БОРИС НЕЛЕПО не согласен с претензиями, которые предъявляют картине «Я буду рядом», получившей главный приз на фестивале в Сочи
Имена:
Мария Шалаева · Павел Руминов
© Студия «Квартал-95» / Кинокомпания «Enjoy Movies»
Мария Шалаева, Павел Руминов и Рома Зинчук во время съемок фильма «Я буду рядом»
В «Я буду рядом» очень много смеются и все время улыбаются. А плачет героиня вовсе один раз. Это фильм про страшную болезнь — у неунывающей матери-одиночки (Мария Шалаева) обнаруживают рак мозга.
И она, улыбаясь, начинает искать приемных родителей для своего шестилетнего сына — а те все какие-то мутные. Путают его имя, обещают дать настоящую мужскую профессию, рассуждают о том, что у мальчика их черты лица… И, словно по волшебству, в последний момент появляется бездетная цветочница с идеальным мужем и внешностью остроухого эльфа — сестра феи из «Мальчика с велосипедом» братьев Дарденн. Ребенок в надежных руках, а за самой умирающей ухаживает добрая волонтер из хосписа (Алиса Хазанова). И все на какое-то мгновение становятся счастливы.
Павла Руминова тут же поспешили обвинить в спекуляции на беспроигрышной болезненной теме. Вообще-то до «Я буду рядом» он снимал документальное кино о людях, победивших рак, и имеет представление, о чем идет речь. Да и, строго говоря, героиня не умирает — финал остается открытым, и мы не знаем, что с ней в итоге произошло. Киноверсия составляет ровно половину режиссерского замысла — одноименного телепроекта, в котором Шалаева излечивается и возвращается к своему сыну — не зря ведь она ему это обещает, рассказывая про мюклов из детских сказок Свена Нурдквиста про Петсона и Финдуса. Но я буду говорить только о показанном на «Кинотавре» варианте как отдельном цельном художественном высказывании.
© Студия «Квартал-95» / Кинокомпания «Enjoy Movies»
Павел Руминов во время съемок фильма «Я буду рядом»
Главная ошибка — воспринимать «Я буду рядом» как слезоточивое кино о человеке, умирающем от страшной болезни. Ведь это, наверное, самая эйфорическая картина фестиваля, рассказывающая не об ужасе умирания, но о радости жизни. Маячащая впереди смерть — буквальная метафора конечности, не более. Ведь и без смерти все конечно. Большая часть фильма — это сцены заснятой на камеру дружбы матери и ребенка, которые сами по себе всегда происходят в последний раз: ведь ребенок растет, с каждой секундой все меняется, значит, повторения уже не будет. Трагическая сюжетная завязка служит скорее обрамлением, без которого можно легко представить «Я буду рядом». Фильм вырос из руминовского проекта видеозарисовок, в рамках которого он снимал на домашнюю камеру лирические клипы на любимые песни и поэтизировал повседневный сор (смотрите
Life Is a Day и другие видео на его
Vimeo-канале).
Читать текст полностью
Руминов умеет бережно коллекционировать и запечатлевать повседневные радостные мгновения. Этим обусловлена сведенная к минимуму сюжетная составляющая, дедраматизированность фильма. Он снимает кино не про события, а про эти мгновения, их исключительность и красоту. Героиня рассказывает, что врачи ей запретили есть яблоки, поэтому она берет их и просто нюхает, вдыхает. Вместе с ней и подвижная камера словно вбирает в себя все, что попадется по пути. Крупные снежинки в воздухе, бьющее в линзу рассветное солнце, робкий ручеек подтаявшего льда. Праздничная иллюминация, нарисованные на лице пиратские усы, львы на холодильнике, настоящие птицы на ветке за окном и рисованные на скатерти. Конечно, в этом много от нью-эйджа, и в определенные моменты «Я буду рядом» напоминает такое совсем маленькое, карликовое «Древо жизни» — даже динозавр есть, пусть и игрушечный.
© Студия «Квартал-95» / Кинокомпания «Enjoy Movies»
Кадр из фильма «Я буду рядом»
Еще это кино о кино. Героиня Шалаевой в каком-то смысле режиссер, ведь ее просят подготовить из домашних съемок DVD, который можно показывать предполагаемым родителям. Кино как уникальный способ вернуть себе прошлое: в финале она сама сидит и смотрит этот диск. Наблюдение Руминова о страсти больных к кинематографу взято из общения с ними. Отсюда сцена, в которой Шалаева с Хазановой подпевают песне из «Служебного романа». Очень точно — когда мой дед умирал от рака, он тоже просил ему записать кино. «Девять дней одного года», как сейчас помню.
Рассказывать о прекрасном фильме, который к тому же по достоинству оценило жюри, — самое приятное дело на свете. Но главный приз всегдашнему аутсайдеру Руминову, органически не вписывающемуся в отечественный истеблишмент, стал для многих красной тряпкой, и теперь невольно приходится отвечать на чужие претензии. В том числе на крайне высокомерный текст на OPENSPACE.RU , где награждение картины называлось недоразумением со следующей аргументацией: «потому, что в отличие от многих других, даже более слабых, конкурсных картин он не говорит ничего нового о современности».
© Студия «Квартал-95» / Кинокомпания «Enjoy Movies»
Кадр из фильма «Я буду рядом»
Непонятно, с каких пор «новое о современности» стало решающим художественным критерием, ну да дело даже не в этом. Просто и в других лентах конкурса если что-то о современности и сообщалось, то самой этой современностью, прорывающейся в зал вопреки намерениям автора. Например, о том, как стремительно меняется фактура. Трагически устаревшая за время производства «Пока ночь не разлучит» Бориса Хлебникова сегодня смотрится скорее ностальгическим напоминанием о прошлом, нежели современным высказыванием. В снятом в эстетике перестроечного кооперативного кино «Конвое» Алексея Мизгирева фигурируют военные, менты, дезертиры, чеченцы и гастарбайтеры, которые 80 минут экранного времени друг друга мутузят. Но, несмотря на страшную актуальность (озлобленные менты и военные — это всегда актуально, как, наверное, предполагал режиссер) темы, по задумке своей это очень условная кинопьеса, которая от реальности уходит в поэтику. Ну и не считать же, наконец, острым высказыванием неожиданный выход главного героя старомодного «Дня учителя» Сергея Мокрицкого на Болотную площадь…
Высказываниями о современности стали разве что две комедии — «Кококо» и «Рассказы», которые ближе к колумнистике, чем к кинематографу. «Кококо» экс-Дуни, а ныне Авдотьи Андреевны, Смирновой по своей идейной части — гимн кастовому обществу, призывающий интеллигенцию самоустраниться, не лезть в дела народа и разобраться с немытым чайником у себя на кухне. Окончательное решение вопроса айфона и шансона (см. обсуждение фильма в рамках программы кинокритиков «Пять вечеров»). В противовес этой картине была другая комедия — белоленточный КВН Михаила Сегала «Рассказы», которые уместнее смотрелись бы не на фестивале, а в ЖЖ у Навального, регулярно проводящего вместе с Чичваркиным конкурс на юмористические антиправительственные ролики. Симптоматично, что единственный план Москвы в этом фильме… Ну да, так и есть, Никитский бульвар, от «Жан-Жака» до «Джона Донна».
© Студия «Квартал-95» / Кинокомпания «Enjoy Movies»
Кадр из фильма «Я буду рядом»
Чем уникален фильм Руминова в этом контексте? Тем, что как минимум ему удалось решить сложнейшую эстетическую задачу. В России как класс отсутствуют фильмы, составляющие плоть современного американского или французского кинематографа. Все эти независимые драмы, показываемые на «Санденсе», комедии в диапазоне от Вуди Аллена до Джадда Апатоу, где совершенно обычные люди едят сэндвичи, ходят друг к другу в гости, разговаривают о всяких безделицах — и ни в одном из кадров не найти фальшь или неправду. Кино, в котором персонажи — просто люди со своими эмоциями, переживаниями, радостями и печалями, а не функции и не карикатурные собирательные образы (как вечно у Авдотьи Андреевны — интеллигенция, народ, власть). Режиссер Дмитрий Мамулия в своих интервью неоднократно давал философское объяснение этому феномену — дело в сопротивлении материала, сама российская реальность сегодня будто бы противится тому, чтобы оказаться достоверно запечатленной на камеру.
А у Руминова это получилось. Сложились в самой удачной комбинации операторское мастерство Федора Лясса, многочасовые импровизации и {-tsr-}огромный талант Марии Шалаевой, которая совершает в кадре что-то невероятное и не стесняется играть неудобно, болезненно. В итоге протагонисты оказались не персонажами, движимыми сценарной необходимостью, а просто матерью и ребенком. Они гуляют по улицам, катаются на трамваях, играют с едой; перед нами настоящая жизнь без всякой наигранности и надуманности. Возможно, поэтому «Я буду рядом» вызывает такой сильный эмоциональный отклик в зале.
Этот отклик порождает у критиков последнюю претензию к Руминову — садизм по отношению как к зрителю, так и к героям. Если бы нужно было ответить, где в точности находится в этом фильме сам режиссер, с какой точки «Я буду рядом» снят, то определенно Руминов здесь — это лопоухий плюшевый заяц с цветком в руках у Шалаевой, который при нажатии разражается стихотворным монологом: «Ах, как я тебя люблю! Я тебе любовь дарю. И подарки, и цветы, в моем сердце только ты». Поверьте, это не садизм, а любовь.
Именно так. Спасибо.
А то ситуация действительно странная. Вот М.Кувшинова обмолвилась о том, что считает "Портрет в сумерках" лучшим фильмом прошлого года. При этом редакционное обсуждение OS, несколько профильных статей и уйма рекламы были посвящены именно "Двум дням" "бывшей Дуни". Отчего так? Разве взлетевшая до высот притчи проблематика "Портрета" менее значима?
Разве замечательный фильм Шамирова "Упражнения в прекрасном" (на мой взгляд, лучшая комедия двух последних десятилетий, смешная, умная, цельная, с щемящими душу отсылками к традиционному русскому актерству времен Островского) получил тут хоть какое-то (Бог с ним, с соответствием масштабам удачи - хоть какое-то!) освещение? Да и про весьма добротные "Елену" Звягинцева и "Жила-была одна баба" Смирнова-папы говорилось как-то сквозь зубы, едва-едва.
И вот теперь снова-здорово: вот вам, господа, Дуня; вот вам, товарищи, агитка про Мракса. Да сколько ж можно?