Кто вас спрашивал, кто вас за язык тянул, психи вы ненормальные!
Никакого осмысленного обсуждения темы диссидентства в Советском Союзе без простого слова «мораль» быть не может, полагает НАТАЛЬЯ ЧЕРВИНСКАЯ
Збылут Грживач. Все еще в очереди. 1973
Читать!
И вдруг кто-то употребил слово «моральный». И тут же поспешно добавил: «Я извиняюсь за употребление слова “моральный”. И это важно, что мне приходится извиняться». Действительно — важно, еще как важно. До такой степени важно, что никакого осмысленного обсуждения темы диссидентства в Советском Союзе без простого слова «мораль» быть не может.
В журнальной рецензии критик пишет о персонаже литературного произведения, жившем в Советском Союзе в семидесятые годы: «Его спасает от активного диссидентства музыка, он слишком увлечен профессией, чтобы думать о политике». Для человека, который не знает теперешних интеллектуальных дискуссий и обсуждений, однако был очевидцем и достаточно близким свидетелем обсуждаемого, в этой фразе поразительно все. Каждое слово.
«Спасает» — спасти можно от греха, измены, запойного пьянства. Видимо, диссидентство, иначе говоря, инакомыслие, несогласие с советской властью, считается теперь заведомым и позорным грехопадением.
«...от активного диссидентства». Активным диссидентством в те времена было не создание подпольного правительства и не распределение портфелей будущих антисоветских министерств. Для потери работы, допроса и обыска достаточно было иметь запрещенные книги по истории, философии, богословию, книги Солженицына и Пастернака. Неужели этот персонаж зарекся на всю жизнь даже и книжки читать?
«...музыка» — почему же музыка не оказала той же неоценимой услуги Ростроповичу? Его гражданства лишили за отсутствие таланта?
«Он слишком увлечен профессией». Из этого логически следует, что академик А.Д. Сахаров был недостаточно увлечен своей профессией и не любил свое дело. Хотя сам А.Д. Сахаров говорил: «Больше всего на свете я люблю реликтовое излучение».
«...чтобы думать о политике». Ну, это уж — извините. Это в свободном обществе человек может не заниматься политикой, в обществе тоталитарном политика занимается человеком.
Принес бы ему друг свою рукопись, попросил спрятать на несколько дней. И тут бы возник момент интересного выбора. «Не заниматься политикой» означало не только не читать и не прятать, но и немедленно на друга донести. Иначе можно было попасть в политику. Не в политику с митингами, предвыборными кампаниями и пресс-конференциями, а в то, что тогда называлось политикой, — с ватником, пайкой и глазком. О которой действительно думать не хотелось.
Бессмысленно спорить с теми, кто ненавидит диссидентов за то, что диссиденты не слушались начальства и расшатывали замечательную систему. Это как раз совершенно цельная позиция людей, которые в правах человека не нуждаются. Они горюют о величайшей геополитической катастрофе века и ищут виноватых.
Но вот две милые молодые женщины говорят в интервью о семье, в которой выросли: «Мы... диссидентами в прямом смысле не были. Мы никогда не боролись с системой... наши родители жили так, как считали правильным, а восприятие этого образа жизни властью и миром им было безразлично».
То есть как — безразлично? Ваши родители жили так, как считали правильным, и «восприятие властью их образа жизни» могло означать арест. Их, по счастью, так никогда и не арестовали, и только поэтому их можно не считать «в прямом смысле слова диссидентами». Но на их кухне происходили обсуждения — бурные, но совершенно беззвучные, так как проходили они при помощи карандаша и блокнотика. Хозяин дома публиковался в самиздате, его жена прятала и передавала для публикации рукописи. Они «не боролись с системой»?
Видимо, произошло какое-то смешение терминов, и слово «диссидент» означает политику, а слову «политика» теперь придается только ругательное значение. И милые молодые женщины не хотят называть родителей дурным словом. Но никакой политики, никакой политической деятельности в теперешнем смысле слова в семидесятые годы не было. Со стороны власти то, что называлось «политической работой», означало идеологию и пропаганду. А в нормальной человеческой речи «политический» означало «заключенный».
Всякому непредвзятому очевидцу было в те времена совершенно ясно, что так называемое диссидентское движение было прежде всего нравственным, вовсе не политическим. Это было нравственное движение, направленное не вовне, не на изменение политической системы — ее в те времена изменить никто не надеялся, — а вовнутрь, на изменение самого себя, своей души. Именно о сохранении своей живой души шло дело, об уничтожении в себе того самого чеховского раба.
Из всех разнообразных идей постмодернизма почему-то радостнее всех была принята идея относительности правды и неправды, добра и зла, черного и белого — приятный серый туман, позволяющий что-то мухлевать в сумерках, не упоминая даже таких пошлых слов, как мораль... Но ведь мораль — не поэтический образ, не метафора. Это название инфраструктуры, столь же практически необходимой, как водопровод, канализация, дорожные знаки и мосты.
Диссидентство заключалось в том, что люди отказывались врать. А врать — нехорошо. Когда тебя всю жизнь заставляют врать — это унизительно. Люди не хотели унижаться. От людей требовали, чтобы они закладывали и продавали друзей, а это нехорошо, аморально. И они поступали по совести. Поступать по совести — хорошо. Даже когда это наказуемо.
Никто не «шел в диссиденты». Не было никакого партизанского леса, куда уходили храбрые правозащитники. В диссиденты не шли, в диссиденты брали и сажали. Диссидентами называли, в основном в западной печати, людей, уже подвергшихся репрессиям, потерявших работу, прошедших через обыски, аресты и т.д., то есть уже засвеченных.
Люди пытались жить нормальной жизнью в ненормальном обществе. Политической их деятельность делало только то, что они становились жертвами репрессий. Осуждать и презирать человека за то, что он подвергся несправедливым репрессиям, — аморально.
Вот что говорит в своем интервью Вера Лашкова:
Читать!
Сажали за стихи, за картины, за литературные антологии, за песни, за исторические исследования. «Хроника текущих событий» была, между прочим, не сборником политических трактатов. Это был сборник корреспонденций, высокого класса журналистика.
Страницы:
- 1
- 2
- Следующая »
КомментарииВсего:10
Комментарии
- 29.06Стипендия Бродского присуждена Александру Белякову
- 27.06В Бразилии книгочеев освобождают из тюрьмы
- 27.06Названы главные книги Америки
- 26.06В Испании появилась премия для электронных книг
- 22.06Вручена премия Стругацких
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3455799
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2346024
- 3. Норильск. Май 1273526
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 899166
- 5. ЖП и крепостное право 853040
- 6. Закоротило 824388
- 7. Не может прожить без ирисок 791906
- 8. Топ-5: фильмы для взрослых 766337
- 9. Коблы и малолетки 745134
- 10. Затворник. Но пятипалый 479139
- 11. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 409529
- 12. «Рок-клуб твой неправильно живет» 374814
1) Узурпация совести. Вот были диссиденты - у них была совесть, а у не-диссидентов ее не было. Поэтому те, которые диссидентов не любят, тоже совести не имеют. Поэтому и не любят.
2) Изолированность от влияния государства, "власти". Есть какое-то совершенно независимое от нас государство, черный ящик. А есть абсолютно независимые от государства мы. Мы тут живем по совести или не по совести, а государство нам мешает или помогает, но при этом наша совесть, она сформирована независимо от государства. Т.е., грубо говоря, совесть у всех людей в принципе одинаковая, только одни ею пользуются, другие - когда как, а третьи вообще атрофируют (долго думал откуда я взял такое слово, потом вспомнил - из затоваренной бочкотары). Разных совестей не бывает и видоизменяться под внешним воздействием совесть тоже не умеет, кроме как исчезать.
Черно-белая картинка "хорошие диссиденты - плохие все остальные" держится, по-моему, в основном как раз на этих принципах. Если их расшатать, то контраст сразу сильно уменьшится. Не знаю, стоит ли расшатывать, но убежден, что эти принципы ложны.
мне кажется, Вы совершенно зря не прочитали материал - и столько пишете. Все впустую :-)
Потому что картинку "хорошие диссиденты - плохие все остальные" Вы придумали. В тексте же ясно написано: хороших диссидентов нет, вообще диссидентов нет (как той ложки).
Диссидентами людей делали события и другие люди. Постфактум. И в своей формуле Вы - видимо, страшно спеша перейти таки к заявленной критике - перепутали причину и следствие: просто только глобально хорошие люди могли в итоге ОКАЗАТЬСЯ диссидентами. Неудивительно совпадение этих множеств.
И да - есть независимые мы. Каждый из нас. Потому что свои решения каждый - в каких бы обстоятельствах ни очутился - принимает сам. А государство - это всего лишь удобное для кого-то образование, в котором - в зависимости от его устройства - некоторые независимые из нас проявляют свою независимость определенным образом, фактически от нее отказываясь за те или иные блага (прошу Вас, не толкуйте это слово слишком буквально!)
Автор статьи прямо указывает на мораль как на объективную категорию "мораль — не поэтический образ, не метафора. Это название инфраструктуры, столь же практически необходимой, как водопровод, канализация, дорожные знаки и мосты." Действия диссидентов - действия людей, которые поступают в соответствии с моралью, действия конформных членов общества - аморальны. Это как раз то, о чем я писал в первом пункте. Мораль - это нечто объективное и вот именно диссиденты ею, так сказать, обладали. Не знаю, может я чего не так понял, но я из статьи ясно вычитал, что диссидентов нет только в том смысле, что есть люди с моралью, которые из-за своей морали не могут поступать плохо и которых называют диссидентами, а есть остальные, у которых с моралью чего-то не в порядке. Обычные члены советского общества, не знаю как назвать, конформисты. Люди, для которых советская власть если и не ОК, то во всяком случае терпима. И это делает их аморальными, поскольку советская власть настолько плоха, что терпеть ее никак нельзя. Это как раз и есть та самая черно-белая картинка. Когда именно и кто назвал назвал кого-то диссидентами - не суть важно, главное - объективность и единственность морали. И наличие тех самых "глобально хороших людей", о которых Вы пишите. Удачно сказано, кстати.
Ну а со вторым моим пунктом Вы сами согласились. Фактически, Вы рассуждаете как раз опираясь на те принципы, которые я примерно описал, и для Вас они вполне естественны. Вот. А к критике я, собственно, и не переходил, хоть и очень спешил :). Просто обозначил некоторые пункты, которые мне показались важными в свете возможной будущей критики.
P.S. Кстати, может я неправ, но у меня ощущение, что под критикой Вы понимаете "осуждение" или "опровержение". Это неверно. Критика - это аргументированное обсуждение, т.е. совсем необязательно что-то "против", а просто не принятие на веру.
Все же диссидентство - это не столько о морали, сколько о свободе. Если не указать этого, то немедленно последуют возражения типа двух пунктов vantz'а. Между тем, уважаемый vantz, в те времена имело место стремление отнюдь не к узурпации совести, но к свободе совести. Возможно, кое-кто не видит тут разницы, а зря.
Свобода совести - самая, пожалуй, важная характеристика диссидентского движения: хорошо известно, что оно напоминало универмаг, где можно было приобрести буквально все - от любой религиозной до любой идеологической модели, включая марксистскую (да, за свободу толкования карла виссарионыча ленина тоже сажали).
Моральная составляющая, на которую упирает автор статьи, тут все же вторична, ибо является следствием момента свободы, момента экзистенциального выбора.
Жить в советском обществе было унизительно не потому, что оно выдавливало из своей прямой кишки недостаточно колбасы, а потому, что оно не предоставляло свободы. Любой свободы - в том числе и свободы жить по своим (общества) собственным правилам (г-жа Червинская очень точно пишет о том, что диссидентством могло стать любое действие повседневного бытия). Поэтому советская система именовалась тоталитарной - странно, что приходится напоминать о такой азбучной истине. Из нее, кстати, следует и ответ на второе замечание vantz'а - о неприятии государства, принципиальной враждебности к нему: может ли быть иное отношение к тоталитарной власти? Нет, не может, - тоталитаризм имманентно враждебен всем без исключения - даже тем, кто его насаждает в какой-либо конкретный момент (ибо в следующий момент насаждающий сам становится жертвой несвободы).
Наверное, в современном контексте особенно интересно обсуждение именно этого качества российской ментальности: ее встроенной враждебности к власти, к государству. Понятна ли она? Безусловно, да - формы российской государственности всегда характеризовались высокой степенью тоталитарности. Плодотворна ли она при любой погоде - в том числе и при наличии беспрецедентной (в сравнении с прежними временами) свободы? Не уверен.
Я тоже обратил внимание на то, что понятие свободы, ключевое для диссидентского движения, в статье практически не затронуто. Предполагаю причина в том, что свобода - дело в большой степени личное, а целью статьи было показать именно большое общественное значение диссидентства. Понятно, что в стране, где каждый второй считает целесообразным отказаться от гражданских и в большой степени личных свобод в пользу спокойной жизни, что-то не так с государственной властью, но все-таки это в меньшей степени открывает именно общественное значение диссидентского движения, чем такой своеобразный патент на совесть - "диссидент - это человек, которые не поступился совестью" (соответственно НЕ диссиденты по всей видимости поступились совестью). Таким образом и возникает эта самая узурпация совести, о которой я писал выше. Ведь человек, ратующий за свободу совести, должен допускать эту самую свободу и для других людей, в том числе и людей противоположных убеждений. У советских диссидентов я такого не наблюдал (естественно, я далеко не все читал, далеко не все знаю, это мое мнение на основе, того, что я знаю и т.д.). Напротив, все что я видел и продолжаю видеть - это то, что диссидентское движение и преемственное ему "(ультра)либеральное" движение в России порождены системой, с которой боролись, и унаследовали все ее худшие черты, включая патент на совесть, патент на истину, нетерпимость к противоположным мнениям и т.д. Это меня очень тревожит и именно поэтому я здесь призываю не делать из диссидентства икону совести и морали, а тщательно разобрать смысл и идеологию этого движения, чтобы понять насколько мы ещё все советские люди и что нам с этим делать.
Вы совершенно правы. "Профессиональное диссидентство" - это такой же оксюморон, как "профессиональная плакальщица" или "жрица любви". Верно и то, что в СССР (тьфу, написал, как выругался) многие участники диссидентского "движения" были именно "профессионалами" - особенно, на позднем этапе.
Вообще, "движение" предполагает организацию, администрирование и прочие занятия, к коим диссидентский склад души и ума не очень склонен. А из этого прямо следует некая catch 22, которую можно сформулировать так: "диссидентскую организацию могут создать и поддерживать лишь недиссиденты".
Но г-жа Червинская все же пишет не совсем о таком диссидентстве. Она смотрит на дело куда шире, утверждая, что диссидентами, по сути, были ВСЕ советские граждане. Неважно, что они несли чушь на политинформациях, - важно, что они несли с работы украденный гвоздь. И это, думаю, верный взгляд на вещи. Система распалась не потому, что бодался теленок с дубом, и не потому, что сотня столичных диссидентов сотрясала основы (в лучшем случае они сотрясали стаканы на кухне). Система распалась потому, что на работе кончились гвозди, а без гвоздей, как известно, никакой барак не устоит.
Поэтому, будь я на Вашем месте, меня не слишком волновали бы такие мелочи, как "профессиональные диссиденты", "профессиональные либералы" и пр. бр-р-р. Нехай себе патентуют свои истины и свою нетерпимость - Вам-то что? Запатентуйте свои - только и всего. Да, в России, по меткому замечанию проф. Пивоварова, общество традиционно управляется силой, а не конвенцией. И пока это так, остается сотрясать стаканы на кухне. Но российские общественные традиции отнюдь не высечены в камне. Осознание обществом закономерностей меняет их. Видимо, в этом направлении и стоит работать. Главное, чтобы конвенция была, - а уж запатентована она или нет - не столь важно.
> происходящее в том месте и времени, где он живет.
Автор говорит: так называемые диссиденты должны взять на себя ответственность за происшедшее в 90х, за все стороны процесса запущенного как "Перестройка", не минуя и обратных. А ведь этого не произошло, от ответственности так называемые диссиденты успешно открестились. Так, по праву, и пребывают в идиотах ныне. И в этом я с автором соглашусь.