СТАНИСЛАВ ЛЬВОВСКИЙ считает, что в конфликте вокруг «ЭКСМО» все делают то, что должно: бизнес заботится о прибылях, гражданские активисты отстаивают общественное благо
Имена:
Леонид Бершидский · Людмила Улицкая · Михаил Калужский · Николай Клименюк · Олег Новиков · Стас Жицкий
Самый горячий сюжет еще даже не перевалившей толком за среду недели — поднятый дизайнером
Стасом Жицким на «Снобе»
вопрос об издательской практике «ЭКСМО», которое купно с издательством «Яуза» публикует чудесную серию «
Сталинист», наполнением которой является низкопробный псевдоисторический трэш (предупреждая вопросы —
одну из этих книг я прочел как-то в электричке за полтора часа, из энтомологического интереса, не предполагая, конечно, что опыт этот когда-нибудь мне пригодится). В частности, например, книга К. Романенко «Почему ненавидят Сталина. Враги России против Вождя», книга Ю. Жукова «Гордиться, а не каяться! Вся правда о сталинской эпохе», и особенно хороша, конечно, «Настольная книга сталиниста» того же Ю. Жукова — тут очевидная прямая измена и двурушничество, а возможно, что даже и вредительство: настольная книга у сталиниста должна быть одна, все знают
какая.
Всем, что пока происходит, я, по правде сказать, вполне доволен. Сейчас попробую объяснить почему, но объяснения выйдут долгие.
Исходный текст Жицкого устроен вот как: он приравнивает публикацию таких книг к публикации книги с названием, например, «Великий Гитлер — гордость нации» в современной Германии; объясняет, что не будет покупать книг издательства «ЭКСМО», и задается вопросом о том, этично ли писателям вроде Дины Рубиной и Людмилы Улицкой печататься в издательстве, которое себе такое позволяет. Дина Рубина, к которой, по словам Жицкого, он обратился с соответствующим вопросом, высказалась в том духе, что «художественной литературой занимается вовсе другая редакция, где сидят милые интеллигентные профессионалы с хорошим вкусом, а вовсе никакие не сталинисты». Конструктивное предложение инициатора дискуссии состоит в объявлении бойкота издательству — как основными авторами, так и читателями. В возможность такого бойкота Жицкий, впрочем, не верит — и, кажется, правильно делает, поскольку в комментариях приведен
ответ Людмилы Улицкой: «Вы стоите на очень жестких позициях, и я не поддерживаю таких категоричных и экстремальных взглядов. Перевоспитывать издателей я не считаю возможным. А книги мои можете и не читать, если у вас такая жесткая позиция. Но не загоняйте меня в такую ситуацию, при которой я вообще не смогу публиковаться». Там еще довольно долгая дискуссия в комментариях; в частности, издательство защищает Александр Гольдфарб, которого в симпатиях к сталинизму заподозрить решительно невозможно.
Далее обсуждение перемещается в
Facebook, наглядно демонстрирующий нам, что иной раз недостатки его как дискуссионной среды могут обернуться достоинствами: комментарии лаконичны, мышью по дереву особенно не растечешься. Там, в
FB, журналист
Михаил Калужский и
Николай Клименюк, модератор блога «Политика» на том же «Снобе», создали группу «
Прекратите издавать сталинистские книги» с совершенно, надо сказать, разумным описанием. Инициаторы кампании не требуют запретить подобного рода литературу (у себя в ЖЖ Калужский, в частности, открыто
говорит, что он против 282-й статьи), однако полагают, что ее издание и массовое распространение является проявлением гражданской безответственности, поскольку пропаганда сталинизма наносит обществу существенный ущерб. Не согласиться со всем этим невозможно. Да, безответственное, и да, наносит. На момент написания текста группа, правда, пока довольно малочисленна.
Читать текст полностью
Анна Наринская, находящаяся сейчас в Лондоне на книжной ярмарке, обратилась с соответствующим вопросом к руководителю издательства Олегу Новикову. Последний, по словам Наринской, ответил, что «считает себя обязанным соответствовать вкусам своих читателей, а не цензурировать их». На вопрос Наринской о том, будет ли он тогда издавать «Майн кампф», Новиков ответил, что не видит «коммерческого потенциала в этой книге». Тут издатель так или иначе прав, «Майн кампф» у нас запрещена, больших прибылей всяко не предвидится.
Со стороны издательства (хотя, насколько можно понять, это не официальная позиция, таковой пока, вечером вторника, мы не располагаем) сюжет прокомментировал также Леонид Бершидский. Он начинает с того, что обвиняет протестующих против практик «ЭКСМО» в пренебрежении свободой слова: «Свобода слова — это когда всем можно говорить и писать все, что угодно. Да, и пропагандировать фашизм, сталинизм, наркотики, копрофагию, каннибализм. […] Сегодня заткнут рот одним маргиналам, завтра другим, послезавтра — вам, каждому. В нашей стране, где нет Первой поправки и судов, которые защищают ее любой ценой, это очень легко. Между тем преступление — это не слово, а действие. Требуя действий против слов, человек по сути оправдывает предупреждения СМИ за "экстремизм" и прочую подобную мерзость. И призывает ее на наши головы».
Оба обсуждения, отчасти повторяющие, отчасти дополняющие друг друга — один в комментариях у Наринской, а второй у Бершидского, по ссылке выше, — так вот, оба они в основном на две темы.
Первая — это, как всегда в таких случаях, границы свободы слова. Проблематика эта возникает в подобных обсуждениях всегда, и сторонники неограниченной свободы слова — условно говоря, в духе Первой поправки к Конституции США — почти никогда не находят компромисса с теми, кто считает, что некоторые вещи (например, те или иные разновидности hate speech) из зоны свободы слова и выражения должны быть исключены. Это базовое противоречие, до которого, к счастью, в нашем случае участники дискуссии добираются довольно быстро, благо люди подобрались всё больше полемически искушенные. Довольно быстро выясняется, что инициаторы кампании против издательства репрессий в отношении авторов/книг не требуют, а крови Новикова не желают (хотя среди их сторонников достаточно людей, призывающих запрещать плоды греховного сожительства «ЭКСМО» и «Яузы» по суду). И что требования активистов носят этический характер: «пристыдить». Нормальная, классическая гражданская активность. Пафос Леонида Бершидского, защищающего свободу слова от недовольных политикой издательства, прямо скажем, не очень уместен, несмотря на то что в ходе разговора он этот пафос аргументирует: Государственное подавление свободы слова начинается с “общественных кампаний” против нее, “попыток пристыдить” и прочего. Такие общественные кампании — это Джерри Фолуэлл против Ларри Флинта, это исламские фанатики против голых коленок в глянцевых журналах. Это говно, которым питается государство, чтобы подавлять». Тоже правда, конечно, пусть и отчасти.
Однако в целом Бершидский выбирает сложную для публичной дискуссии линию защиты. Павел Власов-Мрдуляш в комментариях говорит вот что: «Книжные магазины понятно — это типа поисковика, типа гугла, должны обеспечивать доступ граждан к любым издающимся книгам. Но разве издательства, а не типографии, выполняют роль провайдеров и блог-хостингов, обеспечивающих равные возможности по созданию контента для всех?» На что Бершидский отвечает: «Ну а почему бы не издательства»?
Это и есть вторая тема всей этой дискуссии, куда более любопытная. Валерий Игуменов там же поддерживает позицию Бершидского. На вопрос о том, является ли издательство (а не типография) сервисной компанией, он отвечает: «Сервисной, конечно. Но и не блог-хостинг, где каждый может написать что попало. Отсекать по качеству материала все-таки надо, и я подозреваю, что они именно этим занимаются. Отсекать по политическим мотивам — нет».
Развитие эта тема получает дальше по ходу разговора, однако сводится он к следующим двум позициям. Глеб Морев говорит, что «Улицкая и Сталин — на разных полюсах идеологического миропонимания, бесконфликтно и с выгодой для себя совместить их в одной голове невозможно, если вникать в содержание соответствующих книг. Книжный бизнес традиционно (опять же) отличается от нефтяного — он нагружен идейными смыслами. Издатель, придерживающийся в своей деятельности идейной ЛОГИКИ, входит в историю как издатель. А тот, кому все равно, что издавать, лишь бы купили — как циничный делец. Свобода слова тут ни при чем». Бершидский же утверждает, что «это не беспринципность, а как раз железобетонный принцип. Он изложен выше, и он про свободу слова. Я рад, что акционер компании, в которой я работаю, разделяет мои принципы, так бывает редко, скажу по опыту. За Улицкую мне говорить трудно, но подозреваю, что она тоже верит в свободу слова». Бершидский немного лукавит. Речь, конечно, о том, что издательство — такой же бизнес (по крайней мере для его владельцев, что бы вы или я об этом ни думали), как нефтяной. А бизнес интересуется прибылью — как ему и положено. Другое дело, что в качестве побочного продукта ситуация, когда бизнес может думать только о прибыли, в некотором смысле вообще-то и производит свободу слова. Это вышло широковатое утверждение, его можно долго уточнять и детализировать, но есть такое дело: экономическая свобода и свобода выражения связаны довольно прочно.
В итоге многое упирается в то, как устроен в России книжный рынок и особенно распространение. Обсуждать это здесь в подробностях смысла, наверное, нет. Все заинтересованные лица (то есть все, кто ходит в книжные магазины — не только в московские книжные магазины) представляют себе, чем «ЭКСМО» и «АСТ», к примеру, отличаются от подавляющего большинства остальных в смысле доступности изданных книг. То есть речь не только о том, как в голове у Олега Новикова Л. Улицкая уживается с Ю. Жуковым, и не только о том, что думают по поводу Ю. Жукова та же Л. Улицкая или там В. Пелевин, — бог их знает, чужая душа потемки. Речь еще и о том, что «ЭКСМО», со своими возможностями распространения, обеспечивает Ю. Жукову условия заведомо лучшие, чем те, которые имеются, ну, например, у авторов книг из серии «Библиотека журнала “Неприкосновенный запас”». Соображение вполне резонное, однако на него как раз и отвечает Бершидский — и тоже резонно — своей концепцией издательства как нейтрального сервиса вроде телефонной компании или блог-хостинга (ну, в идеальном случае). Если бы «ЭКСМО» было вовсе монополистом, на это вообще нечего было бы возразить: есть база — пусть все пользуются, никакого отсева по политическому принципу. Но «ЭКСМО», во-первых, не монополист, а во-вторых, соображение о том, что книжный бизнес отличается от нефтяного, тоже имеет право на существование. Однако и соображение это, и требования к бизнесу быть «социально ответственным» — вещи весьма опасные, а уж в современной России... Должно ли издательство (ну или пусть «издательство такого размера») быть идеологическим, партийным предприятием? И если да, то какую партию оно должно представлять? А какую партию оно будет представлять? И не лучше ли все-таки нынешняя ситуация, чем политизация издательского бизнеса — да и любого другого тоже?
«ЭКСМО» выгодно выпускать в свет серию «Сталинист», Новиков прямым текстом говорит, что воспитывать читателя не дело издательства, дело издательства — давать читателю то, чего он, читатель, хочет. Издательство и дает. Калужский и Клименюк при этом совершенно правы, когда говорят, что «маргинальная пропагандистская литература должна оставаться маргинальной», — однако едва ли ее можно сделать маргинальной, уговорив «ЭКСМО» отказаться от ее публикации. Оно, конечно, владения Олега Новикова велики, но все же по охвату аудитории далеко не «Первый канал». Для того чтобы люди прекратили покупать эти (как мне представляется) отравленные помои, они должны перестать видеть в них пригодную к употреблению пищу — и это, конечно, гораздо более сложная история.
Обращаться здесь к опыту американских или европейских издательств и спрашивать, мыслимо ли, что Simon & Schuster одновременно станет издавать Сьюзен Зонтаг и какого-нибудь Дэвида Ирвинга, бессмысленно: в Европе и США существует консенсус относительно собственной истории и рамок ее возможного пересмотра. В Европе этот консенсус поддерживается в том числе и путем ограничения свободы слова, в США — скорее нет, но, так или иначе, он существует. В России нет ничего похожего даже близко. Достигнуть этого консенсуса мирным путем можно (очень огрубляя), пойдя по одному из двух путей — по пути проведения условного Нюрнбергского трибунала или по пути заключения условного пакта Монклоа. А мы пока что равно далеко и от того, и от другого решения — и, конечно, «это ваше туда-сюда, доктор, ужасно раздражает». До той поры, пока мы куда-нибудь не придем или хотя бы не выберем, куда идти, сравнительно большие тиражи Ю. Жукова никуда не денутся — вода дырочку найдет, как говорила одна моя знакомая, выпивая пятую чашку чаю.
Текст этот — не попытка защиты сталинизма, не попытка оправдания неприятной, чего говорить, издательской практики Олега Новикова. Однако мне кажется, что обе стороны в этой ситуации делают то, что должны делать в нормальном обществе. Бизнес — думает исключительно о прибылях. {-tsr-}Активисты гражданского общества отстаивают общественное благо, как они его понимают. Писатели пишут. Facebook дает площадку для дискуссий. Граждане на этой площадке дискутируют. Удастся Калужскому и Клименюку сделать так, что репутационные (а в конечном итоге — экономические) потери от скандала заставят издательство закрыть проект, — хорошо. Не удастся — будет жаль. Но станет хотя бы ясно, что начинать нужно не оттуда. Именно так функционирует нормальный современный социум — в режиме постоянного возникновения и разрешения постоянно возникающих конфликтов.
Мирным путем. Без участия государства.
Это единственный путь, на котором возможно движение: через трибунал или через пакт, так или иначе — к тому состоянию, при котором книги из серии «Сталинист» перестанут пользоваться спросом. И издательства будут делать деньги на каком-нибудь русском, к примеру, Стиге Ларссоне. Хотя я лично, наверное, предпочел бы русского Эггерса — ну, или русского Рушди.
Первую поправку они вспомнили, ха!
Сначала сортир вымойте.
Люблю и помню - Нина Садур
в "нормальном обществе" бизнес как минимум делает вид, что думает НЕ ТОЛЬКО о прибылях. даже если качает нефть.
цинизм в бизнесе давно вышел из моды (в "нормальном обществе", конечно). то есть издание жукова было бы прикрыто, допустим, какой-то демагогией.
это я так, к слову ))
Я о тоне заметки этой - травить писателей, (Улицкую и Рубину) считаю, дело последнее. Тем более автор заметки сам поэт.
Простите меня, г-н Львовский!