Харуки Мураками. 1Q84 (Тысяча невестьсот восемьдесят четыре)

Завтра в российских магазинах появится новая книга Мураками. АЛЕКСАНДР ЧАНЦЕВ полагает, что на каком-то этапе она начинает выглядеть как иллюстрированный еженедельник для домохозяек

О том, что последняя книга любителя джаза и бега трусцой штурмует в Японии вершины списков бестселлеров (недавно вышел 3-й том), отдельно говорить не нужно — об этом пишут даже отечественные информационные агентства. Вослед за английским, украинским и другими переводами подоспел русский. Дмитрий Коваленин нашел свою аналогию для непривычного на первый взгляд названия: если в оригинале стоит Q, омонимичный числительному «девять», то в поясняющем подзаголовке появляется слово «невестьсот». Хорошо известно и то, что на сегодняшний день это своеобразное переосмысление оруэлловского «1984» представляет собой, так сказать, opus magnum плодовитого японца.

Параллелей с Оруэллом на самом деле у Мураками обнаруживается не так уж много: да, действие происходит в 1984 году (или в его альтернативной реальности, в том самом пресловутом «1Q84»), и строится оно вокруг некоей тоталитарной религиозной секты. Понятно, почему Мураками так интересует феномен неорелигиозных образований (вспомним его «Подземку» — сборник устных свидетельств заринового инцидента в токийском метро): после Второй мировой в спокойной японской жизни было не так уж много действительно потрясших общество, меняющих мировоззрение событий — выступление радикальных политических группировок, студенческие бунты, о которых много писал Кэндзабуро Оэ, и «Аум Синрикё», сейчас к этому прибавилась Фукусима… Но все же несколько сложно приравнять секту Мураками к оруэлловскому Большому Брату. Да, у нее большое влияние, она скупает земли и с неясными целями стремится к власти, в ней самой творятся какие-то нехорошие дела. Но из нее легко можно сбежать, что и проделала в свое время главная героиня Аомамэ, и даже убить ее лидера (его, кстати, так и зовут — Лидер)…

Весьма возможно, что я утрирую и с оруэлловским тотальным контролем Мураками зарифмовал что-то не столь поверхностное, а тех же загадочных LittlePeople — некую примордиальную силу, контролирующую с начала веков людскую жизнь, и контролирующую в негативном ключе (скорее негативном, ибо для большей загадочности эта линия прописана несколько смутно). Этим LittlePeople противостоят наши герои. Они, как в голливудском боевике, объединяются (объединение понимается с японской дотошностью буквально — происходит вялый секс, который не нужен ни Тэнго, ни Фукаэри), чтобы, нет, не добро восторжествовало окончательно, но сохранился подобающий баланс инь и ян, добра и зла. Хотя инь-ян и прочие восточные штуки тут едва ли применимы: джайнисты ходили, подметая перед собой дорогу, чтоб ненароком не наступить на какого-нибудь жучка, и дышали через тряпку, дабы не проглотить мошку, а в книге добро определенно «с кулаками», вернее — с заточкой. Этой заточкой Аомамэ по указаниям своей пожилой наставницы (обе женщины в прошлом имеют травматические эпизоды общения с противоположным полом) отправляет на тот свет мужчин, обижавших своих жен. В какой-то момент ей сообщают через третьи руки, что Лидер якобы занимается сексом с несовершеннолетними послушницами секты. Это впоследствии не подтверждается: на самом деле он для отправления сложного религиозного обряда вступал в отношения с их ментальными двойниками. Однако Аомамэ проверяет заточку, затыкает за пояс пистолет и идет его убивать. Лидер оказывается действительно наделен сверхъестественными способностями (заставляет вещи левитировать и читает мысли), а вместо того чтобы проповедовать тоталитаризм, объясняет ей про этих самых LittlePeople. Кроме того, как евангельский Христос, он заранее знает о ее намерении убить его и, как истинный толстовец, не только не противится злу, но и убеждает ее сделать то, что задумано.

Читать текст полностью

И вот здесь лично мне как раз и увиделся главный оммаж Оруэллу. Нет на самом деле никакого Большого Брата — уж сейчас-то, после 1984 года, после прошедшего века тоталитаризма, это очевидно. Во всяком случае, он не экстериоризирован, находится не вовне, но внутри. Большой Брат — это креатура нашего сознания: на определенном историческом или жизненном этапе в нем происходит короткое замыкание, и мозг начинает плести из ничего, из воздуха несвободу, насилие, бесчеловечные законы… Не так важны Лидер и LittlePeople, как сами герои: в конце концов, и секта, и маленькие злобные человечки в романе — принадлежность фона, толком их никто не видел, одни слухи. А вот в жизнь героев мы погружены полностью.

Нет никакого навязанного миром тоталитаризма. LittlePeople вообще двойной симулякр, мы знаем о них из романа в романе, написанного сумасшедшей, которая страдает дислексией. Есть тоталитаризм сознания тех, кто с ним борется. Как в известной новелле Кафки: человек долго ждал, пока апостол Петр откроет ему калитку в Рай, но так и не дождался — Петр в конце концов запер ее, потому что все это время она была открытой и ждала именно этого человека, а он помыслил себе какие-то внешние препятствия, сделав тем самым себя рабом собственного мышления (освобождение сознания от пут, вспомним, есть первейшая задача человека в буддизме). Так и герои «1Q84», которые изобретают ветряные мельницы для того, чтобы с ними сразиться, не видя врага в собственном Я: «…душу Аюми пожирает гигантский Изъян. Нечто вроде пустыни на весь земной шар. Сколько эту пустыню ни поливай, она все равно останется пересохшей. Никакая жизнь не пускает там корни. Даже птицы не летают. Откуда взялась эта дикая, бескрайняя пустыня, понимает только сама Аюми. А может, не ведает и она». Герои Мураками — действительно «полые люди», разрушенные изнутри, разрушающие все вокруг, включая личные отношения. «Я устал жить с ненавистью и презрением в сердце. Страшно устал оттого, что не могу никого полюбить. У меня нет друзей. Ни единого. Но главное — я даже не способен полюбить себя. Почему? Да как раз потому, что не могу полюбить никого другого. Человеку удается любить себя, лишь когда он любит других — и любим другими» — так говорит герой умирающему отцу, к которому у него нет ни капли чувства или жалости. Разрушаются социальные связи и функции, тот же Тэнго, которому принадлежит процитированный выше монолог, забросил увлечение математикой и дзюдо и счастлив, только когда несколько часов в неделю зарабатывает деньги. Иногда дело доходит и до буквального уничтожения: Аомамэ становится безжалостным киллером, машиной убийства: «Есть совсем не хотелось, и на завтрак она съела небольшое яблоко. Пальцы еще помнили, как жало инструмента вонзалось в мужскую шею. Срезая яблочную кожуру ножом, Аомамэ заметила, что ее трясет мелкой дрожью. Хотя обычно шок от убийства проходил после первой же ночи, стоило лишь хорошенько выспаться». Это героиня недоумевает, отчего убийство Лидера не забылось ей сразу же, как обычно…

Это, конечно, не упрек Мураками. Автор не выносит приговор, он дистанцирован и действует, по сути, как безучастный сейсмограф, считывающий социальные изменения. А их много, и большинство из них трудно принять с радостью: отчуждение детей от родителей, полная атомизация общества, возрастающая роль женщин (текст Мураками вообще местами чуть ли не феминистский: «снимем кого-нибудь трахнуть в баре» героини говорят не единожды) наряду с увеличивающейся пассивностью мужчин (Тэнго даже в сексе предпочитает быть ведомым, а один раз героиня его в буквальном смысле парализует и почти насилует…), дауншифтерство молодых японцев и т. д. Здесь действительно можно говорить об opus magnum — как «Евгений Онегин» был «энциклопедией русской жизни», так и опус Харуки Мураками определенно из этой серии. Другой энциклопедии японской жизни «у нас для вас нет».

В ответ на все предыдущие рассуждения о писателе его поклонники (в России отличающиеся особой преданностью кумиру) могут обвинить рецензента в манкировании основным правилом рецензии — пересказать сюжет. Но сюжет на самом-то деле весь уже почти и рассказан, причем, простите, в дискретной манере самого Мураками. Хотя в огромном тексте нашлось (почти тысяча страниц), разумеется, место многому. Вот «фирменные фишки» Мураками: список прослушанных олдскульных стандартов; детальный состав приготовляемых блюд; овцеподобная мистика (LittlePeople выходят изо рта умершей козы); нуар («риск — очень ароматная специя»). Вот постмодернистское цитирование для иллюстрации заданных положений: если раньше Мураками «работал» со строчками из песен, то сейчас массированно использует «Остров Сахалин» Чехова. На полях заметим, что в книге вообще очень заметна тема Сахалина и Маньчжурии — возможно, как территорий трансгрессивных, областей перехода, ultima thule, крайнего предела, за которым скрывается иной мир: в мире романа на небе две луны, да и тысяча девятьсот восемьдесят четвертых года существует тоже два.

Однако Мураками не только продолжает играть на своем поле, но и старается выйти за его пределы, в частности, когда речь заходит о сексуальности. Теперь он не только восхищается странной грацией героини романа Фукаэри (и ее ушами — уши героинь в прозе Мураками настоящий фетиш), но и постоянно описывает постельные сцены, в том числе лесбийские, от которых, впрочем, даже сами герои не в восторге — они занимаются любовью так, будто умирают со скуки. Не то чтобы ему изменял вкус, скорее Мураками стремится написать не только роман обо всех, но и роман «для всех»: донельзя упрощенное повествование и язык (в книге даже объясняется, что такое «1984» и кто такой Оруэлл…); постоянные сообщения (см. «Секс в большом городе»), туфли и жакеты от какого дизайнера выбрали сегодня героини: марки вин и цены на них (!), рецептура блюд, как в женском журнале…

«Энциклопедия японской жизни» на каком-то этапе начинает выглядеть как иллюстрированный еженедельник для домохозяек (Тэнго, кстати, подрабатывает составлением гороскопов в подобные издания). Давайте полностью опишем обстановку кухни, включая ушные палочки и прокладки в ящиках, отрекламируем лечебные растяжки и способ борьбы с ПМС, дадим слезную love story (Тэнго и {-tsr-}Аомамэ полюбили друг друга после единственного детского рукопожатия в школе и встретились снова в 30 лет…), чуть-чуть популярной истории и психологии, а для остроты приправим сексом и поперчим мистикой. «Но за всем ее жизнерадостным камуфляжем скрывалось Великое Му», — скорее не буддийская Великая Пустота, а пустое откровение общества, утратившего прежнюю ценностную иерархию и не нашедшего пока ничего взамен.

Японцев можно понять, они увидели себя как в зеркале. Интересно другое: станет ли этот роман из издательской серии «Муракамимания» культовым в России, как стали «Охота на овец», «Дэнс, дэнс, дэнс» и «Норвежский лес»? Впрочем, посмотреть из-за плеча соседа на его отражение полезно. Герои романа отнюдь не брезгуют ни эксгибиционизмом, ни вуайеризмом.

Харуки Мураками. 1Q84 (Тысяча невестьсот восемьдесят четыре). В 2 книгах. — М.: ЭКСМО, 2011
Перевод с японского Дмитрия Коваленина​