«Девственность» на продажу

За сколько тысяч долларов вы согласитесь продать своих родителей? А самого себя? Этими вопросами задается новый фильм Виталия Манского, только что прорвавшийся в кинопрокат

«Девственность» — документальный фильм, и уже одно то, что его можно будет увидеть на большом экране («Октябрь», "Художественный", "Формула кино Горизонт", "Формула кино Европа", "5 звезд на Новокузнецкой", не пропустите), — настоящее событие. Оно не меньше, чем дриблинг Аршавина, свидетельствует о том, что Россия встает с колен и входит наконец-то бочком в семью цивилизованных народов. Это прекрасно, что в мультиплексах нашлось место не только для блокбастеров, но и для интеллигентного документального кино. Для этого, собственно, мультиплексы и были придуманы.

Впрочем, в интеллигентности «Девственности» многие сомневаются. Одно название чего стоит. Оно, впрочем, честно отражает суть истории. Три девушки из провинции приезжают в Москву, чтобы подороже продать свою девственность. Одна дает объявление в интернете и назначает цену — три тысячи долларов. Другая собирается подарить невинность резиденту шоу «Дом-2». Третья, с чудесным именем Карина-Барби, планирует стать не то Мадонной, не то Бритни Спирс; правда, пока трудится в столичном публичном доме.

На «Кинотавре» «Девственность» расколола прессу пополам: кто требовал выдать Манскому главный приз, кто обвинял режиссера в жестокости, эксплуатации и отсутствии сочувствия к своим героиням. В фильме есть сцена, где режиссер разговаривает с девушкой, собирающейся продаться за три тысячи долларов. Он спрашивает ее, может ли он что-нибудь для нее сделать. Она мнется, уходит от ответа. Может быть, Манский должен был ей на наших глазах выдать пресловутые три тысячи? Но, я думаю, и тогда он не ушел бы от обвинений. Его проблема не в том, что он эксплуатирует простых девушек из глубинки, а в том, что рискует высказывать свое мнение о том, что творится в головах у этих девушек. Делает он это откровенно и темпераментно, чем немало раздражает поборников интеллигентности.

Но если с критикой у «Девственности» не все в порядке, то зрители от фильма в восторге. Осенью ее показывали на фестивале «Московская премьера», на сеанс пришла обычная публика и реагировала так, что умер бы от зависти автор любого отечественного блокбастера. Люди смеялись, хлопали во время фильма, а по окончании устроили форменную овацию. В особенный восторг всех привела сцена кастинга на шоу «Дом-2». Там претендентов спрашивают о том, что они согласны сделать за большую сумму денег. Молодой человек, например, мучительно пытается сообразить, за сколько долларов он согласен съесть перед камерой свое дерьмо. Молодая девушка, подумав, говорит, что за два миллиона долларов продала бы своих родителей.

Этот эпизод особенно возмутил противников Манского: они полагают, что здесь он действует методами «Дома-2» и выходит за рамки приличий. Но в действительности провокация нужна ему не сама по себе, а как простая и внятная метафора современного состояния умов. Режиссер не боится морализировать и обобщать. Он снимает «Девственность» не столько про конкретных девушек, сколько про всех нас. Чтобы понять это, совершенно не нужен закадровый текст Дмитрия Быкова, простой и эмоциональный месседж внятен и так.

Да, «Девственность» — провокационная штучка. Роскошный видеоряд (образцовая работа Ирины Шаталовой) демонстративно контрастирует с убогой жизнью героинь, изощренный монтаж только подчеркивает звериную примитивность персонажей. Сам Манский, влиятельный документалист, непринужденно снимавший в частной обстановке Горбачева, Ельцина и Путина, появляясь в кадре, заметно подавляет бедную девушку из провинции.

Но Манский в хорошей компании. В последнее время любой режиссер, рискующий откровенно высказаться на темы морали, обязательно огребает ворох упреков в провокаторстве и манипуляциях. Их не избежали ни Ульрих Зайдль (разве не нарушали все правила постановочные сцены в его документальном фильме «Иисус, ты знаешь»?), ни Ларс фон Триер (разве можно было выжимать из зрителя слезу такими приемами, как в «Танцующей во тьме»?).

В общем, с «Девственностью» нужно разбираться самостоятельно. Это главное must see зимы.

Читайте в этом же материале:
Виталий Манский: Этично ли документальное кино?
Что нельзя снимать в кино? Опрос

{-page-}

ВИТАЛИЙ МАНСКИЙ: ЭТИЧНО ЛИ ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ КИНО?

Автор «Девственности» ответил корреспонденту OPENSPACE.RU ЕВГЕНИИ ЛАВУТ на непростые и неприятные вопросы о своем фильме

— Этичен ли этот фильм по отношению к вашим героиням? Не получается ли это «Дом-2» в каком-то смысле?

— Тогда вопрос нужно ставить шире. Этично ли документальное кино? Или, если документальное кино этично, то где границы его погружения в реальность? В принципе, наверное, если исходить из базовых понятий этики, такую сложную тему вообще нельзя затрагивать в документальном кино. А если ее затрагивать, то как ее освещать, чтобы эта картина действительно взбудоражила зрителя, чтобы он задумался или, возможно, переосмыслил какие-то свои иллюзии? Каждый автор решает этот вопрос для себя индивидуально. Я вам скажу, что мой коллега Сергей Дворцевой аргументирует свой уход из документального кино именно фактом невозможности принимать на себя эти этические, нравственные вопросы. Он сказал буквально следующее: «Я не могу больше нести ответственность за героев своих картин. Когда я делаю игровое кино, на меня не давит этот груз моральной ответственности».

— Вы для себя этот вопрос как-то решили?

— Ваш вопрос странный. Вы же фильм видели не у меня дома, а в большом зале кинотеатра «Художественный». Этот фильм выходит в широкий прокат с 12 февраля по всей стране, его выпускает прокатная компания «Кино без границ», и уже эту картину купил «Первый канал» и будет показывать в «Закрытом показе». Поэтому странно спрашивать, решил ли я для себя этический вопрос.

— Понятно, что решили, но каким образом?

— Это не простое решение. Это, знаете, не то что — а, плевать… Не плевать. Но именно потому, что не плевать, поэтому и такое кино.

— Очень большая разница между героинями. Катя совершает вполне сознательный выбор, хотя пока не знает, довольна она результатом или нет. Вы на равных с ней ведете разговор. А другие две девушки, особенно Карина-Барби, зомбированы. Барби, может быть, и не совсем в себе.

— Вы правы, но читатель не услышит вашей интонации. Мне самому любопытно было бы ваш вопрос прочитать, а не услышать. Без ударений. Дело в том, что Барби не только зомбирована, но и зомбирует. Она как бы и жертва, но она еще претендует и на то, чтобы вокруг себя создавать зомбированное пространство. Она ведь хочет стать звездой, кумиром для подражания, это ее сверхзадача. Более того, боюсь, эту сверхзадачу она выполнит.

— Мне показалось, что тема девственности, которая объединяет трех ваших героинь, немножко искусственна…

— Я хочу дотошно корректировать ваши вопросы. Это не искусственность. Возьмите сказку «Лиса и журавль»: журавли не пьют из кувшинов, а лисицы из мисок. Они совершенно иначе питаются. Эта картина, конечно же, не о трех девственницах. Но это настолько очевидно, что, честно говоря… Я-то читаю с некоторых пор ваш портал и учитываю вашу аудиторию, так что давайте говорить на том уровне, на каком она размышляет и готова контактировать с художественными посланиями...

Конечно, это не рассказ о девочках; это как раз картина о зомбированности, о гламурном мире, который торжествует сегодня; это картина о жертвах этого мира, о том, как мы сами продаем себя по частям и пытаемся не продать, как мы противостоим этому миру, удается ли нам противостоять ему и что мы можем предложить ему взамен.

Главным эпизодом картины для меня лично как автора является кастинг (телевизионный кастинг в «Дом-2»), когда люди отвечают на вопросы. Они отвечают на вопросы абсолютно искренне. Более того, они ищут эти ответы. Они произносят некоторые вещи, которые не готовы сделать. Но они пытаются сказать то, что от них хотят услышать, а сказав, уже, может быть, и готовы это сделать. Не факт, но, может быть, и готовы. Одна девушка говорит, что готова продать родителей, хотя я убежден, что, дойди до дела, конкретно эта девушка родителей не продаст. Но, сколько раз я ни присутствовал в зале, я каждый раз видел этот зрительский шок, когда они это слышат, особенно когда они видят, как она подбирает эти слова, как эта мысль ей приходит в голову, как она это произносит. Я глубоко убежден, что слово материально: одна произносит и не делает — но мы ужасаемся, другая произносит и не делает — мы не ужасаемся, третья произносит и делает — и мы ужасаемся, четвертая произносит и делает — а мы не ужасаемся.

— Хороший был момент, когда молодого человека спросили, за какую сумму он съест свое дерьмо. За две тысячи долларов — мало, за сто тысяч — он готов; когда предложили пять, была видна работа мысли на лице.

— Да, он явно думал: «Может быть, все-таки взять эти пять?» Потому что сто могут не дать, а ему съесть-то, в принципе, почему бы и нет?

— Вы как-то за судьбой своих героинь следите? Или, может быть, просто знаете, что с ними происходит?

— Я не слежу за судьбой этих героинь. Я встречался с Катей и знаю, что Катя сейчас стала мамой.

— А ей удалось потратить эти деньги на обучение?

— Нет. Она их просто потратила. Три тысячи не такая большая сумма.

— У нее есть ощущение, что она совершила поступок, повлиявший на всю ее жизнь, или она это как-то пережила и живет дальше?

— Она сейчас ищет для себя какую-то аргументацию. Она понимает, что фильм сейчас выйдет в широкий прокат, что фильм начинает жить, она уже увидела свою фотографию в нескольких газетах. И сейчас она ищет для себя некое алиби, для того чтобы перенести это с минимальными потерями. Я в этом смысле готов ее поддерживать. Она мне предлагала разные схемы, что говорить и как говорить. И в принципе, я готов говорить как угодно, потому что мне ее жалко, и важно, чтобы для нее это в том числе был урок, который пойдет ей на пользу.

— А есть у вас прогнозы относительно других девушек?

— Я думаю, что у Барби диапазон будущего от Ксении Собчак до Берковой — я не знаю имени, да это, наверное, и не важно. Это тоже звезда «Дома-2», ведущая молодежной программы на «Муз-ТВ», а на самом деле она порноактриса и совершенно аморальный тип. В приличном обществе таким людям указывают на дверь. Однако если вы в интернете наберете ее имя, то увидите: вот Беркова на красной дорожке премии MTV, вот Беркова высказалась по поводу грузино-осетинского конфликта, вот еще что-то… Полный паноптикум. Мы все смеялись над итальянцами с Чиччолиной, но этот смех на пользу нам не пошел.

— Какой может быть выход из такой ситуации, кроме цензуры?

— Нет, я вообще против цензуры. Я убежден, что, если телевизионные менеджеры будут более свободны, это приведет к изменению ситуации на телевидении. Когда российское телевидение было свободным в 90-е годы, диапазон предъявленных пространств был шире и богаче. Было замечательное телевидение, было замечательное НТВ и т.д. и т.п. В Европе свободные менеджеры? Я вам скажу: все мои картины показывают в США и в Европе по телевидению. Одна из наиболее успешных картин — это история моих одноклассников из 52-й школы города Львова. В ней вообще нет ничего сенсационного, острого, ничего такого — это не «Девственность». Это интимная картина моих встреч с одноклассниками. Этот фильм показали во Франции, в Германии, в Финляндии, в Швеции, в Израиле. Ну в Израиле ладно, там живут одноклассники. Но в Германии и в Финляндии ни одного не живет одноклассника. А в России этот фильм вообще не показывали, потому что он неформатный. Только сейчас канал «Культура» собирается это сделать. Поэтому, когда я говорю о свободе менеджера, я знаю, о чем говорю. Вообще, свобода делает нас богаче, а рабство — беднее. Это прописные истины, с которыми чем дальше, тем меньше люди готовы соглашаться.

Читайте в этом же материале:
«Девственность» на продажу
Что нельзя снимать в кино? Опрос

{-page-}

ЧТО НЕЛЬЗЯ СНИМАТЬ В КИНО? ОПРОС

Корреспондент OPENSPACE.RU МАКСИМ ЭЙДИС обратился к известным деятелям документального кино с вопросом: где находятся границы дозволенного в творчестве?

АЛЕКСАНДР РАСТОРГУЕВ, режиссер: «Упреки публики отражают ее забитое, закомплексованное, импотентское сознание».

— Есть ли какие-то этически недопустимые вещи — то, что нельзя показывать в документальном кино?

— Да. Нельзя показывать ничего, что не работало бы на создание настоящего художественного произведения, которое исследует мир и пытается ответить на самые больные его вопросы. Если же что-то показывается только ради шока, эпатажа, как заявление какой-то эксклюзивности, пронырливости, как угодно назовите, — тогда нет, такое недопустимо.

— То есть рамки здесь исключительно эстетические?

— Рамки мировоззренческие. Они метаэстетические, метаэтические. Понимаете, существуют ведь какие-то отношения с родными людьми, например с мамой, или, например, с ребенком. И если ты, занимаясь творчеством, делаешь что-то такое, что не хотел бы, чтобы знала твоя мама или твой ребенок, — тогда это уже и есть ответ на вопрос, имеешь ли ты право или нет.

— Говорят, вокруг фильма «Девственность» на «Кинотавре» кипели страсти: например, Манского упрекали в отсутствии сочувствия к его героиням. Мол, лучше бы он им денег раздал. Как вы думаете, насколько такие упреки оправданны? И как, по-вашему, документалист должен был себя вести в такой ситуации?

— Я не видел эту картину и не могу судить, насколько претензии справедливы. Но в девяноста девяти случаях из ста упреки публики отражают ее забитое, закомплексованное, импотентское сознание. В нашей стране, к сожалению, при том что здесь живет прекрасный, чудесный, свободный народ, как-то так сложилось, что мы все, попадая в зону какого-то социального существования, превращаемся в каких-то ложноножек, инфузорий-туфелек. Мне это стало очевидно, кода появился телепроект «За стеклом» — там страна проголосовала и выбрала победительницей фальшивую скромницу, испугавшись открытой, искренней сексуальности, испугавшись правды, искренности как таковой. Поэтому эти упреки могут быть именно отражением такого сознания. Хотя я не видел картину, но Виталий редко бывает радикален бессмысленно. Он вполне гармоничный режиссер, и если он почему-либо прибегает к радикальным решениям, то это, скорее всего, связано с внутренними задачами.

Я понимаю желание документалиста поддеть, заставить зрителя смотреть более нервно, чтобы таким образом раскрыть его. Вот если бы вы мне сейчас задали вопрос, когда я в последний раз занимался сексом, я бы так напрягся и подумал бы: «Вот ни хера ж себе! для «Опенспейс» такие вопросы задают!» — и по-другому бы уже разговаривал с вами. Может быть, чтобы искру высечь, нужны какие-то специальные приемы. Если они художественно оправданны, если существуют в какой-то системе, где существует «Бог» (не Бог — Иисус Христос, а Бог как моральные ценности товарища Манского, например), тогда я за.


МАРИНА РАЗБЕЖКИНА, режиссер: «Документалист всегда существует в сложных ситуациях»

— Есть ли какие-то вещи, этически недопустимые в документальном кино? Или можно показывать вообще все, что угодно?

— Это право режиссера: определять границы этики. У каждого режиссера эти границы свои — кто-то может показывать, допустим, смерть реального человека на экране, кто-то не допускает такого для себя. Границы каждый раз определяет сам режиссер, только он.

— Манского упрекают в отсутствии сочувствия к его героиням. А как, по-вашему, документалист должен был себя вести в этой, скажем так, сложной ситуации?

— Документалист всегда существует в сложных ситуациях, потому что настоящие документалисты простые ситуации не снимают. Понимаете, это настолько сложный вопрос... и снова — очень личный для каждого режиссера. Я не думаю, что здесь можно каким-то образом прочертить границы и поставить какие-то рамки.


МИХАИЛ СИНЕВ, арт-директор фестиваля «Кинотеатр.doc»: «Может быть, режиссер так себя ведет, потому что сам бесконечно одинок?..»

— Есть ли какой-то предел, какие-то этически недопустимые вещи — то, что нельзя показывать в документальном кино?

— Да, наверное, такой предел существует. Но я думаю, он не какой-то общий, а у каждого свой.

— Говорят, что на «Кинотавре» Манского упрекали в жестокости, в отсутствии сочувствия к героиням. Мол, лучше бы он им помог, денег раздал, например. Как документалист должен себя вести в такой ситуации?

— Фильма я не видел, но всем денег не раздашь — это как-то глупо. Не знаю... Вообще, этот вопрос такой же сложный, как и первый, но здесь у каждого свои предпочтения. Должен он или не должен — это ему видней. Кому он должен? Обычно люди, если хотят деньги дать, помочь — это их должно быть желание. Это как вопрос веры — должен он верить или не должен? Должен Манский сочувствовать и сопереживать кому-то или не должен? Это личное дело каждого. Другое дело, что есть люди, с которыми мне бы хотелось общаться, а есть те, с кем не хотелось бы. Но вот кто чего должен, а кто нет — это пусть он сам для себя решает. Если он не будет влезать в мое личное пространство... Ну, тогда это, наверное, его дело. Человек — социальное животное, но если ему так сподручнее, может, ему так и надо. Может быть, режиссер так себя ведет потому, что сам бесконечно одинок и тем самым за свое поведение расплачивается? Или, может быть, наоборот, он бесконечно счастлив, а мы все бесконечно одиноки? Не знаю, сложный вопрос, не для меня это — решать такие вещи.

Читайте в этом же материале:
«Девственность» на продажу
Виталий Манский: Этично ли документальное кино?

Еще по теме:
Вероника Хлебникова, Ян Левченко. «Импорт-экспорт»: за и против, 06.05.2008
Виктория Никифорова. Православные жгут, 27.08.2008
Виктория Никифорова. Казнить нельзя смотреть, 19.09.2008
Олег Аронсон. Мораль документа, 03.09.2008