Новый Бонд

Марк Форстер приехал в Москву и рассказал, почему он взялся снимать «Квант милосердия»

В воскресенье журналистам показали первые 20 минут «Кванта милосердия». Писать о них, правда, запретили, даже взяли подписку. Впрочем, можно было не трудиться: писать все равно не о чем. Ну погони, ну драки, ну машины с обрыва падают. А в каком, скажите на милость, «Бонде» они не падали? Очевидно одно: после головокружительного поворота, предпринятого Мартином Кэмпбеллом в «Казино “Рояль”», франшиза вновь встала на прежние рельсы и покатилась строго по расписанию: вот здесь Бонд будет рулить спортивной машиной, здесь — припечатывать врага апперкотом в челюсть, здесь — потягивать коктейль, здесь — оглаживать девушку. С психологическими нюансами, на которые был так щедр «Казино “Рояль”», пока дела плохи.

Новую девушку Бонда вживую можно было увидеть на следующий день на пресс-конференции в «Ритц-Карлтоне» — как и Дэниела Крейга, и режиссера Марка Форстера, и продюсера Барбару Брокколи, и актера Анатоля Таубмана. Ольга Куриленко, отвечая на вопросы журналистов, несколько напоминала девушек-моделей из романа Брета Истона Эллиса «Американский психопат» — говорила ровно, монотонно и в таком сюрреалистическом стиле («Каждый день — это новый опыт... Каждый опыт — это новый опыт...»), что хотелось на манер героев романа воскликнуть: «Ты только послушай, она разговаривает!»

Дэниел Крейг демонстрировал мужественную немногословность и в своем сером костюмчике был ужасно похож на советского партаппаратчика былых времен — такого еще свеженького, голубоглазого и светловолосого секретаря райкома из глубинки, только что приехавшего в Москву учиться в ВПШ.

Барбара Брокколи расточала комплименты российскому кино, а еще больше — российскому прокату. «Развивающийся кинорынок России», — произносила она снова и снова, и в глазах ее был мечтательный блеск, словно у крепкого хозяйственника, любующегося тем, как колосятся у него всходы, и прикидывающего, почем он продаст урожай по осени.

Режиссера Марка Форстера спрашивали, по сути, об одном и том же в разных вариантах — кой черт занес его на эту галеру. В смысле, как независимый режиссер, автор претендующего на психологическую глубину «Бала монстров» и изящной «Волшебной страны», согласился участвовать в таком коммерческом проекте. Форстер отвечал философично: «Почему? Вот ровно такой же вопрос я задал Барбаре Брокколи, когда она меня пригласила снимать “Квант милосердия”. Я сам не знаю почему». Затем он выдал давно заготовленную мантру про Орсона Уэллса, который всегда говорил, что жалеет о том, что не снял в своей жизни ни одного коммерческого фильма (эту историю Форстер рассказывает в каждом интервью).

Но тут в разговор встрял Анатоль Таубман, исполнитель роли неглавного злодея. Он сравнил Форстера с Тарковским, а их обоих — с пауками, которые плетут свою сеть, чтобы ловить туда других людей. Попавшие в сеть вынуждены отдавать режиссерам весь свой талант, ум и душу. Форстер на такое сравнение не обиделся, а с удовольствием мысль развил. «В сущности, — задумчиво сказал он, — между бондианой и фильмами Тарковского так много общего...». Зал захохотал, не дожидаясь перевода.

«Квант милосердия» в российском прокате с 6 ноября