Павел Санаев: «Через пять лет у всех злодеев появятся дирижабли»

Автор «Похороните меня за плинтусом» — о том, как стать русским Питером Джексоном и построить свой аналог Эйфелевой башни

Имена:  Александр Чубарьян · Павел Санаев · Сергей Снежкин

Павел Санаев, очкарик из «Чучела», автор автобиографического бестселлера «Похороните меня за плинтусом» и режиссер двух невыразительных молодежных кинолент «Последний уик-энд» и «Нулевой километр», внезапно снял первый русский фильм о профессиональных геймерах. В основе картины «На игре», фантастического экшна, на этой неделе выходящего в широкий прокат, — книга «Игры в жизнь» Александра Чубарьяна, самородка из Ростова, в 2006-м громко дебютировавшего антиутопическим романом «Полный Root» (права на книгу мгновенно купил продюсер Валерий Тодоровский, но до экрана она пока не добралась). Проект «На игре» — один из последышей докризисного кинопроизводства: его заявленный бюджет — $7,5 млн, в прокат он будет выходить по частям — в ноябре первая, в феврале вторая (стратегия, не оправдавшая себя в случае «Параграфа 78» и «Обитаемого острова»). Герои фильма «На игре» — подростки, которые в качестве приза за победу в геймерском чемпионате получают диски, наделяющие их в реальной жизни способностями героев компьютерных игр. Они прыгают по стенам, ездят по встречной, в одиночку расправляются со взводом исламских боевиков.

Павел Санаев охотно рассказал OPENSPACE.RU о том, как он стал режиссером молодежного киберэкшна, — и чуть менее охотно о том, как не стал режиссером картины «Похороните меня за плинтусом» (экранизация в исполнении Сергея Снежкина была показана на «Кинотавре» и появится в кинотеатрах в декабре).


— Никто не ожидал, что вы снимете коммерческий экшн в духе Бекмамбетова или Бондарчука...

— И зря.

— В ваших первых фильмах, подростковом детективе «Последний уик-энд» и мелодраме «Нулевой километр», трудно было разглядеть амбиции постановщика кассового кино.

— Но, заметьте, они выглядели дороже, чем на них потрачено. У «Уик-энда» был бюджет $500 тыс. — никто не верил, говорили, миллион. «На игре» тоже на свои семь миллионов не выглядит — как минимум вдвое дороже. Я всегда хотел снимать экшн и тренировался, как мог. В «Нулевом километре» есть сцена с катером и автопогоня — для мелодрамы, считаю, я размялся нормально. В «Последнем уик-энде» имеется эпизод с барахтаньем героев в цементной луже, которую из-за скромного бюджета сделали раз в пять меньше, чем мне хотелось бы. Да еще сэкономили на стенках: вместо того чтобы обшить плексигласом, обтянули целлофаном — и за ночь вся вода ушла. В итоге на съемках каждые пять минут подъезжала пожарная машина и доливала в яму воды. Ну да, смешно. Но вы видели первые ленты Питера Джексона, где инопланетян из папье-маше расстреливают из игрушечных автоматов? Тоже смешно выглядит — а что с ним потом стало.

— Ради фильма «На игре» вы отказались от постановки собственной книги «Похороните меня за плинтусом». Это потому, что там негде было развернуться в плане боев и перестрелок? Или вы и в повести о несчастном детстве тоже нашли бы какой-нибудь экшн?

— А он там и был. В моем варианте сценария есть эпизод, где мальчик залезает на дерево, ветка обламывается, он не может слезть — мама бежит к дому звать мужа, который как раз слегка выпивает с другом. Бабушки с дедушкой нет, они поехали за ботиночками для внука. Во двор въезжает пожарная машина с лестницей, и отчим, вооружившись пилой, лезет за мальчиком. В момент, когда он по лестнице тащит Сашу вниз, возвращаются бабушка с дедушкой. И бабушка кричит на весь двор: «Убийца, убийца!»

— В экранизации Сергея Снежкина тоже немало кричат.

— Просто крики — это не экшн, это «драматизьм». Мне хотелось, чтобы экранизация «Похороните меня за плинтусом» была более динамичной и менее однобокой. Бабушка (Светлана Крючкова. — OS) там однообразная — тиран и тиран, монстр и монстр. А она разная была — клоунесса, хохмачка, искренне любящий человек; я сейчас даже не про свою бабушку, а про книжный образ говорю. Но самому рассказывать эту историю во второй раз мне было неохота. Снова влезать во все это с головой — мальчик, бабушка, детская обида...

— Тема детской обиды и в вашей масштабной стрелялке тоже громко звучит: юные герои сидят за компьютерами, тихо рубятся в CounterStrike — и вдруг у них появляется возможность так же ловко навалять плохим взрослым, только в офлайне.

— Какие детские обиды? Героям по двадцать лет. Их никто не угнетал, они никому не мстили — просто захотели получить все и сейчас. Это же инфантилы, которые воспринимают людей как фигурки из цифр. Это история о том, как игра делает тебя рыцарем без страха, мозга и упрека: скорость реакции, меткость, кураж и драйв есть — а мозгов нет. Меня недавно на встрече с блогерами спросили: «Павел, мы никому не скажем, но признайтесь: наверняка в финале второй части герои очнутся, и окажется, что они просто были подключены к какому-то симулятору?» Нет, такого не будет. У нас тут не «Геймер» и не «Матрица», у нас реальная жизнь.

— При желании в сюжете можно разглядеть некий социальный пафос — взрослые из неких властных структур манипулируют наивной молодежью, не раскрывая ей своих грязных целей. Напрашиваются аналогии, скажем, с администрацией президента и движением «Наши».

— Это вы слишком глубоко копнули, «Наши»-то тут при чем? Имеют ли злодеи отношение к власти, вообще не важно. Сейчас любая серьезная структура так или иначе должна быть сращена с государством. Одни части госструктур борются с другими частями... Такой лабиринт, что лучше туда не заглядывать. И не пытаться искать там хороших и плохих. У меня в этом фильме как-то маловато хороших — даже положительный герой не такой уж положительный.

— Вы вообще не похожи на человека, который смотрит в будущее человечества с уверенностью и оптимизмом.

— Вот уж нет, с абсолютным оптимизмом я в него смотрю, и история у нас на самом деле оптимистичная. Это фильм не про хорошего или плохого, но про недостаточно сильного человека, который попадает под влияние более сильной личности и совершает ошибки. А потом их исправляет.

— Есть мнение, что развитие технологий развратило нынешнюю молодежь.

— В каждом поколении есть разные люди. Вон говорят: какое героическое военное поколение было. Так я отвечу: а куда девать энкавэдэшников и стукачей? Вот и сейчас есть парни, которые пьют пиво и играют в Postal, где главный герой выбегает на улицу и кромсает всех подряд. А есть мировой чемпион по CounterStrike Костя Пикинер, который консультировал наш фильм. Я бы знаете его с кем сравнил? С футболистом Андреем Аршавиным — мы познакомились недавно в ходе съемок ролика для антиалкогольной кампании. Для обоих игра — дело жизни. Как мальчишка, гоняющий мяч во дворе вместо того, чтобы делать уроки, отличается от Аршавина, так и обычный геймер отличается от чемпиона мира. Я как-то раз Костю в ночном клубе встретил и был потрясен. «Думал, — говорю, — ты только за компьютером сидишь». А у него активная личная жизнь, он следит за собой, хорошо одевается. Просто его бизнес — это участие в кибериграх. Профессиональный CounterStrike — тактическая игра не хуже шахмат. Вы же не скажете Каспарову или Карпову, что они занимаются ерундой?

— Хорошо, тогда у меня последний вопрос: с какой тайной сценарной целью злодей в вашем кино летает на дирижабле?

— Красиво! На самом деле героев по сюжету должны были вырвать из обычной жизни и привезти в некое роскошное место. Какие были варианты? Небоскреб, дом на Рублевке, подземный бункер, яхта в море — в общем, все то, что вы видели сто пятьдесят раз в других фильмах. Хотелось придумать собственную фишку. Кроме того, открою секрет — финальная разборка в фильме происходит именно в воздухе. Был бы другой объект — пришлось бы финал переписывать. А он очень удачным вышел, между прочим. Знаю — процентов семьдесят зрителей реагируют на наш дирижабль как бык на красное. Ну так когда в Париже построили Эйфелеву башню, все тоже говорили: что это за железная уродина? Поверьте мне, пройдет пять лет, и у таких людей, как наш злодей, появятся дирижабли.