Часть человека

Под литературной маской фашизоида всегда оказывается – кто бы вы думали? Фашизоид и оказывается. А то, что он фашизоид не по одной натуре, но и по хитрому тактическому расчету, так это еще позорней

Живешь в какой-то оранжерее, даже мерещится иногда, что совершенные чудовища водятся по большей части в телевизоре; что их специально для телевизора и выращивают. Казалось бы, таких персонажей можно показывать только в педагогических целях: чтобы люди крепко (и горько) задумались о собственной природе. Но все наоборот: именно они становятся чем-то вроде опознавательного знака — антропологического символа современности.

«Антропология» — какое-то зловещее слово. И очень опасное.

По моему ощущению, главную сегодняшнюю проблему с убийственной краткостью выразил Иосиф Бродский, говоря о Солженицыне: «Он думал, что имеет дело с коммунизмом, а он имеет дело с человеком». Мы думали, что имеем дело с коммунизмом, фашизмом и проч. Не то чтобы все были так наивны, просто ветер дул в другую сторону и относил от нас кое-какие звериные запахи. Сейчас, когда ветер поменял направление, мы почувствовали, как припахивает обыкновенным фашизмом со всех сторон, в том числе и от некоторых наших знакомых.

Заметно, что это не какой-то особый человеческий подвид, но часть человека, вытеснившая при мутации все лишнее и ставшая всем человеком. Такова и конечная цель операции: «чтобы Человечество исчезло, растворившись в какой-то одной части человечества, и чтобы “исчезло”, сделалось незаметным само это исчезновение» (М.Деги).

В социальное устройство заходит мир чистой биологии, и у общества начинают отрастать клыки. Какая-то тень находит на страну. Это не тень власти — та и сама тень. Тень тени.

Идеология — в меру цивилизованная биология. Чем слабее идеология, тем примитивней и агрессивней ее биологическая основа. Сейчас мы живем в краю непуганых идеологов, где идеология существует как истерика, выводя на первый план истероидные личности.

Потому так подозрительна жажда сокрушительных впечатлений, которые будто бы должно нести искусство. Это какая-то пассивная жажда: ожидание даже не спасения и помощи, а крушения. Жажда погибели — сладкая, ноющая.

Может, мы недооцениваем количество людей, которые хотели бы умереть, исчезнуть, но не решаются сделать это, так сказать, в индивидуальном порядке? Или человечеству, отказавшемуся от человечности, просто ни к чему продолжать существование?

Прошедшему веку не удалось отменить человечность, но он сделал ее значение колеблющимся. Новому времени придется отвечать на другие вопросы. Является ли этот признак определяющим? Является ли человеком особь, начисто лишенная человечности?

Фашизоидный тип личности почти не освоен нашей литературой. Это литературная новость — едва ли не новация. Пусть это второсортная, низкая новация, но всегда найдутся люди, готовые пойти на такую низость. Согласные продать душу за большой успех, они спешат воспользоваться ситуацией. Чтобы прогреметь, надо и делать что-то гремучее, под стать тонкому яду, отравляющему наше время.

Это те, кто не по уму и воспитанию, а лишь по свободному выбору, добровольно присоединились к «черни, верящей только в расу» (Х. Арендт), стали ее частью — и ее голосом. Это чернь черни, самое дно ее черноты.

Но говорить с самого дна пока не очень удобно, и дело редко доходит до полной откровенности. Большинство игроков предпочитают оставаться в промежуточной позиции, когда тонкие маневры между добром и злом идут как бы на нейтральной полосе (которой на самом деле нет).

Неудивительно, что в этой зоне так популярны псевдонимы и литературные маски. Но под литературной маской фашизоида всегда оказывается — кто бы вы думали? Фашизоид и оказывается. А то, что он фашизоид не по одной натуре, но и по хитрому тактическому расчету, так это еще позорней. (Хотя многие уверены, что где маска, там игра, а homo ludens — вне подозрений.)

Примеров больше чем достаточно, но тут вот какая сложность. Считается, что, заметив зло, нужно начинать с ним бороться. Однако интуиция подсказывает, что есть и какое-то мелкое зло, которое жаждет такой борьбы, потому что только в борьбе и может существовать. Сходясь с ним вплотную, обязательно пропитаешься его запахом.

Вот почему я не хочу здесь называть никаких имен.