Инаковость Айтматова

Айтматов стал знаком преодоления советской национальной политики в литературе

Чингиз Айтматов был советским писателем. Целая эпоха советской кромешной жизни, густой, беспросветный советизм 1960—1980-х так или иначе отражены в его произведениях. Он как будто и был востребован советским временем, которое национальному аспекту в литературе уделяло не меньшее внимание, нежели идеологическому. Айтматов поначалу и проходил по этой категории «национального» писателя.

«Национальная» квота, существовавшая везде — от высших учебных заведений до партийного и государственного аппарата, — разумеется, была не менее ощутима и в литературе. Советская эпоха ценила «национальное представительство», то есть сам факт появления гражданина той или иной братской республики в обойме советских писателей. Качество самих произведений имело второстепенное значение, тем более что литературного шлака производилось и так невероятное количество. Айтматов оказался одним из тех, чье утверждение в литературе несводимо к особенностям советской национальной политики. «Первый учитель», «Белый пароход», «Буранный полустанок», «Плаха» — эти произведения действительно стали событиями. И каждое из них привязано к своему времени. «Первый учитель» — к «оттепели» шестидесятых. «Белый пароход», со своим пронзительным напоминанием о человечности, стал одним из знаков 1970-х годов. «Буранный полустанок», появившийся в 1980-м, был одним из романов-размышлений, посвященных смыслу пройденного исторического пути, обращением к исторической памяти. Рефлексия о советском времени здесь выходила за рамки чистой публицистики. И то, что наметилось в нем, затем, может быть, и в небезупречной художественной форме, было воплощено в «Плахе». Это уже 1986 год. Конец советской эпохи.

Отсвет если не инакомыслия, то инаковости всегда был в произведениях Айтматова. Его востребованность на Западе (во Франции, например, он был едва ли не самым популярным советским писателем) отчасти объясняется и этим. Айтматов, если угодно, мог позволить себе быть более свободным. Но главное, он мог позволить себе быть художником. Как бы ни относиться к его «мифологическим» интересам, его вниманию к проблемам религиозно-философским, к его, может быть, и наивным художественным изысканиям в области религии и веры,  но Айтматов едва ли не первым вновь открыл эту возможность для литературы, напомнил о существовании «метафорического» письма. И в этом, конечно, его безусловная заслуга.

Айтматов стал знаком преодоления советской национальной политики в литературе, когда художественные достоинства произведения, его значимость отодвигают на второй план «национальную специфику», когда национальность не расценивается как оправдание, как основание для снисхождения и попечительского отношения. Иными словами, когда литература перестает быть областью этнографии, а становится просто литературой.