Г. К. Если помечтать на эту тему, то, мне кажется, очень забавна была бы упаковка из воздуха, то есть некое воздушное уплотнение вокруг объекта, которое, например, исчезало бы при касании.

А. Б. Чтобы была какая-нибудь наклейка на ноготь, проводишь ею по воздушному слою — и молоко выливается в стакан.

Г. К. Вот нам тут подсказывают — при виде денег упаковка должна сама раскрываться.

А. К. Так, а из чего же вы в таком случае будете делать искусство, если вся упаковка будет из воздуха?

А. Б.  Ну так из воздуха и будем, из чего же еще!

А. К. Ага, то есть Каллима с Осмоловским делали нонспектакулярное искусство, а вы, значит… как это назвать?

Г. К. Ну да, вещи, которые ты не видишь, но можешь потрогать, если закрыть глаза.

А. К. А, ну понятно: тактильное искусство!

Г. К. Если рассуждать про будущее, то не надо забывать про глобализацию, которая исключает любую индивидуальность. Поэтому есть основания думать, что потребность в искусстве в будущем отпадет. По крайней мере, автору как отдельной творческой единице, оригиналу с необычным взглядом на мир точно не жить. И чем художник необычнее и оригинальнее, тем ярче он вписывает свое имя в историю искусств. Из этого следует, что само предназначение художника никак не вписывается в вектор развития мира.

А. Б. Я хочу сказать, что у Егора не пессимистическая позиция, в том смысле, что история искусств вообще заканчивается. Просто роль художника в мире будущего радикально изменится. У него будет другой род занятий, абсолютно другой ход мысли. Какой именно, сейчас сказать трудно, так что посмотрим.

А. К. Но вряд ли потребность «человека глобализованного» в эстетике изменится. Особенно если мы все будем потреблять одинаковые таблетки с питательными веществами и жить в одинаковых капсулах — должен же быть какой-то эмоциональный выход.

А. Б. Это вопрос скорее к дизайнерам, как капсулы раскрасить. Они-то уж точно без работы не останутся. А вот художников станет раз в пять меньше.

Г. К. Зато художник будет более ценен!

А. Б. Тут главная опасность в другом — когда искусство начинает восприниматься в качестве некоего прикола. Типа открыл YouTube, посмотрел ролик — прикололся. С одной стороны, это все хорошо, интерактив и прочее, но нельзя окончательно стирать дистанцию между художником, произведением и зрителем.

А. К. А мне кажется, что главная проблема — уменьшение на порядки attention span  — как это по-русски? А, вот словарь говорит: «продолжительность концентрации внимания». Я помню, что когда нас в младших классах водили в Третьяковку или Пушмузей, мы могли перед каждой картиной стоять минут по 20, пока нам экскурсовод объяснял про нюансы колористики, светотень и прочее. А сейчас если лекция дольше минут трех, даже если рассказчик очень интересный и увлеченный, вся группа утыкается в мобильные телефоны. Получается, что то, на что раньше уходило полчаса, теперь надо уместить в пару минут. То есть и месседж искусства в будущем должен быть сконденсирован еще плотнее, чтобы зритель испытывал хоть какой-то интерес?

А. Б. Это и есть интерактив: чтобы зрителю было интересно, он должен быть вовлечен. И вот, кстати, мы сейчас готовим еще один проект, открытие 19 июня в галерее «М’АРС». Он как раз почти целиком, за исключением пары инсталляций, про интерактив, про вовлечение зрителя. Но, я еще раз повторюсь, здесь важно выдерживать дистанцию. Потому что если искусство полностью превратится в интерактив, до будущего оно не доживет.

Г. К. Тут есть еще один фактор — практичность. Все, что практично, — это дизайн. А искусство совершенно бесполезно. Раз мы уже выяснили, что роль дизайна в будущем возрастет, можно предположить, что искусство станет еще более бесполезным.

А. Б. И наконец скрестится с дизайном. Не в том смысле, что искусством будет раскрашивание питательных таблеток, а в том, что искусство станет более технологичным.

А. К. Кстати, что касается технологий. Если вспомнить утопическую фантастику 1950—1960-х годов, по обе стороны «железного занавеса», и Азимова, и ранних Стругацких, то там очень заметен такой наивный с нашей сегодняшней точки зрения взгляд на будущее, где властвует человек — царь космоса, который освоил все законы природы и развил технологии. Улицы подметают роботы, а освобожденные от тяжелого труда люди предаются искусствам.

А. Б. Ну и прекрасно. Разве что все люди вряд ли захотят стать художниками. Все-таки для этого нужно определенное мышление. Художник — он ведь ставит некие акценты, а если все будут только и делать, что расставлять акценты, то картинка будет слишком пестрой, в ней невозможно будет ничего разглядеть.

Г. К. Если так сложится будущее, то самым гениальным художником будет дворник, который вопреки всяким роботам будет так же с утра подметать улицы.