Девочки

Кочующий образ: очень наивная и очень юная красавица, влюбленная в умудренное, потрепанное жизнью чудовище. Девочки искренни, незлобивы и еще не умеют говорить пошлости, прикрываясь великими именами. Девочку можно учить, можно доверять все самое сокровенное, можно бросить – так она быстрее повзрослеет.

Подробно на этой теме Аллен останавливался дважды. Первый раз – в «Манхэттене», где роль девушки Аллена исполняла внучка Эрнеста Хемингуэя. Второй – двадцать лет спустя, в «Сладком и гадком», где Саманта Мортон играет немую и благодарную любовницу нарцисса-гитариста. Первая, как поздно понимает герой Аллена, оказывается единственным живым человеком, ради которого стоит жить (Бергман и Луи Армстронг не в счет). Вторая – единственной, кому можно поведать о себе хотя бы частичку правды. С обеими вышла ситуация одинаково некрасивая и печальная – герой сначала очаровывает девочку своим авторитетом, потом им же начинает ее потихоньку давить, а потом бросает ее ради интеллектуально замусоренной дуры.

Дуры

Крайняя мера, к которой то и дело прибегают алленовские герои, чтобы вернуть себе молодость. Речь не о закомплексованных псевдоинтеллектуалках или религиозных фанатичках – эти используются из других соображений. Имеются в виду дуры в самом прямом и бескомпромиссном смысле этого слова. Убежать к таким можно, только когда на фригидных рецензенток «Нью-Йоркера» уже начинается аллергия. Дуры любят смотреть «Грэмми», верят в астрологию и увлекаются диетологией. С ними приятно гулять по беговой дорожке спортзала, но если они решат ввязаться в умную беседу, получится неловко – обязательно дойдет до Шекспира и его пьесы «Король Лев». В отличие от девочек (см. Девочки) патологически необучаемы.

Дождь

Лучшее, до чего додумалась природа. Все эти признания в любви к дождю – еще одно доказательство того, что большинство алленовских героев – очень наивные романтики. Только во время проливного дождя двое томящихся влюбленных из «Матч-Пойнта» наконец-то перестали себя сдерживать. Только прогулкой под дождем могла закончиться насквозь романтическая «Полночь в Париже».

Но вот другое дело – гроза, страшная стихия: сверкают молнии, раскаты грома, в домах гаснет свет. В финале «Мужей и жен» герои наконец воссоединяются, потому что так не страшно пережидать грозу. Во время грозы родственники в «Мечте Кассандры» обговаривают сценарий убийства. В фильме «Сентябрь», который является вариацией на все чеховские пьесы сразу, гроза, как и положено, становится сигналом, по которому начинают рушиться судьбы.

Драйзер

«Американскую трагедию» Драйзера вспоминали в связи с тремя фильмами Аллена. Первый и главный среди них, конечно, «Матч-Пойнт». Сюжетные совпадения очевидны. Молодой человек, сбежавший от религиозной семьи и от бедности, попадает в высшее общество. Мечется между перспективным браком с одной обеспеченной барышней и безрассудной страстью к другой, из бедных. Когда герой уже почти готов встать на рациональный путь, оказывается, что бедная залетела, стала какой-то совсем не страстной и грозит разоблачением, если он к ней официально не переедет. Он тянет время, уезжает тусоваться с богачами, но по приезде не придумывает ничего лучше, чем убить разлюбленную. В обоих случаях допускается масса проколов, но герою Аллена везет, а герой Драйзера обречен.

И драйзеровский герой – простодушный американец, алленовский – более таинственный ирландец, но они – типичные приобретатели.

Однако различия их интереснее, чем сходства. «Американская трагедия» построена по законам трагедии классической. Здесь безраздельно властвует рок, в то время как «Матч-Пойнт» с первых же кадров утверждает власть случая. Случайность сразу как-то снижает пафос истории, но увеличивает ответственность отдельного человека, переступающего черту. У Драйзера злой рок, по сути, и убивает несчастную девушку. Аллен в решающий момент сознательно показывает крупным планом не жертву, а убийцу, жмущего на курок.

В «Американской трагедии» Драйзера и в экзистенциальной трагедии Аллена – по два трупа. Но если Драйзер таким образом подчеркивает торжество системы, заведомую обреченность пути к американской мечте, то Аллен, оставляя своего героя чистым и сухим, отнимает возможность существования какой-либо системы вообще, надежду на смысл и справедливость. В хаосе выживают везучие (см. Везение).

В следующих фильмах Аллена повторяются некоторые элементы сюжета драйзеровского романа. В «Сенсации» убийца из благородной семьи везет топить Скарлетт Йоханссон на озеро (мол, познакомились у воды, круг замкнулся, ты должна уйти под воду – прямо по Драйзеру). В «Мечте Кассандры» вновь убийство на воде плюс богатый дядюшка как образец для подражания. Это можно было бы опустить, если бы не любопытный факт, что Аллен, по его собственному признанию, никогда в жизни не открывал «Американскую трагедию».

Закат

Так же, как и дождь (см. Дождь), условие удачного знакомства. Или идиллической прогулки по побережью. Закат выражает расцвет отношений, ожидание чего-то светлого и прекрасного. Во многом любовь Аллена к закату явно обусловлена его известной ненавистью к солнечному свету. Кстати, в нескольких интервью он рассказывает о лучшем способе спрятаться от солнца – «зайти в темное прохладное помещение и вдруг оказаться на пиратском корабле или в пустыне». Неудивительно, что его герои часто признаются, что любят ходить днем в кино. Два билета на дневной сеанс – такой же решающий шаг к сближению, как и гуляния на закате.

Звезда

Одна из самых раздражающих болезней американцев – селебритизм, феномен всеобщей звездности. Звездность для Аллена – такой же пример массового фетишизма, как и религия. В фильме «Знаменитость» бабушка недоумевает, почему в школу к ее внуку приехал выступать заложник: «Что он сделал, попал в плен?» – «Да». – «И все?» – «Да, все газеты об этом писали». Впрочем, чего уж там заложники, маньяки и домохозяйки, если герой «Зелига» стал мировой звездой, прославившись умением не выделяться.

Интеллектуал

«Как вы думаете, какое значение у роллс-ройса в этом фильме?» – спрашивает интеллигентный тюфяк свою спутницу в «Воспоминаниях о звездной пыли». «Я думаю, он символизировал его автомобиль». Разница между интеллектуалом и псевдоинтеллектуалом (см. Псевдоинтеллектуал) очень зыбкая. Аллен не причисляет себя к первым, потому что так легче всего оказаться среди последних. Да и с чего бы? Образования у него никакого, Боба Хоупа предпочитает Иммануилу Канту, читает мало, так что в его фильмах упоминается строго ограниченный набор поэтов и писателей – Шекспир, Рильке, Йейтс, Фицджеральд, Юджин О'Нил, Хемингуэй и еще парочка. Конечно, он в свое время прочел много русских романов, но, по его собственному признанию, чтобы не отставать от девушек, с которыми встречался.

Интеллектуалы у Аллена всегда отличаются образованностью, но не одаренностью. Но самая главная их проблема – функционировать они могут только в пространстве теории. Так, интеллектуалы любят с умным видом на лице и бокалом шампанского в руке дискутировать об оргазмах, при этом давно забыв, что это слово означает на самом деле. А когда герой Аллена предлагает пойти с кирпичами и битами против нацистов, затевающих марш на Нью-Джерси, они цитируют ему язвительнейшую заметку Times. «Сатира – это, конечно, хорошо, но кирпичи и биты для нацистов доходчивее», – парирует он. Впрочем, когда в тех же «Воспоминаниях о звездной пыли» недовольная зрительница спрашивает: «Что вы имеете против интеллектуалов?» – Аллен эффектно открещивается: «Я? Да нет, ничего. Мне кажется, они как мафия: убивают только своих».

Ипохондрия

Ощущение, что ты серьезно болен, – защита от неразрешимых проблем. Когда ипохондрику из фильма «Ханна и ее сестры» все же сообщают, что он абсолютно здоров, ему приходится всерьез задуматься о смерти (см. Смерть). Впрочем, паническая боязнь всевозможных заболеваний несколько раз здорово выручала реального Аллена. Так, на съемках «Любви и смерти» он наотрез отказался есть венгерскую пищу и в итоге единственный из съемочной группы не болел дизентерией.

Искусство

«Порой мне кажется, что искусство стало своеобразной религией (см. Религия) интеллектуалов. В творчестве ищут спасения, надеются, что искусство сделает своего автора бессмертным, что он будет жить в своих работах и после смерти. Но соль в том, что искусство еще никого не спасло. На мой взгляд, искусство – лишь средство развлечения для образованных слоев общества. Моцарт, Рембрандт, Шекспир – все работали во имя развлечения, но это было развлечение очень высокого уровня».