Анна Борисова. Креативщик

Автор на каждом шагу перетряхивает весь свой багаж знаний, будто из-под маски Анны Борисовой намекает простодушному читателю: он, автор, не так-то прост

«Креативщик», новая книжка Анны Борисовой, отчасти варьирует поднятую в романе «Там» тему загробной жизни, Творения и т.д. Сюжет — один день Черта Иваныча, который ходит по Санкт-Петербургу, приставая с разговорами к прохожим: школьнице, пенсионерке, православному неофиту, буржуазной даме и так далее. При этом дьявол меняет личины в зависимости от собеседника: «креативщик», который придумывает телевизионные реалити-шоу; драматург (тоже то есть инженер человеческих душ); специалист по НЛП, гештальт-терапевт. И каждому встречному он давит на любимую мозоль, рассказывая истории с моралью. О съемках экстремального шоу в Сибири, например; или о последнем допросе Николая Гумилева; или, допустим, пересказывает несуществующий фильм. Истории иногда обрываются на полуслове, но это не важно: их единственное назначение — призвать слушателя задуматься о своей жизни.

Критики и читатели «Креативщика» задумываются, впрочем, не столько о своей жизни, сколько о том, искренне ли похвалила роман Людмила Улицкая (похвала красуется на билбордах по всему городу и на обороте книжки) или покривила душой из корысти. Как говорилось у Довлатова: «Что тут обсуждать?! Может, еще обсудим — красть или не красть в гостях серебряные ложки?!»

Гораздо более интересным и симптоматичным мне кажется содержание отзывов: за что именно хвалят таинственного автора Людмила Улицкая, Павел Санаев и Януш Леон Вишневский. Во-первых, за «редкий культурный уровень», во-вторых, за технические навыки, в-третьих, за богатое воображение.

Читать текст полностью Мне тут показалось чрезвычайно важным замечание о культурном уровне. Подразумевается, что Анна Борисова, перед тем как самой писать книги, прочла несколько чужих. Не знаю уж, какой у нас сегодня образовательный минимум для писателя, но культурный уровень Анны Борисовой мне не показался каким-то исключительным. Скорее наоборот — манера на каждой странице перетряхивать перед взором изумленной публики весь свой багаж знаний кажется довольно комичной. Это похоже или на заносчивость дилетанта, или на самолюбие взрослого писателя, который зачем-то придумал себе маску Анны Борисовой, но тесно ему в этой маске, и вот он всячески намекает простодушному читателю, что он, автор, не так-то прост, хоть и подделывает молодежный жаргон. Кстати, по одной из версий «Анна Борисова» — новый псевдоним псевдонима Бориса Акунина. Но это версия, так сказать, дежурная, ее трудно обсуждать с серьезной миной, потому что Борис Акунин сегодня символизирует собой коллективное бессознательное нашей литературы: он и Анна Борисова, он и Брусникин, он и Барон Брамбеус, и «Юрия Милославского» он тоже написал. Но я все же вставлю свои три копейки: что бы ни сделалось с Борисом Акуниным, в его книжках заигрывание с золотым фондом русской классики — внятный литературный прием, а еще там есть увлекательный сюжет и живые персонажи. В данном же случае — чего нет, того нет. Вот, например, герой одной из вставных новелл «Креативщика» думает, что умер и общается на том свете с неким бесом или ангелом. В общем, «личным агентом»:

«А Майку вдруг стало смешно, трясется весь.
— Что? — спрашивает агент с улыбкой.
— Вспомнил. Читал недавно. Про одну графиню, 200 лет назад жила. Она в старости говорила, что ей очень любопытно будет умереть. Как только встретит апостола Петра, первым делом задаст вопросы, которые ее больше всего интриговали при жизни. Кто такой Железная Маска и кем все-таки был шевалье Д’Эон — мужчиной или женщиной».

Известный разговор графини Загряжской с великим князем Михаилом Павловичем много теряет в изложении Анны Борисовой. Но дело не в этом, а в том, что в ее повести, чисто полиграфическими средствами разогнанной до романа, этот милый анекдот — настолько не пришей кобыле хвост, что выглядит как попытка нарастить «строкаж». Как-то дневники Пушкина — несколько неожиданный круг чтения для персонажа по имени Майк Лестер, чьи собственные посмертные амбиции ограничиваются тесным знакомством с Мерилин Монро. Не вписываются, так сказать, в рисунок образа. А они и не должны: цитаты у Анны Борисовой несут нагрузку не художественную, а конъюнктурную.

Свойственную новейшей русской словесности маниакальную любовь к отеческим гробам разделяю, как никто, — мне справедливо пеняют на обилие незакавыченных цитат. Но все же я не романистка. Одно дело вспомнить классиков ради красного словца, потому что уж очень хорошо и выразительно по-русски сказано, а другое — заимствовать их сюжеты, характеры и идейки. Причем откровенность этого заимствования почему-то не кажется мне оправданием: оно должно быть как-то аргументировано, вот как у Акунина. Оттого что Анна Борисова тыкает нам пальцем в «Мастера и Маргариту» как в первоисточник, ее собственное сочинение осмысленнее не становится. Но деваться некуда: вариации на тему — жанр, освященный традицией, и я имею в виду не постмодернистские игры, а тот причудливый оборот, какой приняла в современной русской прозе идея о литературной иерархии.

Сергей Довлатов, упомянутый нами выше, прекрасный пример писателя, разобранного на цитаты просто потому, что в ряде случаев лучше, чем он, не скажешь. Но тут я вспомнила его неслучайно: будучи автором прозы безусловно хорошей, но легкой, он много рефлексировал на тему своего места в литературной иерархии, которая тогда еще была живехонька. В частности, однажды он сказал, что не считает себя писателем: «Я хотел бы считать себя рассказчиком. Это не одно и то же. Писатель занят серьезными проблемами. Он пишет о том, во имя чего живут люди. А рассказчик пишет о том, КАК живут люди».

Хорошо Довлатову — в его время был широкий выбор амплуа. Были писатели первого ряда, были крепкие прозаики средней руки и так далее. Теперь ничего этого нет. Согласно новейшей упрощенной системе, ты пишешь или Русскую Прозу, или трэш. Общепринятый способ откреститься от второй категории известен — цитировать классиков, еще цитировать классиков и опять-таки цитировать классиков.

Мне кажется, что наиболее точно авторскую интенцию Анны Борисовой выражает аннотация «Креативщика» на сайте Ozon.ru: «Богатства сюжетов, стилей и авторских приемов, содержащихся в этом небольшом по объему произведении, хватило бы на несколько книг, причем разного жанра». Прямо «Рукопись, найденная в Сарагосе», да и полно! Не надо несколько книг, дайте мне хоть одну! Анна Борисова как будто слишком хочет быть писателем, чтобы сделаться рассказчиком, и в результате остается креативщиком — лучше не скажешь.

Анна Борисова. Креативщик. М.: АСТ, Астрель, 2008


Другие материалы раздела:
Лев Данилкин: «Я смотрю как человек с улицы», 12.03.2009
Аркадий Драгомощенко. Встреча с Мишелем Деги, 10.03.2009
Стихи вживую. Алексей Прокопьев, 6.03.2009