Я не верю в озоновые дыры культуры, но все чаще кажется, что слог стенгазеты завершает свое победное шествие по стране.
Ты открываешь книгу, а она рявкает на тебя и пытается укусить. Нет, это не укус ангела
Есть литературный анекдот, который я слышал от стиховеда Александра Морозова, а тот от одного из действующих лиц — Н.И. Харджиева. Году примерно в тридцать седьмом Харджиев столкнулсяЧитать!
«Не могу понять, Александр Анатольевич, — спрашивал Харджиев Морозова, — чему же он так смеялся? Вы, случайно, не знаете?»
Я как-то очень ясно вижу эту сцену. Мне представляется, что писатель даже отмахивался обеими руками (с зажатыми в них сотенными) от уморительного недоумка с литературной свалки. Слышу искренний, победительный хохот этой твари.
И слышу все отчетливее.
Петр Павленко, если кто не знает, — советский литератор, чей отзыв на стихи Мандельштама, направленный в НКВД в 1938 году, сыграл свою роль в ужасной кончине поэта. Поэтому здесь уместно привести слова самого О.М.: «Я чувствую почти физически нечистый козлиный дух, идущий от врагов слова».
Беда в том, что и эти авторы чувствовать умеют, и нюх у них на зависть остальным, да и антипатия взаимна. Это вообще разные литературы и противоположные профессии. Впрочем, что это я? — смотрите «Четвертую прозу».
Твардовский говорил, что советские писатели писать не умеют, но им это и не нужно. Слово «советские» пора вычеркивать. Новые беллетристы живут в особом писательском раю — до разделения добра и зла. Писать они не умеют, но то ли не подозревают об этом, то ли писать плохо считается у них вроде доблести и молодечества. Во всяком случае, совсем не стыдно.
Но как бы плохо вы ни писали, всегда найдется тот, кто напишет еще хуже. И тиражи у него будут еще больше. Естественного предела здесь, похоже, нет.
Вот еще одна цитата: «Физиология чтения еще никем не изучена» (О. Мандельштам). Не изучена настолько, что не всегда есть ответ на самые элементарные вопросы, возникающие по ходу чтения. Например, такой: зачем я это читаю — трачу свое время?
В советские времена, когда слово «читатель» существовало только во множественном числе, все читали какую-то одну книгу. Теперь читают несколько. Обычно ругают, но ждут следующей книги того же автора. Зачем? Чтобы снова отругать, да похлеще?
Писатели, поставщики книжного товара, кажутся мне дикарями: они оскорбляют людей, не замечая этого. Их продукция говорит читателю: «купи меня, как я тебя»; полагает, что она меня купила, и совсем не задорого. Ужасно, что читатели уже не замечают оскорблений, и сама способность читать плохие книги распространяется наподобие эпидемии.
Я не верю в озоновые дыры культуры, но все чаще кажется, что слог стенгазеты завершает свое победное шествие по стране. Поразительные книги еще выходят, но их уже не очень-то могут прочесть: соответствующие способности атрофировались, и усилие понимания отзывается в сознании болезненно и враждебно.
В этой враждебности к текстовой сложности, на мой взгляд, очень много испуга, страха. Здесь презрением прикрывает себя что-то другое. От сложности голова идет кругом, а мы, нормальные люди, хотим спокойно смотреть в одну точку. Возможно, нам нужны сейчас не произведения, а свидетельские показания, потому и вызывает раздражение всякая сложносочиненность. К чему это? Почему не доложить ясно и без вычур? Сочинение на тему «Как я провел лето в горячей точке» — вот наша литература.
А что же проза? «Жалко же. Такая была дорогая».
Мне, признаюсь, трудно прочесть что-то претендующее на художественность, но художеством не являющееся. Трудно именно физически, физиологически. Письмо не справилось со своей основной задачей, и это видно сразу, с первой страницы. Ты открываешь книгу, а она рявкает на тебя и пытается укусить. Нет, это не укус ангела. Понятно, что такая книга закрывается сама собой, чтобы не открыться уже никогда.
Но случается, что закрыть книгу не удается: она открылась так, как открывается правда — сразу и окончательно. Там что-то происходит, и ты становишься участником этих событий. У каждой фразы есть дополнительный запас энергии, она и по прочтении продолжает разворачиваться, передавая ритмическую память о себе твоему дальнейшему существованию.
«Случалось ли вам видеть, как между строк некоторых книг стайкой проносятся ласточки, целые строки порывистых острокрылых ласточек? Читать следует полет этих птиц…» (Бруно Шульц). Пусть таких книг немного, но право же, только их и стоит читать. Друзья, не читайте другие, время — дорого.
КомментарииВсего:15
Комментарии
- 29.06Стипендия Бродского присуждена Александру Белякову
- 27.06В Бразилии книгочеев освобождают из тюрьмы
- 27.06Названы главные книги Америки
- 26.06В Испании появилась премия для электронных книг
- 22.06Вручена премия Стругацких
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3451778
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343388
- 3. Норильск. Май 1268682
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897698
- 5. Закоротило 822154
- 6. Не может прожить без ирисок 782473
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 759173
- 8. Коблы и малолетки 740950
- 9. Затворник. Но пятипалый 471398
- 10. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 403174
- 11. ЖП и крепостное право 399867
- 12. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370551
Эта уродливая фраза – образчик из романа Юзефовича «Журавли и карлики». Беллетрист Юзефович умудрился образовать деепричастие («юзуя») от несуществующего глагола!
Но приглядитесь пристальнее к этому предложению. Ничего не замечаете? Как вам нравится наречие «остервенело»? Дело в том, что слова «остервенеть», «остервенелый», «остервенение» могут относиться либо прямо, либо косвенно только к одушевленному предмету. Машина не способна остервенеть, поскольку «остервенение» – это состояние крайней ярости, иступленной злобы, как поясняет нам толковый словарь. Автомобиль, как неодушевленный предмет, не может совершать какое-то действие «остервенело», т. е. «с остервенением». У Тургенева в романе «Накануне» есть фраза: «Шубин работал с остервенением». У Юзефовича, как видим, то же самое делает машина да ещё «юзуя»!
Взгляните на фразу Юзефовича ещё раз. Больше ничего подозрительного не видите? Напрасно. Как вам такое выражение: «машина вырулила со двора»? Если бы автомобили умели рулить, то водители были бы не нужны. Но в том-то и дело, что автомобили сами рулить не способны, это могут делать только водители, то есть люди (ну, может быть, еще обученные обезьяны), но никак не машины. Однако у фокусника Юзефовича и это возможно.
Итак, что мы видим? Три непростительных для писателя, грубейших ляпа только в одном коротком предложении! То есть половина предложения – сплошная нелепица! А если потрясти основательно весь роман Юзефовича? Тогда, думаю, материала хватит на руководство для начинающих авторов под названием «Как писать нельзя».
И это сомнительное творение наша «литературная академия» (или как там её?) пропускает не только в длинный список, но и в короткий, а затем ещё и премирует! Интересно, за что?
Не буду подробно разбирать здесь произведение, посредственность которого прет уже из первого абзаца (даже авторы журнала «Вокруг света» начинают свои статьи талантливее). Замечу лишь, что собрать в кучу нескольких самозванцев из разных эпох и плюхнуть их в современный роман – это признак дурного вкуса. Однако, если требуется разогнать объём произведения до приемлемого (как известно, «Большая книга» не жалует тонкие книжки), то такой прием становится понятным. К тому же он избавляет от длительного труда, ведь достаточно переписать биографии самозванцев из существующих книг. Ну, само собой, изменить их немного для приличия. Самозванцы ведь давно мертвы, возражать не будут. А было их в истории так много, что Юзефовичу для прокормления хватит этого добра надолго. Можно еще пару романов о них написать. Хотя зачем? Достаточно этот, уже существующий, переименовать лет через десять, добавить в него, опять же для приличия, новую главу, и, глядишь, еще какая-нибудь премия обломится. Жить-то на что-то надо стареющему, малограмотному беллетристу. Может, жюри какой-нибудь литературной премии и пожалеет беднягу, не пожурит – «прожюрит» как надо? Особенно если живы будут такие собратья по пилению всевозможных фондов и премий, как господа Урушадзе и Бутов. Эти-то всегда найдут себе какое-нибудь премиальное пристанище с сытной кормушкой.
Примечательно, что фамилию главного героя (Шубин) Юзефович берет у Тургенева (не вгоняет же в роман в угоду собственному редактору Елене Шубиной!) – зачем самому мозгами винтить, если классики уже потрудились? Позаимствовать фамилию у классика – это само по себе не криминал, да и мёртвый Тургенев уже не обидится (а был бы живой, наверно, обиделся). Однако эта характерная мелочь высвечивает нам метод работы Юзефовича. Как говорится, с миру по нитке – голому рубашка. Хорошо еще, что нитки выдергиваются из одежек мертвецов.
Юзефовича, конечно, можно понять. Если собственного (монгольского) опыта на роман не хватает, а писательское воображение отсутствует (заметьте, что и сыщика-то своего, Путилина, Юзефович, в отличие, скажем, от Акунина, не придумал, а извлёк из спирта в кунсткамере; Путилин написал книгу «Сорок лет среди грабителей и убийц», из которой Юзефович, очевидно, и черпал вдохновение, да и детективы о Путилине были написаны еще до революции Романом Добрым), то самозванцы просто необходимы. Метод переписывания биографий самозванцев (королей, царей, императоров, известных шулеров и т. п.) и извлечения из спирта сыщиков может пригодиться любому посредственному беллетристу. Берите его на вооружение, господа молодёжь! Особенно если у вас диплом учителя истории в кармане. Спешите в архив, сдуйте пыль с какой-нибудь папки, не поленитесь переписать её содержание. Не забудьте надергать красивых ниточек из чужих рубашек (годится все, что подвернется под руку). И бегом в редакцию! Там вы обнаружите, что за подобную «кройку и шитье» еще и деньги платят. Немедленно увольняйтесь из школы, вы теперь писатель! Как? Вы провинциал? Вот невезуха! Ничего, не тужите, перебирайтесь срочно в Москву. Без этого посредственному литератору никак нельзя. Здесь в Москве все деньги лежат. Здесь журналы, газеты, редакции, киностудии, премии, фонды и прочая, и прочая. Посредственному литератору необходимо подобраться ко всему этому поближе, иначе его без специальных оптических приспособлений не разглядеть. Короче говоря, молодые амбициозные литераторы со скромным талантом и хроническим косноязычием теперь знают, что им следует делать. Путь им указали старшие товарищи.
Ладно, не будем слишком придираться к немощному беллетристу Юзефовичу. Не наше это девичье дело. Однако куда смотрят литературные критики? Это же их прямая обязанность – придираться. Нет, они предпочитают гулять по поверхности, не углубляясь в суть. Своими острыми перьями они часто больно поддевают друг друга, иногда даже «остервенело» тычут этими перьями куда ни попадя, а вот тщательно и объективно, не «юзуя», проанализировать литературное произведение, разоблачить фальшивку, «вырулить» вторичность из темного двора на яркий свет, да хоть бы и по «талому снегу», эти легкомысленные господа почему-то не способны.
И, спрашивается, чем занималась наша стоглавая «литературная академия», когда «жюрила» «Журавлей»? Или все сто голов у нее, извините, пусты? Или они только путаются и мешают друг другу, и в результате никакого толку? Или академия просто-напросто отравилась плохо прожаренными журавлями в академической столовой (понимаю, сама ими поперхнулась) и не смогла должным образом выполнить свой долг? Или ей по какой-то другой причине было не до птиц и людей маленького роста?
Господа, возьмите меня к себе в академию! Хотя бы дворником. Или привратником. Я хоть и прогуливала порой лекции на филфаке, а всё же мой маленький «Шеврале» не выруливает сам себя со двора, не стервенеет и не «юзует». Я позабочусь о том, чтобы и ваши академические авто не рулили бесхозно, не стервенели без причины, не «юзовали» в остервенелом состоянии в талом снегу, да и вообще вели себя прилично. А юзефовичей буду отгонять от них метелкой. Пусть только попробуют покуситься на ваше академическое имущество! Уж я им...
Спасибо за рецензию - а то , грешным делом , чуть не "поюзал" Юзефовича.
Говорят - что сегодня время "писателей-читателей" - в отличие от прежнего - "писателей-писателей". Впрочем , глядя , например , на Бондарчука мпадшего - понимаешь , что происхождение не спасает ( хоть это и кино ).
А критика сегодня - как огня боится вот именно критики - т.к. считает это неоплаченным плейсментом и пиаром.
во первых, вставать может только одушевлённый, либо косвенно одушевлённый предмет.
во вторых, Солнце неподвижно, двигается, вращаясь, Земля. это знает каждый первоклассник.
в третьих, горизонт - это воображаемая линия, как можно быть над или под воображаемой линией?
я тоже хочу в Академиюуууу!
друзья, не читайте умных статей. читайте идиотские комментарии к ним.
ЮЗИЛА - юла, егоза, елоза; непокойный суета.
Ах, как нехорошо!
Во-первых, приятно, что мой комментарий вызывает у некоторых товарищей злобное всхлипывание. Значит, попала в точку. А раз тема актуальная, стоит, может быть, в многотиражной газете эту статью поместить, развив, дополнив и отредактировав.
Во-вторых, по поводу олицетворения. Да, конечно, есть такое понятие. Но в данном случае скорее просматривается небрежное использование наречия «остервенело», чем стилистическая фигура. Согласна, материя тонкая, но писатель (хороший) должен чувствовать семантику слова. В конце концов, язык – это его главный инструмент. Если даже мы простим Юзефовичу словечко «остервенело» (списав его на призрачное олицетворение и на некоторую врождённую глухоту к слову), то уж никак не можем простить такие перлы, как «остервенело юзуя» и «машина вырулила» (или это тоже олицетворение?).
О Хлебникове. Не путайте поэта-экспериментатора с посредственным беллетристом. У Хлебникова это поэтический поиск, оригинальность, а у Юзефовича обыкновенный ляп. Если прозаики перестанут пользоваться человеческим языком, а массово начнут мычать, т. е. образовывать деепричастия от несуществующих глаголов, то Вы, Редтигра, сами прекрасно понимаете, что будет с литературным языком, а книги читать люди совсем перестанут. То, что уместно у Хлебникова, совсем неуместно в прозе, тем более в такой серенькой, как у Юзефовича, совсем не экспериментаторской.
Если на подобные ляпы закрывать глаза, то русский язык превратится в серую кашу, в которой все оттенки и смыслы будут стёрты. Вообще, могут произойти большие перемены. Например, у людей могут появиться «дебильные затылки». У Юзефовича уже появился. У него в романе свет фонаря падает «на дебильный затылок». Крепко звучит. Но, как ни стараюсь, не могу представить себе такой затылок. В чем проявляется его дебильность? В размере, в какой-то особой волосатости? У меня подружка – психиатр. Она говорит, что если Юзефович способен определять дебильность (легкая степень слабоумия) по затылку, то они возьмут его к себе на повышенную ставку, потому что он сэкономит им средства. По-моему, это разумный вариант, зачем имея такие способности напрягаться с романами?
Кроме ляпов, у Юзефовича со стилем вообще проблемы. Все эти сомнительные сравнения, причастия на -ющ-, -ащ-, -вш- по нескольку в одном предложении... Поучиться бы ему у своего младшего коллеги Сенчина. Вот у того есть стиль и талант. «Ёлтышевы» – настоящее художественное произведение, посредственным его не назовешь. Если Сенчин расширит сферу своих интересов, мы можем получить мощного писателя. Подождем.
Интересно будет прочитать «Время женщин». Неужели и там прокол? Надеюсь, книга скоро выйдет. Не думаю, что она сильнее «Ёлтышевых». Я уже писала, что тема Сенчина сейчас важнее, а главное, сам роман очень хороший (кстати, его можно перечитывать, что сейчас в нашей литературе редкость). И жаль, конечно, что Сенчина обошли, но не в премиях же счастье, да и премию какую-нибудь он еще наверняка получит. Но надеюсь, что «Время женщин» не придется ругать (и проситься в дворники на букеровский двор). Тема интересная, в ней тоже чувствуется настоящее, человеческое. Если автор не выпустила ни одной книги и печаталась только в журнале, это еще ничего не значит. У других выходят стотысячные тиражи, а толку-то что?
Статья Айзенберга, конечно, хороша. Сама так чувствую. Откроешь красивую обложку, страничку, другую пробежишь… Ну, да плохие книги – это уже общее место. Хоть бы кто-нибудь задался целью серьезно исследовать этот вопрос. В чем дело? Может, так много плохих книг выходит (некоторые издательства целыми пластами выпускают чепуху) потому, что критика слишком ленива? Если бы критики «убивали» такие книги сразу после выхода, может быть, издателям пришлось бы остановить конвейер пошлости? Если критики начнут дотошно анализировать романы (язык, композицию и прочее), то писателям придется напрячься и работать качественнее (или бросить графоманию), а премироваться будет не посредственность, не вторичность, а настоящее творчество – волнующее, вызывающее сопереживание. Тогда и мы, читатели, снова будем покупать книги. И у хороших книг поднимутся тиражи. Выиграют от этого и издатели, и авторы, и литература.
А также - огласите , пожалуйста - с кем это вы там договорились по поводу транскрипции Шевроле. ШиврУле - вот вам!
«Отражаясь друг в друге, как в зеркале, в книге разворачиваются судьбы четырех самозванцев — молодого монгола, живущего здесь и сейчас, сорокалетнего геолога из перестроечной Москвы, авантюриста времен Османской империи XVII века и очередного "чудом уцелевшего" цесаревича Алексея, объявившегося в Забайкалье в Гражданскую войну».
Прочитав такую аннотацию, чуткий читатель справедливо подумает: «Что за ахинея!» То есть об искусственности и несерьезности этого произведения можно судить уже по аннотации. Затасканный штамп «здесь и сейчас» (кстати, где это «здесь»?) тоже не украшает книгу, но это замечание относится уже к автору аннотации.
Спасибо за ссылку. Прочитала рецензию. Из нее тоже видно, что не было никаких литературных оснований премировать это произведение. Ирония по поводу серьёзности Юзефовича хороша, но не хватает главного вывода: произведение-то это, если разобраться, пустое, несмотря на все потуги автора скрепить его лживой, притянутой за уши идеей.
Одно непонятно, зачем таким, как Павленко. в литературу идти? В другие сферы искусства? Вы посмотрите - почти все "звёзды" шестидесятники - дети комиссаров, реальных комиссаров-нкавыдэшников. Есть куча сфер жизнедеятельности, где этим детям можно было реализоваться. СЛАВА - эфемерна, не пощупать её, уж поверьте! Бумага терпит, но до поры, вся стыдобень, написанная этими людьми, выплёвывается им же в лицо.
Мне так понятен гнев Ягодки. Но совершенно бесполезно трепать неведомого мне Юзефовича - он не может по-другому, и - открытие! Те, кто премируют, делают это искренне - им такое нравится, оне сами из помойки графомании.
Вас возмутил Юзефович. Вы не читали "прозу" Эргали Гера или Юрия Буйды. Я, вот, насладилась их писательством. Вот где нервы-то нужны. Демонстрация личного убожества всегда тягостна. И им несть числа. Здесь какая-то ловкая подмена (эти люди даже не виноваты, у них эго раздуто, тщеславие чешется и проч) "актуальная" как здесь любят определять подмена в несомненную пользу Зла. Искусство в этом смысле, конечно, очень уязвимо.