Корни человека – не в абстракциях больших нарративов, но в любви, которую он дарит другим и которую другие дарят ему.

Оцените материал

Просмотров: 11296

Умер Рэй Брэдбери

Станислав Львовский · 07/06/2012
Он всегда был на стороне человека, а не масс; на стороне свободы, а не тирании; на стороне слова, а не силы; памяти и культуры – а не технологической цивилизации

Имена:  Рэй Брэдбери

©  Corbis / Foto S.A.

Рэй Брэдбери

Рэй Брэдбери

Умер Рэй Брэдбери. Он, разумеется, не был писателем-фантастом, элементы sci-fi в его книгах совсем немногочисленны, хотя технологические предсказания будущего оказались местами невероятно точны: он дожил до реализации многих из них. Более того, одной из основных — если не основной — его темой оказался страх перед будущим или по крайней мере недоверие к нему, соединенное с ностальгией по прошлому. О первом написан роман «451 градус по Фаренгейту». О втором — «Вино из одуванчиков». Эдем Брэдбери расположен в прошлом, в детстве, в сельском Иллинойсе, в Гринтауне-Уокигане, где вырос он и его alter ego Дуглас Сполдинг. Его ад — в будущем «451 градуса по Фаренгейту»: роман начинается сожжением книг и заканчивается всесожжением в пламени ядерной войны, оказавшейся самым распространенным эсхатологическим образом в книгах целого поколения (а может, и не одного) послевоенных писателей.

Гринтаун, описанный в «Вине из одуванчиков», в романах «Надвигается беда», «Лето, прощай!» и в сборнике «Летнее утро, летняя ночь», сродни скорее фолкнеровской Йокнапатофе, нежели какому-либо из топосов научной фантастики. Да и Марс Брэдбери — не Марс вовсе, о чем он сам прямо говорит: «Научная фантастика — изображение реальности. Фэнтези — изображение нереального. “Марсианские хроники” — не научная фантастика, а фэнтези. Этого не могло происходить».

©  www.mydelineatedlife.blogspot.com

Рэй Брэдбери в машине времени, 1960

Рэй Брэдбери в машине времени, 1960

Брэдбери — певец не будущего, а прошлого. Настолько, что иногда он и сам, кажется, пугается этого — см. историю мисс Фолей в «Надвигается беда». Тоска по утраченному — основная линия «Марсианских хроник» — в конце почти все поселенцы возвращаются на погибшую (снова) в ядерном пламени Землю — и еще как минимум нескольких десятков рассказов, разбросанных по разным сборникам. Брэдбери был и всегда оставался консерватором, но консерватором специфического толка: он — один из главных, по всей видимости, писателей-гуманистов в самом первом, буквальном значении этого термина. Пережив на своем веку Великую депрессию, Вторую мировую войну, холодную войну и распад послевоенного мира в конце восьмидесятых, он всегда был на стороне человека, а не масс; на стороне свободы, а не тирании; на стороне слова, а не силы; памяти и культуры — а не технологической цивилизации. Он постоянно напоминает нам, что жизнь без корней невозможна, в то же время — что корни человека — не в абстракциях больших нарративов, но в любви, которую он дарит другим и которую другие дарят ему.

В отличие от многих коллег Брэдбери по цеху, его не забудут, несмотря на то, что проза его во многом — о времени, в которое она написана. Однако сегодня уже мало кто разглядит за Темным карнавалом неясные детские страхи времен Великой депрессии, за «451 градусом по Фаренгейту» — политический памфлет эпохи маккартизма, а в части рассказов «Марсианских хроник» — отголоски борьбы за гражданские права или осмысление эпохи фронтира. Потому что книги Брэдбери — далеко не только об этом. Они, при всей их огромной печали и отсутствии в них порой видимого оптимизма, — о том, что зло уродливо и нежизнеспособно, а добро — невелико, но бессмертно. О том, что прогресса, возможно, и нет — или он не так уж важен, но свет, как правило, побеждает темноту, потому что человек по природе слаб, но принадлежит свету и в общем не склонен выбирать сторону мистера Дарка и мистера Кугера. О том, что слабость — вообще сильнее силы.

Его рассказы в прекрасных переводах Норы Галь, Дмитрия Жукова, Виталия Бабенко и других были настольным чтением как минимум двух поколений советских читателей — и одно из них в значительной степени на этих книгах выросло — в том числе и автор этих строк. Кажущаяся по нынешним временам немного наивной романтика этих книг — «темного» Брэдбери в СССР не переводили — делала их идеальным чтением для подростков: в том числе потому, что их автор, как верно замечает Остап Кармоди, лучше всех умел «передать душевный трепет, впервые охватывающий человека лет в 11-12, когда он начинает в полной мере осознавать всю необъятность, хрупкость, красоту и опасность мира». О том, как ему удалось на всю жизнь сохранить в себе этот душевный трепет, автор сказал в 2009 году в лекции, прочитанной для читателей маленькой библиотеки Южной Калифорнии, где он прожил всю жизнь: «Делайте то, что любите и любите то, что делаете». В случае какого-нибудь другого писателя это звучало бы дежурным трюизмом — но не здесь. Потому что труд всей его жизни — о любви. О том, что она неотделима от печали. О том, как она всесильна и уязвима. О том, что она длится.

Рэй Брэдбери читает свое стихотворение «If Only We Had Taller Been» 12 ноября 1971 года, перед запуском Mariner 9

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:5

  • arsenev· 2012-06-07 17:17:45
    "корни человека — не в абстракциях больших нарративов, но в любви, которую он дарит другим и которую другие дарят ему"

    корни человека - это нарратив, конечно, маленький и скромненький, а главное безобидненький, не то что страшные массы и техника

    <лиотар переворачивается в гробу>
  • Stanislav Lvovsky· 2012-06-07 18:43:20
    Это как в старом анекдоте: "Папа, с кем ты сейчас разговаривал?".

    Аnyway, Лиотар если вертится, то и пусть, не жалко. Вот бы еще небольшую электростанцию от него запитать...
  • Alexei Tsvetkov· 2012-06-07 21:29:23
    С Бодрийяром вместе - и никакая Фукусима не страшна.
Читать все комментарии ›
Все новости ›