Светлана Баскова: «Рабочим быть стыдно. И это ужасно»

Режиссер фильма «За Маркса…» о том, чем сегодняшние стачки отличаются от эйзенштейновской

Имена:  Светлана Баскова

Вчера в конкурсе «Кинотавра» показали, наверное, первый со времен «Окраины» Луцика и Саморядова российский фильм о классовой войне — «За Маркса...» Светланы Басковой (название позаимствовано у известной книги Луи Альтюссера). Пошаговая хроника подготовки рабочих-металлургов к забастовке и ответных кровавых мер дирекции (с цитатами из российского законодательства и трогательным присутствием злого фатума на заднем плане)

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

снята не в плакатно-агрессивной стилистике Эйзенштейна, а, напротив, с годаровской отстраненностью и изрядной долей условности. Это не набатный бой, а доходчивое руководство по противодействию эксплуатации. Главный герой у Светланы Басковой — не преисполненная благородной ярости толпа, но маленький человек, схематичный двойник предполагаемого зрителя, нерешительный, боязливый и сомневающийся. К финалу он, впрочем, обретает демоническую самоубийственную решительность ассасина — только для того, чтобы своей судьбой проиллюстрировать неприемлемость методов индивидуального террора в борьбе за справедливость. Именно ему — пролетарию, отчужденному, кажется, даже от самого себя, — и указывает путь товарищ Баскова. Кажется, что «За Маркса…» — пока единственно внятный российский ответ на вечно актуальный годаровский вопрос: «Как снимать политические фильмы политически?» ВАСИЛИЙ КОРЕЦКИЙ встретился со Светланой Басковой и расспросил ее о положении трудящихся на местах.


— Первая ассоциация, возникающая во время просмотра «За Маркса...», — это «Стачка» Эйзенштейна, которая снималась как своего рода кинолистовка, руководство к действию, адресованное мировому пролетариату. Ваш фильм тоже выглядит пошаговой инструкцией для рабочих.

— Абсолютно правильно, это можно воспринимать как руководство к действию. В фильме все очень точно, почти документально, поэтому его можно воспринимать с профессиональной точки зрения как руководство. Я не хотела, чтобы сами профсоюзные активисты, смотря этот фильм, сказали: «Ой, ну тут все придумано, все не так, митинги происходят по-другому, и плакаты мы пишем не так». Я стремилась к максимальной правдоподобности во всех сценах, поэтому даже охранники у меня — реальные охранники. Те слова, те специальные термины, которые звучат на литейном производстве, тоже абсолютно соответствуют реальности.

— Тема социального антагонизма, неравенства, унижений и эксплуатации присутствовала в ваших фильмах и раньше — но там она была лишь частью общего экзистенциального ужаса и воспринималась как достаточно абстрактная проблема. Здесь же все предельно конкретно, я бы даже сказал, прагматично. В чем причина перехода к такой честной социалке?

— Время меняется, и я меняюсь. Тот язык, на котором что-то когда-то было сказано, — это уже неинтересно, художник ведь должен ставить какие-то новые задачи. Да, здесь я уже пользовалась другими приемами — но не для того, чтобы формально сменить стилистику. Просто так развивается и моя внутренняя ситуация, и мое отношение к ситуации внешней. Здесь я выступаю как некий уловитель... как вышки, которые ловят радиосигналы, как липкая лента для мух. Я реагирую на то, что есть сейчас. Тогда реагировала так, а сегодня — иначе.

— Но над фильмом вы начали работать еще два года назад, сразу после кризиса.

— Не секрет, что людей у нас унижают, и во время кризиса это унижение как-то особенно обострилось. Кризис еще больше усугубил дисбаланс между богатыми и бедными. И в то же время стала актуальной идея профсоюзного движения, некой борьбы, отстаивающей чувство собственного достоинства. Даже если ты этим ничего и не добьешься, сам факт протеста против унижения вызывает уважение к этим людям. Все это достаточно опасно, когда идут сокращения — их первых могут и уволить. Я ездила на АвтоВАЗ, там хотели сократить какое-то безумное количество людей, по-моему, сначала пять тысяч, на которых дала разрешение прокуратура, а потом еще 20 тысяч — а это моногород, куда им идти? Им говорят — ну, вот мы сейчас построим фабрику игрушек, вы будете китайские игрушки шить. А это люди, которые всегда работали с металлом, у них вся жизнь — это железо, машины. У многих на заводе работали еще отцы, деды, у них есть свои рабочие традиции; никто из этих мужиков не хочет идти шить какие-то игрушки.

— Ваши герои заняты на материальном производстве — якобы невыгодном и маргинализующемся, как утверждают теоретики постиндустриальной экономики. Это дань марксистской традиции или отражение реального положения вещей в стране? Именно рабочие сейчас в России — тот революционный, никак не представленный в политических структурах класс, которому нечего терять?

— Да, то, что он абсолютно нигде не представлен, — это правда. Насчет «нечего терять» — это громко сказано. Им есть что терять — всем есть что терять. Я увидела достаточно много промышленных городов, в которых производственные мощности остались еще с советских времен. Череповец, Липецк, Тольятти — там на производстве занята значительная часть населения города. Уровень производства там остался таким же, каким он был в Советском Союзе. Вот тот же Липецк: люди на заводах работают без респираторов — очень жарко, так как вентиляцию не включают, а не включают ее потому, что формы должны быстрее сохнуть. А кроме завода есть город, где живут их семьи, живут в жуткой экологической обстановке. В этой системе небезопасности — не только те, кто работает на заводах за достаточно небольшие зарплаты, но и люди, живущие в городе. Я не могу сказать, что я изучила обстановку по всей стране, но то, что я видела, мне показалось важным. Эти люди правда занимаются производством, благодаря им живет весь город. Соответственно можно предположить, что такие производственные мощности содержат значительную часть нашей страны. И при этом, как говорил помогавший мне в работе над фильмом Илья Будрайтскис, «рабочим быть стыдно». И это ужасно.

— А вы рассчитываете на то, что рабочие увидят ваш фильм и используют его как учебное пособие?

— Мне кажется, было бы слишком наивно говорить о фильме как об учебном пособии для рабочих. Учебным пособием в прямом смысле он и не является, просто здесь использован реальный опыт.