«Духless»

АНЖЕЛИКА АРТЮХ и ДЕНИС СОЛОВЬЕВ посмотрели экранизацию романа Сергея Минаева и, к своему удивлению, нашли ее революционной историей становления личности в борьбе

Имена:  Роман Прыгунов

Киноверсия романа Минаева открыла Московский Международный кинофестиваль вовсе не случайно — рассказывая о судьбе целого поколения (того, которое родом из первой половины 70-х), фильм Романа Прыгунова претендует на глобальное обобщение и типизацию сегодняшнего социального ландшафта. Новейшая история российского кинематографа знает не одну провальную попытку сделать то же самое — в частности, «Generation П» Виктора Гинзбурга. Но, в отличие от экранизации блестящего романа Виктора Пелевина, фильм «Духless» порывает с сатирической эзотерикой, более не способной адекватно описать социально-политическую действительность путинско-медведевской России.

Актуализацию политического дискурса и обострение конфликтов своего времени живо осознал сценарист картины Денис Родимин, адаптировавший роман Минаева со скидкой на шесть лет, прошедшие со времени его громкого успеха. Тема лишних людей, столь излюбленная русской классической традицией, приобрела в фильме масштаб большого нарратива о том, «как есть и как быть не должно». Из посвящения поколению 70-х с его «как бы» и «если бы» мы получаем фильм-ультиматум, безжалостно расправляющийся с адептами условной правды.

Сотрудник московского филиала некой французской фирмы, торгующей консервами (очевидно, всей этой культуры отношений), герой по имени Макс Андреев (Данила Козловский) превращается в топ-менеджера русско-французского банка, читающего Financial Times для того, чтобы всегда оставаться яппи. В современной гедонистической цивилизации он, карьерист и циник, достигает своего положения только образованием, дающим ему коммуникационную гибкость и преувеличенную способность к социализации. Менеджера Андреева можно называть героем нашего времени — может быть, потому, что даже на вершине московского небоскреба он не чувствует себя супергероем, поскольку в России костюм Бэтмена от Бриони (реальный образ из фильма!) позволено носить только в Кремле.

Читать текст полностью

©  UPI

Кадр из фильма «Духless»

Обострение противоречий в современной России во многом обеспечивается дефицитом коммуникативных кодов и отсутствием дистанции между разными социальными средами. Банкиры, менеджеры, бандиты, менты, современные художники, проститутки, медиазвезды вот уже два десятилетия трутся друг о друга на одном большом столичном пространстве, слипаясь в черную икру. Эта игристая проницаемость социальных границ делает Россию довольно привлекательной для тех иностранцев, которые любят подзаняться экстремальным туризмом, и довольно малопригодной для тех, кто в ней проживает. В фильме Прыгунова сходство социальных устремлений будто бы антагонистических групп не раз подчеркивается: современные художники брызжут краской в адрес обеспеченных богатырей преуспеяния, проживающих свою жизнь в барах, а герой Данилы Козловского отвечает им встречным желанием гедонистических приключений из разряда «я тоже художник», что свидетельствует о зеркальном подобии двух страт. Герою откровенно скучно наслаждаться властью над подчиненными, деньгами, телками, клубами, официальными выставками современного искусства и слишком дорогим кокаином. Ему в этом современном искусстве как в офисе — и языки офиса и модных московских галерей в картине неотличимы друг от друга. Герой врывается в некое третье измерение, лишь когда знакомится с девушкой Юлией (Мария Андреева) из радикальной группы левых художников-активистов (а разве бывают другие?) — собирательный образ всего российского искусства от группы «Война» до Pussy Riot.

©  UPI

Кадр из фильма «Духless»

Впрочем, фильм не о том, как актуальное искусство возбуждает критическое сознание топ-менеджера, живущего в обществе, находящемся в докритической стадии своего развития, — как порой иронично показывает «Духless», модное искусство говорит на том же самом языке поп-гламура, на котором говорит социальная страта героя. Фильм же рассказывает о том, как потребность протеста овладевает представителями, казалось бы, несмежных социальных групп, и о том, как они находят друг друга — и себя в другом — на волне этого протеста. Художественная группа, в которой участвует последняя надежда нашего героя, неожиданно помогает топ-менеджеру осознать свою насущную потребность в критическом высказывании, которое в очередной раз вычеркнуто из повседневных практик проживания своей биографии в сегодняшней (вернее, уже вчерашней) России. Время так называемой стабильности, ознаменованное приростом нефтяного бабла и сексуальной раскрепощенности, превратило в маргиналию критический взгляд на власть, общество и человека. Но в случае с главным героем «Духless» эта манипуляция общественным мнением, низводящая субъекта до веселого консьюмера, все-таки не срабатывает — в силу стремления яппи {-tsr-}Андреева к определенному профессионализму, заставляющему смотреть на то, как там все устроено «у них» (в том числе через ежедневное чтение Financial Times), и в силу причастности к тому поколению, которое формировалось, когда Путин в костюме Бэтмена еще не мог привидеться даже под очень сильным воздействием каннабинола. С каннабисом или без, но единственно убедительной формой сопротивления в фильме оказывается как бы беспричинный бунт высших слоев офисного планктона. В этой кажущейся безосновательности восстания яппи и заключается его сокрушительная сила: выбор бунтовщика тут — уже не социально-экономический, а экзистенциальный. Быть или иметь? Свобода или хлеб? Да или нет?