Просмотров: 10796
Проза в периодике: январь
Игорь Гулин ·
24/02/2011
Возвращение Садур, неудача Осокина, квинтэссенция Зайончковского, обещание Осипова и эффект Зондберг
Имена:
Денис Осокин · Максим Осипов · Нина Садур · Олег Зайончковский · Ольга Зондберг
© ИТАР-ТАСС
Этим материалом ИГОРЯ ГУЛИНА мы начинаем наши регулярные обзоры прозы, публикуемой в периодике, бумажной или сетевой. Мы не ставим себе целью описать всю появляющуюся новую прозу. Это было бы занятием и очень трудоемким, и мало кому интересным. Скорее тут попытка отследить тексты,
возможно любопытные или ценные для людей, не имеющих привычки регулярно заглядывать в литературные журналы. Читать их подряд — занятие, требующее определенной самоотверженности, но мотивацией нам служит тот факт, что важные тексты, к сожалению, часто проскакивают мимо читателя. Мы попробуем останавливаться именно на таких публикациях. Первый материал несколько запоздал, но обзор февральских новинок, написанный Мартыном Ганиным, который будет нести боевое дежурство попеременно с Игорем Гулиным, воспоследует в самом ближайшем будущем.
Главное событие журнального января — новые тексты Нины Садур. У писательницы не появлялось в печати ничего нового очень давно. Ее молчание провоцирует дискуссии о статусе Садур: то ли один из главных современных прозаиков, то ли полузабытый писатель, не играющий в литературе никакой роли. Теперь этот вопрос как бы снят. В январе у Садур вышли сразу два текста: повесть «Мальчик в черном плаще» в «Сибирских огнях» и пьеса «Летчик» в «Урале».
Очень трогательная
повесть написана на сюжет почти что «Чебурашки»: задумчивый полный мальчик выходит на улицу и хочет найти друзей. «Мальчик в черном плаще» весь построен на детской волшебной замкнутости, ощущении невозможности контакта с другим человеком и еще большем волшебстве, когда этот контакт внезапно случается. Это изумление Садур передает с такой свежестью, что почти не мешает некоторая натужность языка — не совсем доходящая до приема. Интересно, что натужность эта полностью пропадает в напечатанном вместе с повестью
интервью писательницы. Это на самом деле даже не интервью, а развернутые ответы на вопросы, превращающиеся в очень трепетную и одновременно умно-размеренную мемуарную прозу.
Читать текст полностью
«Летчик» — текст гораздо более фантасмагорический и трудноописуемый. Пьеса Садур напоминает (без какого-либо привкуса вторичности) одновременно шекспировскую «Бурю» и «Елку у Ивановых» Введенского. Действие же ее разворачивается в «окаянном Доме полярников в миллиметре от всякой чистой-нечистой власти и в одном поцелуе от яремной жилы великой Родины моей». По сюжету «Летчик» вполне мог бы быть произведением современного Сорокина, а то и Пепперштейна. Но у Садур есть очень непривычная для такого типа литературы немеханизированность, искренний мрачный восторг. Чудо «Летчика» во многом в том, что в нем удрученный советский вой срывается вдруг в Шекспира, а не наоборот.
Среди московских толстых журналов стоит обратить внимание на «Октябрь», точнее, на два рассказа: «Отличницу» Дениса Осокина и «Отца Михаила» Олега Зайончковского.
О Зайончковском сейчас много пишут в связи с выходом его нового романа. Добавить к текстам Григория Дашевского и Мартына Ганина в общем нечего. Небольшой рассказ про крепко пьющего батюшку кажется не просто типичным текстом Зайончковского, а почти что квинтэссенцией его творчества. В «Отце Михаиле» с редкой отчетливостью выражена ключевая для писателя мысль о том, что душевность — вещь гораздо более важная, чем духовность.
Чудесный прозаик Денис Осокин в прошлом году стал известен широкой публике благодаря снятому по его повести фильму «Овсянки». Это, конечно, очень приятно — авторы вроде Осокина редко попадают на глаза читателю, не интересующемуся литературой специально. Но фильм Алексея Федорченко оказался настолько пуст и пошл, что для репутации писателя это совершенно медвежья услуга. После «Овсянок» хочется, чтобы новые тексты Осокина, внимания к которым теперь будет больше, оказались не хуже прежних и позволили забыть историю с фильмом. Однако «Отличница» этой задачи скорее не выполняет. Тут, правда, сохраняется и бормочущая изящность осокинского стиля, и его особенная увядающая лиричность, однако для Осокина это текст на редкость плоско-сентиментальный. Кажется, еще чуть-чуть, и он превратится в развернутый пересказ строчки «я курю, а ты конфетки ешь».
Также стоит отметить маленький очерк Максима Осипова «Крик домашней птицы» в январском «Знамени». Появившиеся четыре года назад первые тексты врача Осипова о его службе в Тарусской больнице оказались одним из самых мощных явлений в современной русской прозе. Храбрость, гражданская правота автора каким-то образом переплетались в них с правотой стиля. Очерки Осипова держались на абсолютной честности, в которой органичным выглядел любой мелодраматический ход, любой пафос. Это стало очевидно, когда Осипов попробовал писать художественную прозу: неожиданно получилось очень плохо. Новый очерк интересен тем, что знаменует, кажется, попытку найти точку посредине. Объяснением тяги Осипова к «художественности» звучит максима: «Любить не одних только близких, домашних, а — шире — людей и место. Для этого требуется вспоминать, приглядываться, сочинять». «Крик домашней птицы» важен скорее не сам по себе, а как обещание второго осиповского сборника, который вот-вот должен выйти.
В январе также появился новый номер нерегулярного, но очень интересного харьковского журнала «Союз писателей». Главное событие его прозаической части — напечатанный целиком небольшой сборник {-tsr-}Ольги Зондберг «Все города теперь одинаковы». Как и ее вышедшая в прошлом году книжка «Сообщения», «Города» писались много лет и выглядят чем-то вроде художественного приложения к почти документальным «Сообщениям». Сильный эффект вроде бы очень тихой прозы Зондберг объяснить сложно. Как кажется, тексты ее основаны на чрезвычайном напряжении будничной мысли. Зондберг работает не на воображении, медитации, философствовании, и даже не на самоанализе, а на простом и очень неочевидном допущении, что сама мысль, а не мыслящий ее имеет право на свободу от любого целеполагающего формата и при этом выживет, не утратит коммуникативной силы и убедительности. В современной русской прозе ее эксперимент, наверное, один из самых малозаметных и, может быть, самых важных.
Как-то слишком категорично звучит – «неудача Осокина».
Т.е. если автор статьи считает это неудачей – его право, но нужно тогда хотя бы попытаться объяснить читателям, что же в рассказе такого провального.
Арсений, я перечитав уже опубликованную статью тоже подумал что вышло резковато (и это укрепляется словом "неудача" в подзаголовке). я, очень любя Осокина, такого не хотел, хотя рассказ мне и не понравился. мне кажется, у него очень многое держится перспективой "другого пространства", условно фольклорного. а когда его нет - выходит наивно и как-то неубедительно. то есть это конечно неудача - на фоне предыдущих текстов, "Пугал" или тех же "Овсянок" (повести, не фильма), и надо было об этом сказать. он все равно замечательно пишет, но ждешь большего. просто надо было писать как можно более сжато и вышло в результате неаргументировано и отчасти в неверной интонации.
Просто я никогда не «жду большего», тем более, если люблю автора.
Мне рассказ действительно понравился, а лучше он или хуже того, что Осокин делал раньше – слишком сложный вопрос, чтобы ответить на него в одном абзаце.
Но я, конечно, понимаю, что Вы в затруднительном положении, если Вам рассказ не понравился – нельзя же отдельную статью вместо обзора писать, и просто «мне не понравилось» в обзоре тоже не напишешь. Удачи.
Дружище, автор, это требует доказательства. Иначе выглядит просто оскорблением.
Немного глупо это Вам так писать, но Вы сами пришли)
Игорь