Этот самый рассказ, который «Между дьяволом и синим морем», действительно, что называется, путает следы: настоящий патриот, которого все считали всю жизнь геем (и за это травили), раскрывает вдохновленный Советами заговор американских лесбиянок направленный на развращение и уничтожение здорового американского общества. Чтобы еще больше запутать читателя, рассказу предпослан эпиграф из известной фальшивки под названием «план Даллеса» — но с правильной атрибуцией, т.е. за подписью советского писателя Иванова, автора «Вечного зова». Тут любой патриот впадет в ступор. За кого писатель Дивов? За толерастов или за людей? За американцев или за наших? Последняя фраза: «Ведь смешной туповатый Джонни, что бы о нем ни думали все остальные, был в глубине души настоящий мужчина. Не педик». Текст этот, прямо скажем, сам по себе довольно нейтрален, — но в рамке сборника — увы, ничуть не нейтральнее остальных.

И нет бы писателю ограничиться этим самым рассказом. Но правду — ее же не утаишь: во второй части писатель Дивов снова возникает с рассказом «В Коньково мерзкая погода». Вот Алик (Али Алиевич Алиев) беседует с Омлетом (Гамлетом Оганезовым): «Алик грустно кивнул. Их русские жены, эти жирные клуши. Их русские любовницы, эти алчные шлюшки. Их русские поставщики, эти ласковые расисты. А дети-полукровки, эти наглые высокомерные москвичи?! Какой тут, нах, Чикаго-Шмыкаго. Алик с Омлетом давно влипли. Потом увязли. И пропали. Друзья поочередно харкнули Прыщу (это русский герой рассказа. — OS) на косуху и разошлись по домам. Оба понимали, что вырваться из этого ада им уже не суждено». Чтобы уж ни у кого не оставалось сомнений, интеллектуальная звезда русской фантастики уточняет: «У нас просто феерическая толерантность, только выборочная. Например, вздумай я сплясать лезгинку у Вечного огня или прирезать русского человека, мне кранты. А кавказюки — ничего, пляшут и режут». Защищает, в общем, чувства. Ну, как умеет.

Еще есть безыскусный рассказ Ольги Дорофеевой — условно говоря, про перевоспитавшегося скинхеда, который резал себе нормально венерианских (sic) дворников, а потом прирезал одного, у которого была маленькая венерианская девочка (мы знаем, из какой именно новостной истории она взялась) — ну и перевоспитался. Дорофеева — она, может, и от чистого сердца это все. Я не уверен, но похоже. Но составитель Чекмаев умный, в сборнике должна быть одна такая история, а то мало ли, сегодня 282-ю одни люди применяют, завтра другие — вдруг и правда в будущем все общечеловеки захватят — так будет чем отбояриться.

Последняя плохая новость имеет форму рассказа Егора Калугина «Народ обреченный». Чтобы не тратить зря время: это чуть перелицованная история евреев в Германии, изложенная в том смысле, что вот, мы были так толерантны, воевали за Германию в Первой мировой, а они взяли и повесили на нас вину за свое поражение. А потом начали Вторую мировую, а нас решили истреблять, хотя мы были такие толерантные. И вот, значит, они поселили героя в гетто, потом убили сына героя — а он, такой толерантный — ничего не сказал, а потом пришли настоящие освободители. И вот, простите, опять же, за длинную цитату, говорит главный герой, едва замаскированный «старый еврей»:

«Граждане победители, передайте, пожалуйста, нынешним властям, что мы можем быть полезны. Мы готовы и дальше работать, у нас склад забит продукцией, а вот сырье заканчивается. И еды бы немного. Трава по Унылому тупику выедена, если будет засушливое лето, то и с водой могут быть проблемы. Но вы не подумайте, мы не жалуемся, нет…

Что вы говорите? Мы свободны? И мы можем вернуться в свои дома?
Как же… нет, вы не подумайте, нам и здесь хорошо.
Нет, что вы… не надо. Хлеб… ах, это же хлеб…
Спасибо, вы так добры, так добры…
А не могли бы вы спросить у власти, действительно ли мы можем уйти из бараков. Это точно? А у вас есть такой Указ? Нет? Вы говорите, чтобы быть свободным не нужны Указы?

Извините. Нет, мы пока останемся здесь. И будем работать, конечно.
Как долго? Пока не будет соответствующего Указа».

Ну, то есть, история о том, почему европейское еврейство почти не сопротивлялось Холокосту — вполне себе тема для обсуждения, — она и была обсуждена в бесчисленном количестве книг, ни одной из которых Егор Калугин не читал. Но поставить этот сюжет в такую позу, чтобы он проиллюстрировал представления Калугина о вреде толерантности — это по-настоящему сильный ход. Из всех авторов сборника оный Калугин, я думаю, сделает наиболее успешную карьеру — т.е. хоть завтра на Первый канал, — а лучше сразу к Володину, там такие люди сейчас очень нужны.

Пара слов про презентацию, обещал вначале, я помню. Во-первых, туда, конечно, пришел Чаплин — как же, такая выдающаяся гнусь — и без поддержки о. Всеволода? Непорядок. «Толерантность в ее предельном выражении — это смерть свободе слова, мысли, смерть нравственности, унификация людей, превращение человека из свободно мыслящего существа в механизм с заданными функциями», — сообщил собравшимся отец Всеволод. Пришел, разумеется, и Рахамим Эмануилов, президент общественного фонда «Взаимодействие цивилизаций», при содействии которого выпущена книга: «Я против гей-парадов. Пусть они живут своей жизнью (гомосексуалисты), но зачем об этом во всеуслышание говорить и это навязывать... брать это как составляющую часть борьбы за права человека... Я — отец четверых детей, у меня трое внуков. И я переживаю за их будущее». Бедный, бедный.

Но самое прекрасное нашлось, как обычно, в не знающей пиаровского добра и зла блогосфере — тут опять будет длинная цитата, но песня так хороша, что и малую запятую жалко (скриншоты и прочее припасены):

«Неожиданно для всех пришли два Отца: Отец Всеволод Чаплин и Отец Никон (не путать с Кэноном и Поляроидом, как он сам сказал). С Чаплиным особо не пообщалась, а вот с Никоном потом долго сидели в ближайшем кабаке. Честно говоря, ни разу со священником не общалась, но этот порвал все мои шаблоны о священниках). Удивительно яркий и харизматичный человек. Великолепно владеет языком: и в плане использования шикарных метафор, и в плане ораторства. <…>.

Затем отец Никон спел “хорста веселя” на немецком великолепным оперным басом. Поскольку мы отмечали выход сборника, то все разговоры и тосты крутились вокруг “радужной толерантности”. Вот несколько цитаток отца Никона: “мужчина умирает на руках женщины, пидор — на руках пидора”, “гетеросексуализм должен быть воинствующим и беспредельным”».

«Хорста Весселя». Бедный о. Никон. Такую песню — и по кабакам приходится петь. А сердце-то просит — чтобы на Красной площади, и чтобы танки, и многотысячное факельное шествие дантистов. Так ведь не дают толерасты проклятые!

Многим русским писателям, даже и не фантастам вообще, известное дело, если что и мешает в жизни — так это политкорректность и толерантность. Потому что — и правда, в такой уж мы с вами живем стране — в Питере только что запретили пропаганду семейных ценностей, в Новосибирске толерасты вот-вот запретят выставку патриота Ильи Глазунова, седьмого числа мая либерасты-таджики избили патриотический гетеросексуальный ОМОН на Болотной. Некуда, в общем, бедному писателю-натуралу податься, — так что спасибо составителю книги Чекмаеву, приютившему бедных умученных сироток от постсовременного общества.

Спасибо, действительно — я, наверное, мало читаю современной русской прозы, особенно массовой — однако, кажется, впервые вижу под одной обложкой столько людей, с таким удовольствием потребляющих «вторичный продукт» российских СМИ — и с таким упоением скармливающих своему читателю выходящую из их кишечного тракта третичную «норму». И столько читателей в комментариях, с энтузиазмом ждущих своей очереди у выдачи — тоже вижу впервые. Очень познавательно.

Очень хорошо, что эта книга вышла. Где бы мы еще, в наше-то мирное время, познакомились сразу со столькими людьми, открыто, по зову сердца, принявшими сторону самого настоящего зла? ​