Вот уже полвека, если не больше, «эстетику грязных кухонь» пестуют британцы. Герои их фильмов одеты в тряпки из дешевых магазинов и живут в своей субкультуре, никак не пересекающейся с жизнью миллионерского Лондона. Самый знаменитый режиссер Британии Кен Лоуч считает абсурдной убежденность либеральных консерваторов в том, что достаточно быть инициативным, чтобы преуспевать, из чего следует, будто неудачники сами виноваты в своих несчастьях. Общество делает из них аутсайдеров, инвалидов, психически больных или, как показано в фильме «Это свободный мир», мелких хищников, эксплуатирующих тех, кто еще слабее,— иммигрантов и гастарбайтеров.

Безработный — пария современного мира, отброшенный на обочину общества, отчужденный, нечистый, наказанный неизвестно за что. Взывая к справедливости, Лоуч, вопреки вердиктам Осмоловского, возвращается к раннехристианскому евангелизму. Герой фильма «Гравий» — безработный, которому общество не сулит даже в отдаленном будущем никаких перспектив. И все же он хранит то главное, что отделяет неудачника от опустившегося люмпена, — веру в Бога и человеческое достоинство. Пускай отключен телефон и пуст холодильник, но, если в тебе живо достоинство, не все потеряно.

Удивительна мобильность, присущая столь немолодому человеку, которому уже поздно идти на компромиссы, даже если бы он это умел. В новейшем фильме «Доля ангелов» Лоуч переводит социальность в жанровый, комедийный регистр. Главный герой Робби отчаянно хочет вырваться из люмпенско-криминальной среды. Его спасают два события: рождение сына, которому он хочет обеспечить будущее, и дегустация элитных сортов виски, где выясняется, что Робби от природы дан отличный нюх и вкус. Лоуч остается верен пролетарскому гуманизму и нелюбви к капиталистическим кровососам. Но на сей раз он говорит о своих чувствах с улыбкой — и это дорогого стоит.

С другой стороны Ла-Манша англичанам отвечают французы — коренные, как Лоран Канте («Класс», «Отдел кадров»), и «понаехавшие», как выходец из Туниса Абделатиф Кешиш. Действие его фильма «Кускус и барабулька» начинается с велосипедного рейда главного героя, пожилого портового рабочего Слимана, который объезжает членов своей большой семьи, чтобы привезти им свежую рыбу. Возможно, что герой привозит рыбу в последний раз, ведь сегодня он узнал от своего босса, что больше не нужен на работе. Вот почему так печален взгляд Слимана, некогда приехавшего в эту страну, в этот южный французский город из Туниса, чтобы поднять на ноги свою семью. Но он не намерен сдаваться: за ним большой клан, не всегда дружный, но когда надо — сплоченный. Не давая воли депрессии, герой попытается выбить кредит и открыть ресторан с тунисским рыбным кускусом в качестве фирменного блюда. Подобное превращение пролетария в буржуа вряд ли смутит даже самого закоренелого коммуниста-догматика.

Когда Слимана увольняют, выясняется, что хозяин верфи не хочет нанимать на его место французов, предпочитая дешевых «новых иностранцев»: таким образом, арабы, давно живущие во Франции, оказываются в одной лодке с коренными. И хотя сегодня в лидеры кинематографического освещения рабочей темы выходят Китай и Иран, старая Европа, родина Маркса и «Интернационала», с активной помощью иммигрантов держит традиционную марку.

А вот возвращаясь на родину, мы обнаружим («За Маркса…» — очевидное исключение) совсем другой подход к проблеме: особенно рельефно его выразила Виктория Белопольская в статье «Недочеловек труда». С каким-то садистским удовлетворением в ней описано, как сознательный рабочий превратился в странах «с давно подстригаемыми газонами» в социального иждивенца, физиологического примитива, скинхеда, фаната или гопника. В качестве свидетелей процесса автор этого текста привлекает не только Ноама Хомского, но также Андрея Звягинцева, чья «Елена» как будто бы разоблачает социальные низы, «которые отказываются жить положенной соцнизам трудовой жизнью, вызывающей сочувствие». Отсюда делается вывод, что ресурс сочувствия слабым мира сего исчерпан не только на Западе, но и в России.

Не имея возможности вступать в подробную полемику, замечу лишь, что «Елена», будучи вещью достаточно художественной, далеко не столь однозначна в расстановке социальных симпатий и антипатий. Что похороны левой идеи в кинематографе явно преждевременны, а желание их устроителей стать полноценной буржуазной страной, осуществись оно, приведет к прямо противоположному результату.​