Филолог и критик ИРИНА СУРАТ возражает Наталье Ивановой, выступая против директивной критики и отвергая обвинения в манипуляции читателем
Имена:
Дмитрий Быков · Ирина Сурат · Наталья Иванова
Десятилетиями предаваясь филологическим штудиям в рамках золотого и серебряного веков русской поэзии, я, признаться, и не подозревала, как надежна моя свобода в этой тихой гавани. Не ценила я этого, пока не
ступила неосторожно на поле современной словесности,
написав статью о полюбившейся мне поэзии Дмитрия Быкова. Оказалось, что ступила я на минное поле, что мирная филология здесь кончается и со всех сторон идет война, жесточайшая борьба амбиций, литературных партий, а главное — личных симпатий и антипатий. Два поэта, прочитав статью, с пеной у рта наперебой доказывали мне, что Быков вообще не поэт, и вот теперь уважаемый
критик выносит нам с Быковым общий приговор: ему напрочь отказано в таланте, а мне предрекается полный профессиональный крах: «Как будет в дальнейшем обстоять дело с репутацией такого эксперта?»
За репутацию свою я не беспокоюсь — она обеспечена не начальниками от литературы, а читателями. Что же касается «экспертной оценки», то я уж никак не эксперт, не оценщик, не судья и даже не критик. Я квалифицированный читатель, задача которого состоит в том, чтобы поставить свое читательское восприятие на твердую почву филологического анализа. Экспертом же ощущает себя мой оппонент, а живое поле нашей литературы, классической и сегодняшней, представляется Наталье Ивановой «ювелирным магазином», где мы должны «отличать настоящий бриллиант от стразов “Сваровски”». В этом деле я ничего не понимаю и оставляю другим сомнительную привилегию сортировать писателей по числу каратов. Мой нехитрый и не новый критерий — содержательность; говоря о быковской просодии, интонации, образной системе, я иду от смысла его лирики и его поэм, именно их смысл не оставляет меня равнодушной и побуждает к профессиональному разговору. Наталья Иванова выступает как будто бы под лозунгом эстетизма, а по мне, этот лозунг фальшив — не бывает эстетизма там, где поэту нечего сказать.
Главный мне упрек от Натальи Ивановой: как можно после Пушкина и Мандельштама писать о
Быкове! «Знание и понимание художественных стратегий прошлого совершенно не гарантируют уважаемому филологу представление об уровне, качестве и месте текстов, рождающихся сегодня. Занятия поэтикой Мандельштама и биографией Пушкина не гарантируют прекрасного во всех отношениях литературоведа от натяжек в современных оценках литературного настоящего». Прошу прощения за саморекламные цитаты, но раз уж мой скромный труд удостоился таких высоких оценок от нашего строгого критика, то напомню: историк литературы, пушкинист Юрий Тынянов (с которым я себя никак не сравниваю) писал о своих современниках Блоке и Маяковском, Пастернаке и Мандельштаме тогда, когда они далеко еще не были классиками. Он подходил к современной ему поэзии как филолог и благодаря этому видел в ней то, что от тогдашней критики было скрыто.
Читать текст полностью
Относительно названия моих заметок поясню тем, кто не помнит: был такой журнал пролетарской критики, назывался «На посту», выходил в Москве в 1923—1925 годах. «Напостовцы» так бдительно и жестко отделяли «наших» от «ненаших», что сама компартия вынуждена была осудить их за «комчванство». Журнал закрыли, а точнее, слегка переименовали, чтобы под новой обложкой процветала все та же директивная партийная критика.
Директивная критика процветает и сегодня, хотя совсем другие партии диктуют нам теперь вкус — его диктуют новые начальники от литературы, «хозяева дискурса», которые точно знают, кого надлежит хвалить, а кого ругать, о ком незазорно писать филологу после Пушкина и Мандельштама, а о ком и вовсе нельзя. Что же касается «ценностной шкалы», о которой как будто печется Наталья Иванова, то ее действительно нет, она попросту сбита. И что же делать нам, пишущим о литературе? Можно, конечно, попросить Наталью Иванову как ювелирно образованного человека составить нам рекомендательный список современных авторов с точным указанием каратов против каждого имени. Да только вот беда — какие бы критические обоймы сегодня ни составлялись, время отсортирует всё иначе, и предполагаю, что совсем по другому счету.
Современные критики о современной поэзии пишут, за редким исключением, плохо: оценочно, бессодержательно, непрофессионально. Хорошо пишут о современной поэзии сами поэты и некоторые филологи — но называть их остерегусь, чтобы в них не попало рикошетом. А критики зачастую до такой степени находятся в плену своих антипатий (реже симпатий), что сплошь и рядом применяют недопустимые приемы, переходят на личности и т.п. До Виктора Топорова Наталье Ивановой, слава Богу, далеко, однако и она в пылу негодования оказывается не свободна от ошибок и сбоев.
Почему-то пристегнув нас с Быковым к теме юбилеев и некрологов (очень уж захотелось поскорее всех поставить на место, а реального повода не нашлось), она на пространстве одного абзаца допускает несколько проколов, удивительных для профессионала такого ранга. Во-первых, я нигде не называю Быкова «великим», что приписывает мне Наталья Иванова, — такое передергивание непростительно честному бойцу критического фронта (впрочем, я и Пушкина с Мандельштамом в своих работах не называю великими — они в этом не нуждаются, да и я тоже). Во-вторых, слово «теодицея», работающее в моей статье (так называется одно из стихотворений Быкова), употреблено Натальей Ивановой так странно («…пишет о поэте Дмитрии Быкове с запальчивой полемичностью в своей “теодицее”»), что возникают сомнения: а хорошо ли она понимает значение этого богословского термина? А в-третьих — и совсем забавно: «Мандельштамовед и пушкинист инкрустирует длинные цитаты из работ С.С. Аверинцева и М.Л. Гаспарова — нет-нет, не о Быкове они, но ведь украшают, да еще как; простодушный читатель ведь подумает — а вдруг…».
Остановимся, поговорим поподробнее, уж очень все это любопытно и характерно для директивной критики. Опять мы попадаем в ювелирные дела, в которых я не смыслю, но хорошо ли обстоит тут дело с русским языком, с управлением глагола «инкрустировать»? Инкрустируют что-то чем-то — и никак иначе, так что и с этим трудным словом у нашего оппонента проблемы. Но суть этой фразы интереснее грамматики. Именитый критик приписывает нам — или подсказывает? — некоторую методику одурачивания читателя, который сам мало что понимает, и если ему впарить цитату из Аверинцева, то он и Быкова съест. Критик же предстает тут мошенником, которому надо как-то обмануть читателя, подсунуть ему нечто несъедобное под высокоинтеллектуальным соусом.
Морочить голову «простодушному читателю» и пускать ему пыль в глаза — не моя забота. Я не «украшаю» свои статьи цитатами из С.С. Аверинцева, не «инкрустирую» ими свои высказывания. Мне дороги глубокие мысли {-tsr-}Аверинцева, сформулированные в его статье «Ритм как теодицея», я обнаруживаю в статьях Быкова о поэзии совпадения с этими мыслями, а в его просодии нахожу подтверждение теории практикой, и это помогает что-то понять. Что же касается М.Л. Гаспарова, которого я с той же нечистой целью якобы цитирую, то он в моей статье и вовсе ни разу не упомянут. Так кто из нас морочит голову «простодушному читателю»?
Описанные Натальей Ивановой критические «методики» мне неведомы, зато моему оппоненту они, кажется, хорошо известны. О чем бы мы ни писали — мы невольно рассказываем о себе. Особенно когда в нас задето что-то личное, а что конкретно — пусть разбираются те, кому это интересно. Я вовсе не хотела покушаться на высокую репутацию Натальи Ивановой, но что поделаешь: à la guerre comme à la guerre.
И насчет Быкова, помимо банальностей,в к-ых его обвиняют, еще раздражает его менторский тон, он периодически забывает, что не вся общественность страдает инфантильностью и дебилизмом.