Если сложить все часы, потраченные на описание, осмысление, прочтение Второй мировой, получится, что она отняла еще не один десяток тысяч жизней.

Оцените материал

Просмотров: 11047

Жан-Мари Гюстав Леклезио. Танец голода

Лев Оборин · 31/05/2011
Европейская литература обречена возвращаться к двум взаимосвязанным катастрофам XX века – Второй мировой и Холокосту, – как ранее возвращалась к Троянской войне

Имена:  Жан-Мари Гюстав Леклезио

©  Евгений Тонконогий

Жан-Мари Гюстав Леклезио. Танец голода
Сначала сухие факты. «Танец голода» — восемнадцатый роман Жан-Мари Гюстава Леклезио, лауреата Нобелевской премии и премии Ренодо. Небольшой роман повествует о жизни семьи французских аристократов, выходцев с Маврикия, перед Второй мировой войной и во время нее. Как сообщается, прототипом главной героини, Этель, стала мать писателя.

«В пересказе проза Леклезио всегда выглядит более или менее глупо. Говорят, что нельзя пересказать хорошее стихотворение, — к хорошим романам это тоже иногда относится», — написано в кратком обзоре апрельских новинок. Тут не поспоришь: пересказать сюжет «Танца голода» и можно бы, но это не даст представления о существе романа. Замечательная переводчица Юлиана Яхнина сказала о Леклезио: «Вообще-то он поэт, а прозу пишет по какому-то недоразумению». Поэты бывают самые разные и пишут совершенно по-разному, но, думается, Яхнина имела в виду, что Леклезио — по складу своему лирик, создающий тексты, где раскрываются ощущения: те, что стоят за человеческими действиями; те, без которых не бывает долгих процессов, составляющих движение человечества.

Не вполне ясное, но ярчайшее детское воспоминание, с которого начинается книга (двоюродный дед приводит свою любимую внучку в таинственный и красивый дом и объявляет ей, что этот дом — ее, он ей завещан), — обещание чуда. Обещанием чуда можно счесть и первые главы романа, рассказывающие о детстве героини, но далее становится все более очевидным, что детство и было чудом, а больше ничего подобного в жизни не предвидится: прекрасная детская дружба Этель с дочерью русской княгини-эмигрантки постепенно сходит на нет и рассеивается. Отрицательное превращение происходит и с любовью Этель, и с самим воздухом вокруг: все это ощущается почти физически.

Постепенно в эту дымно-тонкую и хорошо переведенную (переводчик близок к тому, чтобы стать «таким прозрачным стеклом, что кажется, как бы нет стекла») прозу вплетаются мотивы большой истории, не оставляющие сомнений в том, что вот-вот обрушится на героев. Изменяется язык. В пустоте ли светских бесед («Я уверена, что война невозможна, немцы никогда не захотят повторного поражения»; «Мой дорогой, народная власть не может не быть противоречивой!»), в обреченной ли любовной сцене —Леклезио удается передать томительное ожидание катастрофы. Однако в описании тягучей жизни беженцев в безрадостной Ницце Леклезио передает уже только сосредоточенность, необходимую для выживания. Впрочем, и здесь находится место состраданию и удивлению. Когда же речь идет об оккупированном Париже, готовом немедленно выдать нацистам евреев, писатель уходит в тень, уступая место документам: официальным декретам о запрете для евреев на большинство профессий и поименным спискам. В финале же романа — своего рода антисаспенс: внезапно, уже после окончания основного сюжета, в авторском послесловии писатель вспоминает эпизод Холокоста, говорит о том, что всем известно, но эти слова должны быть вновь повторены. Роман об упадке и голоде написан не ради благополучной развязки.

Читать текст полностью

Ссылки

 

 

 

 

 

Все новости ›