Продолжается старый спор, в котором сменились имена говорящих, трансформировался словарь, однако суть остается прежней
Недавняя история с «Новым миром», помещение редакции которого было выставлено на торги, обнажила сложное отношение нынешнего российского интеллектуального класса к институтам, унаследованным нами от советских шестидесятых. Симптоматично, что амбивалентность эта так ярко проявилась именно в истории с журналом, являвшимся ультимативным символом этого периода; с журналом, история которого собрала в себе, как в линзе, все конфликты того времени: идеологическую фронду и социальный
конформизм, народничество и элитарность, влиятельность и институциональную хрупкость. Тот факт, что и в 2010 году судьба «Нового мира» вновь оказывается поводом для написания открытых писем с одной стороны и злорадства неосоветских кругов — с другой, является, на наш взгляд, показательной: уже в иной стране, уже другие люди продолжают доживать советскую судьбу. Продолжается все тот же старый спор, в котором сменились имена говорящих, трансформировался словарь, однако суть остается прежней. Сюжет этот достоин, как нам представляется, отдельного разговора, к которому OPENSPACE.RU и приглашает заинтересованных лиц. Сегодня, когда в печати появился список подписавших открытое письмо редакции «Нового мира» властям, от которых, как и в прежние времена, зависит его судьба, мы печатаем статью ВЛАДИМИРА ГУБАЙЛОВСКОГО, полемизирующего с нынешними, а через их голову и с прежними, недоброжелателями журнала.За что боролисьЯ начну с
цитаты: «Либеральный бумеранг возвращается, или За что боролись — на то напоролись. Дело даже не в том, что у всего должен быть собственник, и собственник Эффективный, а в том, что когда год назад на встрече премьер-министра с писателями главным редактором «Литературной газеты» был поднят вопрос о господдержке литературных изданий (в первую очередь — именно журналов), господа из «Нового мира» скривились: не нужно нам государевой заботы, свобода дороже. Теперь собирают подписи под коллективным письмом — президенту, премьеру, мэру и всем-всем-всем: вмешайтесь, ради Адама Смита! Накормите, напоите и оставьте в покое!.. Вмешались, сняли здание с торгов. Ф-фух».
Собственно, никакого «Ф-фух» не случилось. История еще далеко не закончена. Как она будет развиваться, неизвестно. Вчера поставили. Сегодня
сняли. Завтра могут поставить опять. Но понятно другое: история с «Новым миром» выпукло показала, что отношение к журналу очень большой части нашей публики, мягко говоря, не слишком трепетное. Автор приведенной цитаты только свел воедино многие (очень многие) высказывания о журнале и его редакции, которые появились за последнюю неделю в блогах и комментариях к публикациям СМИ. Необходимо сказать, что в большинстве своем наши коллеги-журналисты редакцию «Нового мира» поддержали, а ведь не все, совсем не все одобряют редакционную политику, и многие уже отписались, и не по одному разу, о «смерти толстых журналов». (Я об этом скажу ниже несколько слов.) Но в трудной для журнала ситуации сработала корпоративная этика. Всем огромное спасибо.
Читать текст полностью
Самая частотная фраза, которую мне в последние дни довелось читать о «Новом мире»: «За что боролись — на то напоролись». Как правило, без всяких изысканных «либеральных бумерангов». Конечно, нет ничего приятнее, чем беды ближнего. Но в этом ликовании проявилось не только вполне объяснимое человеческое злорадство, а нечто большее.
Я рассылал письма с просьбой подписать открытое письмо в защиту «Нового мира» и разослал таких писем достаточно много. Среди адресатов были очень известные люди, и далеко не все они имеют какое-то отношение к журналу. Но большинство откликнулось сразу и очень быстро — и из Москвы, и из России, и из ближних стран, и из далеких. И я лично, и редакция — мы искренне всем благодарны.
Некоторые адресаты промолчали, их я не виню. Одно письмо меня по-настоящему поразило: его автор (имени я не называю, поскольку есть тайна переписки) предъявил ультиматум: «Новый мир» десять лет назад напечатал отрицательную рецензию на мои тексты, и с тех пор ее регулярно «возобновляет» в «Читальном зале» (имелся в виду, очевидно, сайт «Журнального зала»), и никакого опровержения не печатает, вот если вы снимете эту рецензию, я письмо подпишу. В таких случаях остается только развести руками. Наши рецензенты имеют полную свободу высказывания и говорят, что они думают, а не то, что им велят в журнале. Ничего мы не «возобновляем», как висело, так и висит. Снять одну выбранную рецензию из полного номера, простите, как-то странно. И, наконец, действительно самое время высказать претензии и предъявить права.
Так за что же мы боролись? Здесь «мы» следует понимать расширительно: мы — это редакция «Нового мира» и ее авторы. Как раз я-то к этим достойным в высшей степени людям себя причислить не могу, поскольку работаю в журнале всего семь лет, а речь идет, очевидно, о 80-х — начале 90-х прошлого века.
Главное, за что боролся «Новый мир», — это те самые либеральные ценности, которые, по мнению «критиков» журнала, и вышли редакции сегодня своим острым боком.
Но главная либеральная ценность, которую всегда отстаивал «Новый мир» — и во времена Твардовского, и во времена Залыгина, и сегодня, — это свобода слова.
И вот этой-то самой свободой слова пользуются сегодня, и совершенно безнаказанно, все те, кто злорадствует по поводу проблем журнала. Я бы с большим интересом посмотрел на наших «критиков», если бы кто-то из них посмел публично выступить против «Нового мира» в 60-е или 70-е годы (про 30—50-е и не говорю), выступить без санкции ЦК (который утверждал не только главного редактора журнала, но и его заместителей), и не на страницах газеты «Правда». Собственно, что стало бы с таким смельчаком (и здесь никаких кавычек), хорошо известно.
Так что же значат все эти бесчисленные «за что боролись»? А только одно: наше общество стосковалось по совку: по беспаспортным колхозникам с пенсией 15 рублей; по пустым прилавкам и бесконечным очередям; по тем временам, когда поездка за границу была сродни манне небесной (и случалась для подавляющего большинства не чаще), а возможности отправить детей учиться в Гарвард не имел даже генсек; когда реклама «покупайте книги в книжных магазинах» выглядела как откровенное издевательство; когда попытка открыть рот и сказать то, что ты думаешь, была уголовно наказуема по 70-й или по 190-й; когда родное любимое государство обирало, грабило и убивало своих граждан во имя высоких и чистых идеалов, но зато у советского народа было чувство глубокого удовлетворения и уверенности в завтрашнем дне.
Да, конечно, «за что боролись, на то и напоролись», но мы об этом нисколько не жалеем. Вы имеете право говорить в ваших ЖЖ и на интернет-сайтах все, что вы хотите, в том числе резвиться по поводу бед «Нового мира». Вы говорите то, что вы думаете, а это значит, что победили мы, а не вы.
И в заключение несколько слов о «смерти толстых журналов». Мне всегда становится несколько смешно, когда речь заходит о толстых журналах — то об их засилье, то об их ничтожестве, а чаще всего о том и о другом сразу (противоречия в таком случае авторов отчего-то не смущают). А смешно вот почему: мне всегда хочется спросить: а что такое толстые журналы? Ответ-то простой — это несколько десятков серьезных профессионалов, которые постоянно занимаются тем, что читают чужие тексты и решают, достойны ли эти тексты быть изданными под теми брендами, которые эти несколько десятков человек поставлены охранять и блюсти. Вот эти люди и есть «толстые журналы». И они живы, это я могу засвидетельствовать, поскольку со многими знаком лично и регулярно встречаюсь.
Среди «критиков» толстых журналов много обиженных на журнал, поскольку их бессмертные творения были отвергнуты. Но простите, если бы редакция не отказывала девяти претендентам из десяти (и это не считая самотек, а учитывая только авторов, уже заявивших о себе по-настоящему), зачем бы столь многие хотели опубликоваться именно в журнале и с чего бы тогда было обижаться? А пройти отбор трудно, потому что есть эти несколько десятков человек. А ведь профессия редактора — это, может быть, самая неблагодарная профессия в мире: когда редактор принимает решение о публикации, нет для автора человека важнее; когда текст готовится к публикации, автор вынужден редактора слушать и терпеть, но после публикации авторы о редакторе, как правило, забывают. Точно так же о журнале забывают книжные издатели, которые потом берут автора и начинают его раскручивать, его книги (часто первоначально опубликованные в толстом журнале) продавать и зарабатывать настоящие, большие, совсем несмешные деньги.
Я здесь не буду приводить имена тех писателей, которые добились признания и самых разных премий — и Букеровской, и Государственной, и «Большой книги», публикуясь в толстых журналах (есть и такие, кто никогда не переступал порог журнальной редакции, но таких как раз меньшинство). Я приведу самую свободную, самостоятельную премию, жюри которой трудно заподозрить в симпатии к «толстякам», — Премию Андрея Белого. В шорт-листе номинации «Проза» в 2010 году из шести писателей-финалистов четыре опубликованы как раз в толстых журналах — конкретно в «Знамени» и «Новом мире». Это Анатолий Гаврилов, ставший лауреатом («Знамя», «Новый мир»); Дмитрий Данилов («Новый мир»); Андрей Лебедев и Кирилл Кобрин («Новый мир»; в полном соответствии с только что описанной «логикой забывания» на «Литкарте» не указано, что журнальная версия {-tsr-}книги Лебедева и Кобрина была опубликована в «Новом мире», указано только издательство «НЛО») и DJ Stalingrad («Знамя»). Это самая что ни есть независимая экспертиза работы толстых журналов. Но ведь журналы никогда не стремились стать эксклюзивными поставщиками номинантов Премии Белого. Они решали и решают несколько более широкие задачи.
Мне бы хотелось всем нашим «критикам», всем, кто злорадно потирает потные ладошки, сказать «не дождетесь», но такой уверенности у меня нет.
Но хочется спросить: неужели вам жить станет легче, жить станет веселей, если не будет «Нового мира»?
Автор — заведующий отделом критики и публицистики журнала «Новый мир»
Т.е. в свободной продаже я его в Нижнем Новгороде не видел ни разу, подписыватся через почту россии мне не хочется, и не потому что денег жалко, а потому что некуда складывать и уж больно долго ждать.