Мир своих романов Киньяр выстраивает из вороха фактов и фактиков, из намеренного музеефицирования реальности: он не пропускает ни одной заслуживающей внимания мелочи и уж тем более внимателен к раритетным приметам прошлого. «Салон в Вюртемберге» не исключение
Имена:
Паскаль Киньяр
После «Виллы Амалии», последнего на сегодняшний день романа Паскаля Киньяра, петербургская «Азбука» выпустила в русском переводе книгу, написанную писателем за двадцать лет до этого, в 1986 году. Считается, что именно с «Салона в Вюртемберге» начался настоящий успех Киньяра у французской публики. Это при том, что первая его книга вышла в 1968-м.
Впрочем, российский читатель, уже имевший возможность прочесть «Лестницы Шамбора», «Все утра мира», «Секс и страх» и другие произведения писателя как в отдельных изданиях, так и в сборниках, вряд ли обратит внимание на временную дистанцию, существующую между «Салоном в Вюртемберге» и «Виллой "Амалия"». И в более раннем романе перед нами уже вполне сформировавшийся Киньяр.
Мир своих романов Киньяр выстраивает из вороха фактов и фактиков, из намеренного музеефицирования реальности: он не пропускает ни одной заслуживающей внимания мелочи и уж тем более внимателен к раритетным приметам прошлого. «Салон в Вюртемберге» не исключение. Как раз наоборот. Это едва ли не впервые сформулированное правило:
«Все тонет в забвении. Моя жизнь, эти лица, эти короткие сценки — все безвозвратно тонет в забвении, если я не пишу. Я вытаскиваю на свет божий хоть какие-то краски, а иногда и их переливы. Но чаще всего это не мерцание и не аромат, а обрывки звуков. Неслышные, живущие внутри звуки».
Читать текст полностью
Так говорит Шарль Шенонь, рассказчик и герой романа, переводчик и исполнитель музыки барокко на виоле да гамба. Он пишет историю своей жизни. Пишет, окруженный воспоминаниями или свидетельствами прошлого, — став известным музыкантом, он приобрел дом в Вюртемберге, где прошло его детство. У автобиографической повести Шарля, в общем-то, помимо хронологии есть сюжет. Шарль рассказывает о дружбе с Флораном Сенесе. Он познакомился с ним на службе в армии, и именно в это время их общение было особенно тесным. Собственно говоря, этот первый год дружбы, наполненный встречами и разговорами, эти вечера в доме мадемуазель Обье, старой девы, у которой Флоран снимал квартиру, эта жизнь, в которой явственно проступали черты еще не исчезнувшего патриархально-сентиментального прошлого, — и есть утраченный героем рай. Как и положено, к изгнанию из рая ведет грехопадение. Шарль влюбился в жену Флорана Изабель и не смог противостоять соблазну. Изживание вины — одна из главных тем следующих далее глав.
И все же Киньяр пишет не любовный роман, хотя любовь занимает в нем весьма почетное место. Но уж больно богат воскрешаемый в воспоминаниях мир: здесь не только музыка и суждения о произведениях и композиторах, подробные сведения о разных, порой весьма экзотических музыкальных инструментах. Здесь не только картины детства, проведенного Шарлем в Вюртемберге, где исторически были связаны воедино французская и немецкая культуры. Сам Шарль (или Карл) недаром чувствует свою причастность к немецкой культуре. И его «спящий», неразвитый немецкий — лишь следствие того, что мать запретила говорить в доме по-немецки.
И все-таки сколь бы разнообразен (исторически, географически, лингвистически) ни был создаваемый Киньяром мир, главное в нем другое. Этот мир собирается по крупинкам, так же, как прошлое слагается из обрывков, фрагментов воспоминаний — это и есть процесс воскрешения, восстановления того, что, казалось, кануло в небытие. Бережное описание какой-нибудь коробки из-под леденцов и самого вкуса этих леденцов Киньяром смакуется. Автор как бы заново пробует на вкус, на ощупь, на слух, на взгляд то, что было живо и полнокровно раньше. Детали интерьера, особенности пейзажа, цвет, освещение, звуки, оттенки страсти и наслаждения, каждый жест, каждое душевное движение — все важно в этом почти алхимическом процессе.
Ведь действительное, сиюминутное, сейчас случившееся — призрачно. Как призрачна любовная страсть, вечно манящая, но и вечно обманывающая. То, что случилось, обретает реальность лишь в памяти, становясь фактом прошлого. Но именно поэтому и прошлое у каждого свое. Память сливается с самим человеком, а люди не похожи друг на друга. Однако и это еще не все. Самое интересное — это ошибки памяти. Статуэтка сатира, преследующего нимфу, сохраненная памятью рассказчика и увиденная им вновь много лет спустя, оказывается, иллюстрирует сюжет почти прямо противоположный. Это Психея, смотрящая на Амура.
