Джедедайя Берри. Учебник для детектива

Детектив, стремительно сформировавшийся как жанр, к концу ХХ – началу ХХI века оказался настолько формализован, что авторам, помимо игры собственно в детектив, понадобилась другая игра

Имена:  Андрей Хуснутдинов · Джедедайя Берри · Дмитрий Колодан

Детектив из всех жанров дольше всего сопротивлялся не столько постмодернистской литературной игре («Имя розы» стало в этом смысле чуть ли не образцом), сколько деконструкции. Причина в самой его природе: правила жанра требуют, чтобы преступник был плохой, детектив стоял на стороне Светлых Сил, а справедливость торжествовала. Собственно, любая детективная история — это сеанс психотерапии. Она уравнивает Мораль и Закон: убивать плохо, обманывать плохо, красть плохо, воздаяние последует незамедлительно, и уже в этой жизни.

Именно поэтому — добавлю на полях — классический детектив не очень-то пишется в России, где Мораль и Закон далеко не всегда идут рука об руку, а порой открыто друг другу противостоят. Еще в девяностых я в этой связи писала, что единственный исторический период, когда Закон и Мораль в России были более или менее в ладу друг с другом, — это конец ХIХ — начало ХХ века. Об Акунине тогда слышали далеко не все. Тем не менее все хорошее когда-нибудь кончается и старый добрый детектив становится полем литературных экспериментов, а нетронутым жанром остается, кажется, только дамский роман. Жаль — тут можно хорошо повеселиться.

Судя по аннотации, роман Джедедайи Берри «собрал урожай призов и номинаций на призы одновременно в жанре детектива, фантастики, фэнтези и современной прозы». Действительно, рецензент Guardian называет «Учебник для детектива» «киберпанк-нуаром» (не забывая напомнить, что интрига тут все-таки детективная) и говорит, что Берри «формализует множество жанровых тем». Я бы добавила — ключевых именно для детективного жанра, это важно. Насчет урожая призов не скажу (урожай был скорее по части номинаций), но по крайней мере две премии за этот роман Берри получил. Одна из них (и это тоже важно в данном контексте) — премия Хэммита (2009) Международной ассоциации авторов криминальных романов; вторая — William L. Crawford Award, присуждаемая на Международной конференции, посвященной фантастике в различных областях литературы и искусства, за дебютный роман, написанный в жанре фэнтези. Важнее, наверное, то, что роман Берри удостоился краткого отзыва в The New Yorker; не каждый дебют ухитряется этого заслужить.

Читать текст полностью Итак, некий город, где все время идет дождь. Трупы и живые последовательно плюхаются в лужи, у главного героя промокают ботинки, носки и т.п. — и это, пожалуй, единственное ощущение, хотя бы как-то фиксирующее реальность. К тому же черно-белая гамма с яркими вкраплениями цветовых пятен, во-первых, маркирует стиль нуар (вспомним уже ставший классикой «Город грехов»), во-вторых, типична для оптики сна, что для нас тоже очень важно.

Определяющая вертикаль пейзажа — небоскреб, в котором размещается Агентство по расследованию преступлений, совершаемых в Городе. В Агентстве работают детективы, супервайзеры, старшие и младшие клерки, причем для борьбы с утечками информации их обязанности строго разграничены. В результате «правая рука не ведает, что делает левая», а для общения «верхних» этажей (начальство и элита Агентства — детективы) и «персонала» (клерки, уборщики, служащие архива) выработаны строгие и нелепые ритуалы. Все это, вместе взятое, смахивает на современную версию «Замка» Кафки, и несколько меланхоличное, флегматичное, невзирая на явный абсурд ситуаций, повествование только подтверждает это сходство . Разве что главный герой — ни с того ни с сего повышенный до ранга детектива клерк Анвин (Unwin, как подчеркивает редакторский комментарий к русскому переводу, то есть «в принципе не могущий победить») — вовсе не рвется наверх, а хочет раскрыть тайну исчезновения детектива Сайварта, которого ему приходится заменять, и вернуться к привычной работе. В качестве пособия по расследованию (и неотъемлемого Атрибута любого детектива) он получает от не склонного к объяснениям начальства вот этот самый вынесенный в заглавие романа «Учебник для детектива», главы которого («Разработка подозреваемых», «Методика наблюдения», «Документирование сведений», «Проникновение и внедрение во враждебную среду») являются одновременно и главами романа.

В процессе расследования Анвин выясняет, что самые знаменитые дела Сайварта (за исключением одного) вовсе не были им раскрыты, а, напротив, детектив стал игрушкой в руках подсовывающего ему нужные улики злодея-чревовещателя Еноха Хоффмана из луна-парка Калигари. Цирк и все, что с ним связано, вообще очень знаковая тема для любителей усомниться в прочности реальности, ну а фамилия Калигари говорит сама за себя. Фильм «Кабинет доктора Калигари» (Роберт Вине, 1920) о зловещем докторе-гипнотизере является родоначальником современного хоррора/нуара и одновременно классическим образцом немецкого экспрессионизма. К тому же выясняется, что Анвин получил на руки утвержденный Агентством урезанный образчик «Учебника для детектива», насчитывающий семнадцать глав. В первоначальной (и засекреченной от «рядовых» детективов) версии имелась еще одна, восемнадцатая, «Слежка за сновидениями». Она же, как можно догадаться, завершает и роман. Оказывается, страшный Енох Хоффман при помощи страшных устройств загипнотизировал весь город, заставляя жителей видеть нужные ему сны, а сотрудники Агентства соответственно наблюдают за этими снами, внедряясь в них. «Все вокруг нас делится на реальное и нереальное, на действительное и воображаемое. Наша неспособность отличить одно от другого, или, скорее, наше стремление поверить в то, что это одно и то же, и есть зазор, сквозь который проникают оперативники Агентства».

Сон и реальность тем самым уравниваются, пробуждение означает лишь переход в другой сон или на другой уровень того же. Недаром рецензент Guardian классифицирует «Учебник для детектива» как киберпанк, а не, скажем, стимпанк (киберпанк строится именно на принципиальной неразличимости реальности и ее макетов), хотя мир «Учебника…» явно архаичен: наряду с мистической машиной, позволяющей путешествовать по сознаниям, тут есть настольные телефоны, пишущие машинки, пневмопочта, лампа с зеленым абажуром и проигрыватели для винила. Мобильники для детективного романа и впрямь скорее помеха — почти все ключевые моменты детективных сюжетов строятся на том, что кто-то кому-то что-то не успел сказать вовремя или кто-то кого-то не сумел найти и предупредить об опасности. Но дело не в страшной машине Еноха Хоффмана. Дело в том, что «Учебник для детектива» в принципе построен на логике сна.

Неудивительно, что каждый микросюжет здесь кусает свой собственный хвост: циркачи из луна-парка Калигари, за которыми охотится Агентство, сами работают в этом Агентстве на ключевых позициях; один персонаж может превратиться в другого; травматические моменты можно переиграть; плохой становится хорошим, свой — чужим, и наоборот. Логика сна сродни логике мифа, она вытаскивает на свет архетипические сюжеты (без потерянной дочери Главной Интриганки и Главного Злодея в «Учебнике…» не обошлось). Время здесь, как и положено, движется не линейно, а по кругу, то и дело возвращаясь к исходным точкам. И каждый встречный оказывается ключевой фигурой, поскольку ни в мире снов, ни в мире мифа нет случайностей.

Причинно-следственные связи вообще-то краеугольный камень любого детектива. Преступник оставил такие-то и такие-то улики. Подозреваемые имеют такое-то и такое-то алиби. Свидетельские показания такие-то и такие-то. Из всего этого следует… и так далее. Нет преступника — нет улик. Нет преступления — не нужно алиби. Джедедайя Берри покусился на — самое святое — сердце любого детектива. На его становую жилу.

Но вот что интересно — не только он. И не только на Западе.

В 2010 году вышла повесть представителя очередной «новой» (так называемой «цветной») волны в фантастике — биолога Дмитрия Колодана. Называется она «Время Бармаглота» (М.: Снежный ком, М.: Вече), и построена, как можно догадаться по названию, на фундаменте кэрролловской «Алисы». «Время Бармаглота» тоже детектив-нуар, еще более абсурдный, чем «Учебник для детектива», и подчиняющийся той же логике сна. Джек (как бы «никто», абстрактный персонаж, вечный партнер такой же универсальной Джил английского фольклора), пребывающий в коме, погружен, как и Анвин, в иллюзорный мир сновидения, где Человек-Устрица убивает паропанковых андроидов-моржей, а хозяин моржей — зловещий вивисектор Плотник — является кем-то вроде доктора Моро и Джека-Потрошителя одновременно. В этом мире заперт страшный Бармаглот, и именно поэтому Джек, истребитель Бармаглота, один раз победивший его и теперь охотящийся за страшным Плотником, не может (подсознательно не хочет) прийти в сознание, ведь открыть глаза означает выпустить Бармаглота наружу.

Про Дмитрия Колодана и его «Бармаглота» с тем же успехом можно сказать, что он «собрал урожай призов и номинаций на призы одновременно в жанре детектива, фантастики, фэнтези и современной прозы» («демократическая» премия крупнейшего в России конвента фантастов «РосКон» и «авторитарная» — киевской Ассамблеи фантастики «Портал»; лучший сборник года по версии сайта «Фантлаб»; лонг-лист «Большой книги — 2011»).

«Время Бармаглота», как и роман Берри, построен на литературных аллюзиях, на игре с архетипами и культурными символами: отказавшийся следовать принципам причинности, сюжет грозит обрушиться в полную аморфность и структурирует сам себя за счет «культурных вешек», на которые хоть как-то может опереться читатель, выстраивая свои собственные структурные связи и ассоциации.

Точно такую же литературную игру нам предлагает лауреат премии «Неформат» (2009) и премии имени Ивана Петровича Белкина днепропетровская писательница Ульяна Гамаюн в новелле (правда, не премированной) «Каникулы Гегеля». Инспектор, в духе Агаты Кристи расследующий преступление и допрашивающий свидетелей, на самом деле расследует обстоятельства своей собственной смерти, настигающей его на последних страницах новеллы. Круг замыкается — расследование имеет смысл только в том случае, если имеется труп, — следовательно, труп надо обеспечить хотя бы и после расследования, подогнав еще не свершившееся убийство под соответствующие улики и свидетельские показания.

Можно привести и другие аналоги роману Берри. Ограничусь, однако, упоминанием лишь одного криминального романа-нуара — «Столовой Горы» Андрея Хуснутдинова («Полдень, ХХI век», 2007, № 2; Рига: Снежный ком, 2008). Агент Марк Аякс по поручению некоего Управления прибывает в городок Столовая Гора — он должен найти исчезнувшего коллегу. Пытаясь раскрыть тайну загадочного рудника и связанных с ним странных событий, он совершает те же архетипические странствия в поиске (или, напротив, в процессе утраты) собственной идентичности. Совпадений и примеров сосуществования вроде бы взаимоисключающих друг друга версий реальности тут не меньше, чем у Берри, да и загадочное Управление, отправившее Аякса на задание, ведет себя так же странно, необъяснимо и предательски, как Агентство у Берри.

Добавим и неприятие, которое «Столовая Гора» вызвала у поклонников «классического» остросюжетного романа, упрекающих Хуснутдинова в нарушении правил игры; и многочисленные культурные аллюзии, на которые обращают внимание рецензенты («Замок» Кафки упоминается практически во всех отзывах)… Добавим, что у «Столовой Горы» имеется подзаголовок «Дознание», то есть, с одной стороны, «расследование», с другой — «предзнание», то, что предшествует логике и объективированному восприятию реальности и помогает ориентироваться скорее в конструктах мифологических, архетипических. Опять же добавим, что никаких жанровых премий «Столовая Гора» вроде бы не получила, зато в лонг-листы «Русского Букера» и «Большой книги — 2009» вошла.

И еще обратим внимание на даты: оригинальный роман Берри вышел в 2009-м, первая версия «Столовой Горы» — в 2007-м, «Каникулы Гегеля» — в 2009-м, «Время Бармаглота» — в 2010-м. Пул получается довольно плотный. Что, конечно, есть некий симптом. Вот только симптом чего?

Существует версия, что биологические виды, быстрее других формирующиеся, вымирают тоже быстрее. Детектив, стремительно сформировавшийся как жанр во второй половине ХIХ века и уже тогда отличавшийся высокой степенью условности, к концу ХХ — началу ХХI века оказался настолько формализован, что творчески настроенным авторам (не эпигонам), помимо игры собственно в детектив, понадобилась другая игра. {-tsr-}Обычно это игра в литературу (иногда собственно в детектив, как у Гамаюн; иногда в русскую классику, как у Акунина, или в британский холодноватый логичный абсурд, как у Колодана). Но в большинстве случаев, кроме тяги к литературным аллюзиям, авторы испытывают сильное искушение замахнуться на самые основы детектива, а именно на принцип причинности. Сочиняя детектив, они одновременно его как жанр разрушают.

Лично мне это горько и обидно, потому что я люблю именно детективы. Убийство в запертой комнате; сыщик, чуждый подкупу и человеческим слабостям; ограниченный круг подозреваемых; добрые милые люди, любой из которых может оказаться убийцей (а убийца в действительности гад из гадов и только притворяется добрым и милым человеком); и неминуемое воздаяние…

Однако тот прежний, уютный мир черных дроздов, пестрых лент и красных орхидей ничуть на самом деле не менее иррационален, первобытен и жуток.

Джедедайя Берри. Учебник для детектива. — М.: АСТ: Астрель, 2011
Перевод с английского И. Данилова​