120 лет со дня рождения Анны Ахматовой

Кибиров, Воденников, Фанайлова, Сваровский, Кузьмин, Рубинштейн и другие современные поэты говорят о стихах Ахматовой и о ней самой

Имена:  Анна Ахматова · Дмитрий Воденников · Дмитрий Кузьмин · Елена Фанайлова · Лев Рубинштейн · Леонид Шваб · Сергей Круглов · Тимур Кибиров · Федор Сваровский · Юлий Гуголев

Сегодня исполняется 120 лет со дня рождения Анны Ахматовой. К юбилею поэта OPENSPACE.RU решил выяснить у современных поэтов, что для них значат сейчас сама Ахматова, ее стихи и миф о ней. На наши вопросы ответили Тимур Кибиров, Лев Рубинштейн, Юлий Гуголев, Елена Фанайлова, Леонид Шваб, Сергей Круглов, Федор Сваровский, Дмитрий Воденников и Дмитрий Кузьмин.


Тимур Кибиров

Единственное, что я могу сказать: нынешнее упоенное развенчивание икон Серебряного века, и в первую очередь Ахматовой, мне представляется занятием постыдным и в общем-то бессмысленным. Мне кажется, что при всех сложностях жизни и характера Анны Андреевны то, что она, может быть, на наш теперешний взгляд, избыточно картинно, но пронесла свое удивительное царственное достоинство — это пример совсем не лишний для современной культуры. И мне бы хотелось, чтобы юноши и девушки, вступающие на тернистый путь поэтической работы, имели этот пример перед глазами — с неизбежными и необходимыми коррективами на время.


Федор Сваровский

Честно говоря, ничего. Мне вообще сложно отвечать на такие вопросы, — поэзия русского Серебряного века мне не слишком близка, и фигура Ахматовой не вызывает у меня ни особого отторжения, ни восхищения. Это сильная, серьезная женская поэзия, которая никак не связана с моей картиной мира. Разумеется, я могу вспомнить какое-то количество ее великолепных стихов, но, скажем, Николай Гумилев мне гораздо ближе. Что же касается позднего, послевоенного культа Ахматовой — кажется, здесь дело не в ее поэтических достоинствах. У русской интеллигенции есть необходимость искать для себя центральные фигуры, своего рода объекты поклонения. Точно так же для российской интеллигенции важное значение в какой-то момент приобрел Д. С. Лихачев, — он никогда на это место не претендовал, однако ему пришлось его занять. Что-то подобное, мне кажется, произошло и с Ахматовой.


Дмитрий Воденников

Это вопрос совершенно ко мне, у меня с Ахматовой какая-то почти астральная связь. Когда в свое время я читал «Анти-Ахматову» Катаевой, я испытывал очень сложную гамму чувств — от стыда до смеха. Я перечитывал книгу два раза, и у меня от нее осталось острое ощущение собственного несовершенства. Я думаю, что Ахматова — это поэт, человек (не будем сейчас измерять ее поэтический масштаб), наиболее полно воплощающий нашу темноту, поэтическую темноту: нечестность, лукавство, одновременно простодушие и на самом деле какую-то позорность нашей работы. Ахматову любить стыдно, но я не могу ничего с этим поделать, я ее люблю по-человечески, как дитя, как больную собаку. А еще точнее — как любишь самого себя, зная про себя все плохое лучше остальных. Я первый раз в сорок лет прочел ее «Поэму без героя». Я читал очень пристрастно. Я чуть не расплакался в конце, потому что и в этом я ее отлично понимаю. В этой ее сумеречной тоске по «гостю из будущего», в этой неспособности любить самой — это всё и я тоже. У меня очень личное к ней отношение. Я всегда хочу ее защитить — и, как всегда, не могу.


Лев Рубинштейн

Стихи Ахматовой я в последнее время вспоминаю, прямо скажем, не часто. То есть у меня к ней такое ровное прохладно-почтительное отношение. Как культурная фигура она, я думаю, уже вполне окаменела, я бы сказал даже «обызвествилась» — от слова «известь»: стала такой женщиной-памятником. Потому что во многом ее миф держался на живых учениках и свидетелях, — а сейчас ушли почти все, кто ее лично знал. Вот Толя Найман жив, слава Богу. Но для меня Ахматова — памятник. А резюме такое: хорошо, что она была.


Леонид Шваб

Мне всегда казалось, что есть что-то неприличное в разделении наследия великих на «раннее» и «позднее». В случае стихов Анны Ахматовой, боюсь, это необходимо. Стихи до и после. До Гражданской войны и террора и после. Многие, и я в том числе, в какой-то мере обязаны неровному синтаксису и мелодике ее ранних стихов. К академической величавости поздних стихов Ахматовой я, увы, просто глух.