Оцените материал

Просмотров: 5061

В рассеянном свете

Михаил Айзенберг · 24/11/2008
Мы попали туда, где время и место сведены силой неясных, но грозных обязательств и неузнаваемо изменились, как воздух после наступления комендантского часа
В рассеянном свете
       * * *

       Голова моя сокол,
       На пастбищах плоскогорных никого не осталось,
       Богородица летает над водою,
       Как над Измайловским озером.

       И в башне запертый военный летчик
       Выплакал упрямые глаза.
       Он родом из Удмуртии, он сломлен,
       Не унывает никогда.

       Судьба и совесть ходят как враги,
       Я вижу летчика хозяином земли.
       Я тоже останусь в живых, как герой, как единственный сын —
       Огромного роста, с заячьей губой.

Стихи Леонида Шваба похожи на микрофильмы, в которых смыто большинство кадров. Нам доступна только часть происходящего, но это не в ущерб значительности и цельности впечатления, скорее наоборот. Цельность задана особым состоянием, в котором оказывается читатель — состоянием как бы подвешенным.

Сюжетное и риторическое развертывание в этих вещах воспринимается как планиметрическая условность, и литературоведческое определение «план текста» здесь не кажется мертвым. Эти тексты действительно выступают как планы — планы какой-то местности. Пространство подобно ожившей карте, но существует вне и помимо системы координат. Точнее, мы не способны эти координаты привести в систему.

Легко заметить, что стихи Шваба почти лишены вторичных стиховых признаков. Вымывание привычных тропов заставляет автора искать другие возможности для создания необходимого стиху напряжения. Одной из таких возможностей — синтаксической — он пользуется с редкой изобретательностью, и особая «синтаксическая подсветка» входит в состав освещения, делая его еще более однородным и рассеянным. Связи между словами не абсурдны, но и не вполне законны: ослаблены и немного сомнительны, наполнены заметными или незаметными синтаксическими переломами. Эта легкая и очень дисциплинированная афазия подчиняет себе — и своей неадекватной дисциплине — весь текст, становится конструктивным фактором, превращает стихотворение в одну большую метафору, внутри которой связь событий ощутима и очевидна.

Иными словами, в стихах Шваба смысловое пространство, синтаксис и конструкция попадают в зону сходных аномалий. (Вероятно, читательское ощущение обязано своей цельностью и чистотой еще и такой параллельности.) Материал, имеющий все свойства неопознанного объекта, схвачен и ненадежно закреплен в начальной точке какой-то общей, «системной» деформации.

В этом разреженном и неокрашенном «семантическом поле» каждая фраза выделена и артикулирована со странной четкостью. Каждая звучит из какой-то тишины — очень внимательной, как будто предгрозовой.

«Шаги казались голосами». Но чьи это голоса? Что перед нами? Отрывистые путевые записи, дневники или сценарии военного времени? Или чьи-то сны, записанные честно, без литературной обработки, как ряд фрагментов: действий, состояний, реплик с неизвестно какой стороны. Мгновенные смены планов, мгновенные перелеты во времени. Особый пейзаж: не реальный, но и не метафизический.

Но почему он так узнаваем? Как мы можем заглянуть в чужие сны?
Потому, вероятно, что это похоже на сон, но это не сон (по крайней мере, не личный сон). Это время не наше, но и не чужое. Оно — другое. Это представшая сном реальность и преодоленное словом наваждение, ничья территория: тот сон, что способен присниться не отдельному человеку, а целой общественной формации.

Есть у Шваба какие-то слова, что повторяются, кочуют из одного стихотворения в другое. Они звучат как пароль. Нас окликают. Мы попали туда, где время и место сведены силой неясных, но грозных обязательств и неузнаваемо изменились, как воздух после наступления комендантского часа.


Еще по теме:
«Все сразу»: Ровинский, Сваровский, Шваб, 3.06.2008
Станислав Львовский. Ровинский, Сваровский, Шваб. Все сразу, 18.06.2008

Другие колонки Михаила Айзенберга:
О восхождении, 22.09.2008
Новая элегия, 25.08.2008
«Слышите вы — Пригов!», 06.08.2008

Ссылки

Все новости ›