— Ну перестань. Ты же знаешь, куда все это ведет, — сказал Кролик и глубоко, смачно затянулся «ламберт-энд-батлером», будто не курил, а трахался. В ту же секунду его осенило: «Бабуин на скрипке — да она вошла в безнадежный штопор!» — Бля-а-адь, — выругался он и в бешенстве выпустил из обеих ноздрей по целому бивню дыма. — Ты что, перестала принимать тегретол? Либби, признайся, ты принимаешь тегретол?

На другом конце провода повисла тишина, затем послышались глухие, судорожные всхлипы.

— Твой отец снова звонил… Я не знаю, что ему говорить… Непонятно, чего он хочет… Он орет на меня… Бредит…
— Ради бога, Либби, ты же знаешь, что доктор сказал. Если ты не будешь принимать тегретол, у тебя начнется депрессия. А ты ведь прекрасно знаешь, что депрессия — это очень опасно. До каких пор мы будем наступать на те же грабли?

Рыдания не смолкали, а только усиливались, пока не сменились тихим, горестным плачем. И Кролик вспомнил их первую ночь в том убогом гостиничном номере в Истборне: Либби лежала в его объятьях и вдруг ни с того ни с сего разревелась: «Прости, я очень впечатлительная» — ну или что-то в этом духе. Кролик засунул пятерню в промежность и сдавил ее так, что низ позвоночника завибрировал от удовольствия.

— Да прими же этот блядский тегретол, — сказал он уже спокойнее.
— Я боюсь, Крол. И еще тот человек бегает повсюду и нападает на женщин.
— Это кто еще?
— Ну, он мажет лицо красным и надевает пластмассовые чертячьи рога.
— Чего-чего?
— Там, на севере. По телеку показывали.


Глава шестая

Войдя в гостиную, Кролик-младший сощурился в лучах света, бившего в окно. Заспанное лицо венчала копна слежавшихся волос, пижама измялась, а к руке был пристегнут веб-бластер Человека-Паука. Кролик-младший сморщил нос от тошнотворного запаха и помахал рукой у себя перед лицом.

Внезапно он разинул рот, а по всему телу пробежал энерджайзер-вихрь: отец неподвижно валялся на диване, серый, словно кухонная перчатка, в придачу покрытая коркой застывшего жира. Громадный металлический пульт от телевизора торчал из руки мертвеца вопиющим анахронизмом. Устройство казалось древним, устаревшим и почему-то виновным в смерти Монро, поскольку не справилось с единственной своей задачей — поддерживать в нем жизнь.

— Папа? — тихо позвал мальчик и повторил громче: — Папа?

Он начал переминаться с ноги на ногу в своих банных тапочках, полученных в подарок от фирмы. Кролик не откликался и даже если дышал, то очень неглубоко и так незаметно, что почти не шевелился.
Кролик-младший вдруг запрыгал и завопил что было мочи:

— Па-па!!!

Тогда отец испуганно подскочил, замахав руками во все стороны:

— Что? Что такое?
— Ты не шевелился!
— Чего?
— Лежал как мертвый.
— Да? Закемарил просто, — ответил Кролик, с трудом узнавая собственного сына.

Кролик-младший повернулся и сердито ткнул пальцем в сторону коридора и главной спальни, все так же угловато переминаясь.

— Что, нельзя было пойти лечь там? — громко сказал он, почесывая ладонью лоб. — Нельзя было там, что ли, спать лечь пойти?!

Кролик сел на диване и вытер каплю слюны с небритой щеки.

— Нет… Чего? Да нет, заснул я. Сколько время? — спросил он.

Мальчик не придвинулся к отцу ни на миллиметр, но когда Кролик глянул на сына, тот резко увеличился в масштабах, — и отец непроизвольно отшатнулся от этого сверхъестественного наезда камеры.

— Надо было на ключ запереть, — с тревогой сказал Кролик-младший.

Кролик почувствовал, как его обступают события вчерашнего дня, перекрывают ему кислород. В каком-то отвлеченном смысле он был потрясен произошедшими переменами. Теперь его жизнь стала трагичной — и достойной сожаления. Он овдовел и вызывал сострадание. Одновременно Кролик понимал, что виски, которым он накануне запивал рогипнол, все еще гуляет в крови. От этого ему было довольно кайфово, причем в самом прямом смысле.

— Чего?
— На ключ надо было запереть, папа!
— Что? Кого?

Кролик-младший посмотрел на отца, лицо его исказилось от бешенства, выпученные шершавые глазищи быстро завращались во впадинах, кулачки по бокам сжались, и он завопил:

— Просто мне надо было дверь запереть, блин, на ключ!


Глава девятая

Кролик открыл входную дверь. Он уже снял пиджак и оставался в васильковой рубашке с рисунком, выглядевшим как обычный горошек, но, если присмотреться, горошки оказывались в действительности древнеримскими монетками, на которых — если совсем утыкаться носом — были отчеканены многоразличные крошечные виньетки с трахающимися парочками. Каким-то чудом Либби пощадила этот артефакт, когда решила перекроить кроличий гардероб — с помощью кухонного ножа и пузырька туши. Тем не менее жена нанесла непоправимый ущерб прославленной «греческой» рубашке, которую Фудель подарил Кролику на годовщину свадьбы. Фудель надыбал ее в интернете на сайте для современных ловеласов, бабников и блядунов — sovratitel.com. На ней был не такой уж и откровенный узор с греческим богом секса или типа того: додик в оливковом веночке — с прибором таким внушительным, что двум пухлощеким херувимчикам приходилось поддерживать его рогатиной. Обнаружив эту вторую рубашку в кухне, в измельчителе для отбросов, Кролик уселся на пол и разрыдался над расчекрыженными останками.

— Здорово, ебанько, — выпалил Фудель, входя в квартиру с песьим оскалом на лице и наркоманским блеском в глазах.
— Господи, Фу, веди себя прилично, — сказала длинноногая блондинка, повисшая у него на руке, и пнула его в голень.
— Эй! Полегче, герла! — крикнул Фудель и запрыгал на одной вареноджинсовой ноге. Кролик обратил внимание, что багровая родинка над верхней губой блондинки чуть напоминает по форме кролика, и его прошибло электролибидо.

Вокруг Фуделя увивался Рэймонд с ящиком «лагера» под мышкой и с наигранной улыбкой на губах. Сквозь зловонное облако перегара, которое даже немного успокоило Кролика, Рэймонд любезно поинтересовался:

— Все путем, Крол?

Рэймондова девка, которую почти наверняка звали Барбарой, высунула из-за него голову, похожую на пустой овал, в который думают персонажи комиксов, и сказала:

— Привет, Крол.
— Привет… ммм… — ответил Кролик и подумал, что, возможно, ее и впрямь зовут Барбара. А Рэймонд театральным шепотом подтвердил:
— Барбара.
— Ну да, конечно же. Барбара… Извини, Барбара.

С громыханием вломившийся в двери Джеффри заглушил ответ Барбары. Изо всех карманов его необъятного льняного пиджака торчали литровые бутыли скотча. Устрашающе пыхтя после восхождения по лестнице, он помахал своим неизменным носовым платком и заорал:

— Кролик… Кролик… Кроличек…

Последовал целый оползень потной плоти: Джеффри не обнял, а, скорее, переварил Кролика.
— Ты так нам удружил, — произнес Джеффри. Все с ним согласились.

Блондинка с родинкой шагнула вперед и сказала Кролику:
— Это было что-то с чем-то!
Кролик повернулся к Фуделю и спросил:
— Фудель, а твою подружку…

Но Фуделя будто волной смыло. Заглянув в коридор, Кролик успел заметить, как дверь ванной потихоньку закрылась. «Дела идут на лад», — подумал Кролик.
Длинноногая блондинка улыбнулась ему и представилась сама:
— Я — Речка.

Nick Cave. The Death of Bunny Munro. Canongate Books Ltd, 2009

Отрывки из романа в переводе Валерия Нугатова