кустарную не то для подушки, не то для стола, а сегодня я им устроила билеты на «Русских людей» в Комедию, перед этим достала на «Евгения Онегина» (так что обмен любезностей). Кочан я съела живьем в тот же вечер, т.е. в сыром виде; одну картошку спекла наутро в печурке sous la cendre22, съела с маслом, зажмурившись от наслаждения. 3 картошки и свеклу очистила и сварила борщ, которого хватило на два дня. Затем вымыла картофельную и свекольную шелуху, очистки в нескольких водах и тоже сварила и съела за милую душу!! Я подметаю со стола все до единой крошки хлеба и съедаю их. Очевидно, отсутствие запасных жиров в организме дает себя знать. Обидно будет не пережить зимы. Сожгут все мои анналы. Бодрись, мать моя, бодрись.
1943
17 апреля. Вышла вчера на набережную около 8 часов вечера с 12-й линии и остановилась. Весь противоположный берег Невы залит закатным солнцем. Окна сияют, как расплавленное золото. Верхний тамбур Исаакиевского собора переливается, как огонь маяка, больно глазам. Английская набережная, Адмиралтейство, Зимний и дальше — все горит. Трамвай не шел, пошла пешком через Николаевский мост; закат догорел, набережные потускнели. Нева ходила ходуном и отливала синей сталью и голубым перламутром. А по зелено-голубоватому небу розовым пламенем горел разметавшийся костер легких облаков. Дух захватывает от этой красоты.
Но жуткий обстрел. Я долго не выходила из ДКБФ, не могла идти домой из-за бомбардировки, казалось очень близкой.
Ночью налет. Уже вторая ночь такая. Первую я проспала, и тогда бомбы не сбрасывались в нашем районе, а вчера тревога началась около 10, мы все сошлись в ванной после первого сотрясения дома, т.е. брошенной где-нибудь неподалеку бомбы. Зенитки грохотали, бомбы где-то падали, потряхивая изредка и наш дом. Я захватила сковороду с горячими, поджаренными на сале сухарями, кофе, говорю: надо же доесть, пока не убили, обидно оставлять такие вкусные сухарики, на том свете о них пожалеешь. <…> До чего утомительно чувствовать над собою — скоро будет уже два года — эту постоянно летающую над тобой, над мирным прекрасным городом слепую и бессмысленную смерть. Утомило и надоело.
Что сейчас делается, мы не знаем. Слухи такие: Гитлер сосредоточил большое количество дивизий под Ленинградом, эти налеты — отвод глаз, он производит переброску войск — откуда, куда?
Другие слухи: В Москве заседают англо-американцы, и Сталин сдает им в аренду Ленинград на 25 лет!!!?
Хрен редьки не слаще.
А с юга ни слуха ни духа!
Обедаю сейчас в Союзе писателей, прикрепилась на рацион и свет увидела. Кормят неплохо, и хватает на весь день (приблизительно). Притом хлеба я съедаю в день 900 гр.! 600 — паек, и почти ежедневно 300 гр. в Балтфлоте. И мне этих 900 гр. только-только. Вот что значит длительное истощение. <…>
1944
15 января. Со вчерашнего дня идет канонада, вчера она усилилась к вечеру, слышна была всю ночь, а с утра грохотало так, что окна звенели. Стреляют наши, и все думают, что наступление наше началось. Канонада непрерывная, отдельных залпов не слышно, а сплошной гул и грохот. Изредка особенно сильное или более близкое орудие как тараном в стену. Как ахнет, так и кажется, что все стекла разлетятся. И хочется молиться, и я молюсь за всех гибнущих сейчас тут, где-то совсем рядом, за нас, за Россию. Хотелось бы, чтобы во всех церквах шли весь день молебны о воинах: «Спаси, Господи, люди Твоя». И странно мне, что на улицах те же будни, люди идут в кино, Беляков говорит по телефону, что у него целый день кукольные спектакли, Анна Ивановна с приятельницей пошли смотреть «Фронт» в нашем кино. Мне это странно как-то. Ежеминутно, ежесекундно падают люди, сотни, тысячи… <…>
Вчера 14-го я была на Петроградской стороне.
Сошла с трамвая у Академии наук, и дух замер от красоты Адмиралтейской набережной. Деревья в легком прозрачном инее. От этого легкие павильоны Адмиралтейства еще кажутся легче, уродливые дома между ними скрыты инеем деревьев. На втором плане темный Исаакий. Весь город в морозном тумане, небо серо-розоватое. На Ростральных колоннах все бронзовые части в инее.
Не описать всей этой красоты.
Может быть, мы оттого эту красоту так чувствуем, что жизнь домашняя уж очень безотрадна. Колешь дрова, убираешь, холодно, нудно. <…>
16 января. <…> Канонада сегодня где-то далеко, мало слышно. В Нейрохирургический институт поступило пока пятнадцать раненых. Я заносила в пятом часу нарисованную для Бондарчука схему, он готовился к операции.
Читать!
Сейчас по радио: мы перерезали дорогу Новосокольники — Дно.
Эх, Гитлер, Гитлер, вздумал валить дерево не по плечу, оно, брат, тебя и раздавит. Вот вам и русски свинь, и славянский навоз и пр. Самые храбрые, до отчаянности храбрые народы в Европе русские и сербы. Тех тоже на колени не поставишь.
Победу, войну у нас сумели организовать, надо отдать справедливость. Но кто? Сталин или Рузвельт? Это организовать. А победить мог только русский народ. Какой народ! Жуков. Я, мы переживаем не по книжкам, а воочию, сами являемся свидетелями величайшей в мире войны, величайшего напряжения своего народа.
Господи, помоги ему. <…>
Публикация и примечания Валерия Сажина
____________________________
18 он попал впросак (фр.).
19 Так Шапорина называла Е.И. Плен.
20 Верхние листья капусты, обычно обрывавшиеся, как не идущие в пищу.
21 в сумерках (фр.).
22 в золе (фр.).
Страницы:
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
Ссылки
КомментарииВсего:25
Комментарии
Читать все комментарии ›
- 29.06Стипендия Бродского присуждена Александру Белякову
- 27.06В Бразилии книгочеев освобождают из тюрьмы
- 27.06Названы главные книги Америки
- 26.06В Испании появилась премия для электронных книг
- 22.06Вручена премия Стругацких
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3444062
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2340527
- 3. Норильск. Май 1268314
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897627
- 5. Закоротило 822039
- 6. Не может прожить без ирисок 781765
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 758234
- 8. Коблы и малолетки 740701
- 9. Затворник. Но пятипалый 470800
- 10. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 402832
- 11. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370288
- 12. Винтаж на Болотной 343174
Вот же мразь. Зачем здесь эта агитка?