Романом «Клоцвог» можно было бы проиллюстрировать антиномию: как язык определяет сознание, так и наоборот.

Оцените материал

Просмотров: 11988

Два монолога с разными последствиями

Лев Оборин · 13/01/2011
Совершенно разные романы – «Пилюли счастья» Светланы Шенбрунн и «Клоцвог» Маргариты Хемлин вызывают вопросы о том, кем, как и для кого рождается текст

Имена:  Маргарита Хемлин · Светлана Шенбрунн

 

 

После удивительной истории с «Русским Букером» этого года мы решили все-таки написать о текстах, вошедших в короткий список премии, и попытаться понять, были ли у жюри альтернативы принятому решению, не устроившему примерно всех, – тем более что часть книг мы не успели отрецензировать по известным организационным причинам. Сегодня Лев Оборин сравнивает два романа на близкую тему, в разное время номинированные на «Русского Букера». Один из них («Пилюли счастья» Светланы Шенбрунн) только недавно вышел в виде книги, второй («Клоцвог» Маргариты Хемлин) был номинирован на «Русского Букера» в завершившемся сезоне. И приходит к выводу, что этот второй совсем не так скучен, как многие полагают.


Для сопоставления двух романов, Светланы Шенбрунн и Маргариты Хемлин, есть несколько оснований. И то, что это книги условно «на еврейскую тему», и то, что они написаны женщинами о женщинах, и то, что обе в разное время выдвигались на «Русский Букер». Но главное – то, что повествование в каждом романе представляет собой развернутый монолог. Здесь уже начинаются разительные различия: эти монологи совершенно не похожи один на другой.

Роман «Пилюли счастья» Светланы Шенбрунн, вышедший в серии «Проза еврейской жизни» издательства «Текст», не новинка. Он публиковался в «Иерусалимском журнале» в 2000 году и в «Новом мире» (1, 2, 3) в 2006-м. Однако понять, что текст написан десять лет назад, человек, открывающий книгу, вряд ли сможет. Время написания не оставило в романе следов.

Из монолога героини мы постепенно узнаем, кто она, где и когда живет (эмигрантка, в Швеции, в конце восьмидесятых). Нина Тихвина не рассказывает историю. Читатель погружается в ее мысли, в поток сознания, который вполне может переставать быть монологом и превращаться в спор. Главный оппонент – Достоевский; здесь присутствуют постоянные цитаты и отклики на них («Бедные люди», «Двойник», письма к жене). В конце книги спор с неизвестно откуда взявшимся писателем напоминает разговор Ивана Карамазова с чертом. Эти переклички иллюзорны, связаны со снами и воспоминаниями, в которые время от времени проваливается героиня, отключаясь от времени. «Послушайте: Билли Пилигрим отключился от времени» – подобно герою Воннегута, она путешествует по своей жизни, припоминая людей, которые жизнь наполняли, или описывая тех, которые наполняют ее сейчас.

Люди в мире «Пилюль счастья» кошмарны. Здесь описывается усредненность быта и милых привычек и приличий, на которых покоится общество, шведский круг: все эти приемы, вечеринки, званые обеды. Конечно, все не так жутко, как «умело пущенный» вечер в салоне Анны Павловны Шерер, – но в общем близко к этому. Люди таким рассказом о повседневности отдаляются; читателю демонстрируется неприятная работа иронии, компенсирующей лицемерие. Русская еврейка, эмигрантка, живущая по общественным нормам новой страны обитания, остается наедине с собой. И несовпадение себя-внутренней с людьми, которым тянет подбирать аналоги среди классической галереи убогости (Акакий Акакиевич, Макар Девушкин и т.д.), но с которыми приходится держать себя согласно этикету, преследует героиню романа не только в эмиграции – оно тяготит ее всю жизнь. Там были мерзкие жены номенклатурных чиновников – здесь до зевоты приличные жены шведских издателей. Но ладно бы дело было только в этих внешних людях – спасения нет и среди близких. Близкие они только формально. Даже о своем втором муже, «викинге», сентиментальном и непрактичном, все вспоминающем свою первую жену, Нина Тихвина пишет с отчуждением. Что уж говорить о первом, истеричном и бездушном советском карьеристе, от жизни с которым остались только воспоминания о его пошлости и подробности быта. Эти язвительно описанные люди настолько неинтересны и необязательны, что временами роман производит впечатление, будто мир до краев полон скукой и формальностью. Это особенность не мира, а мировидения героини – или, по крайней мере, невезения. Тем не менее эти унылые герои, конформисты, пьяницы, чопорники, выведены так, что вызывают своего рода моральную ипохондрию. Человек, который героине в принципе симпатичен – правозащитница Паулина, всю жизнь помогающая русским диссидентам, – тоже описан с иронией: спасая «диссидента», оказавшегося проходимцем и бывшим уголовником, Паулина умудряется выйти за него замуж, и он превращает ее существование в пытку.

Читать текст полностью

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:1

  • nandzed· 2011-01-15 05:27:26
    Долго читая обещанное в исполнении Льва Оборина, вдруг понимаю, что это вовсе не критика двух романов - это слегка рефлексивное описание действия в них. Настоящей же рефлексии критика - зачем, я, собственно, и читал эту байду - там и не ночевало. Ни одной внятной оценки. Исходя же из всего написанного Обориным, я сделал вывод, прямо противоположный его выводу - о том, что я ни при каких условиях не стал бы читать оба этих романа, ибо это очередное занудство тётенек некоего "никакого", усредненного формата, неудовлетворенных своею жизнью, но даже эту неудовлетворенность не смогших довести до какого-нибудь величия, оправдавшего бы их писанину.

    То есть в очередной раз убедился в том, что основная проблема усреднённости современной прозы, поэзии и критики - усреднённость личностей авторов, мелкомасштабность их развития.

    http://nandzed.livejournal.com/286164.html
Все новости ›