МАРИЯ КУВШИНОВА о фильме Марины Голдовской «Горький вкус свободы»
Имена:
Анна Политковская · Марина Голдовская
© Кино без границ
Кадр из фильма «Горький вкус свободы»
1 декабря фильмом Сирила Туши «Ходорковский» открывается фестиваль документального кино «Артдокфест». Еще одна «политическая» премьера киносмотра — картина Марины Голдовской «Горький вкус свободы», посвященная Анне Политковской.
Два или три месяца, осенью 1998 года, я проработала под началом Анны Политковской в разделе расследований «Общей газеты»; вторым сотрудником раздела был
Роман Волобуев. Для текущего номера
мы вместе написали заметку (тогда говорили «заметка») о новых отсрочках от армии — кажется, это стало моей первой и последней публикацией у Политковской. Волобуев уже тогда считался небезнадежным: он съездил в Воронежскую женскую колонию и привез неплохой репортаж. Мой материал из города Озерки (где то ли убили, то ли избрали нового мэра) лег Политковской на стол в распечатке, подвергся яростной правке, был перечеркнут красной ручкой крест-накрест, а затем разорван надвое. Эти три листка я сохранила как пример начальственного безумия и теперь, наверное, никогда их не выкину.
Чем занимается Политковская кроме того, что мучает меня, я тогда не знала, но у редакционной проходной можно было видеть бледных, плохо одетых людей, добивавшихся встречи с ней. Атмосфера в главном интеллигентском еженедельнике девяностых была возвышенно-истеричной, мир вращался вокруг демиурга — Егора Яковлева. Придание Политковской двух совершенно ненужных ей подчиненных, очевидно, было эпизодом некой тактической игры; редактором она быть не могла. К зиме я перевелась в раздел городских проблем, а Волобуев нашел новую работу. Нас интересовало только кино; у Политковской это называлось «культурки поднабраться».
Через несколько лет я увидела сильно похудевшую и уже гораздо более известную Политковскую в «Новой газете», не успела свернуть в другой коридор и с удивлением обнаружила, что она меня узнала и даже рада. Деятельность ее меня по-прежнему не занимала.
Когда ее убили, я созвонилась с Волобуевым после трехлетней ссоры, первый и последний раз в жизни сходила на митинг и окончательно разуверилась в сверхъестественных возможностях интернета: тысячекратное обновление страницы с запросом «Анна Политковская» не добавляло новой информации — каждый клик лишь множил короткие строчки однообразных перепостов.
Когда в прошлом году таксист в шведском городе Гетеборге спросил меня, как продвигается расследование убийства, я подумала, что никогда не пыталась ничего узнать о Политковской.
Снятый при поддержке Шведского киноинститута фильм Марины Голдовской «Горький вкус свободы» отвечает на вопрос «Кто такая Анна Политковская?» всем тем, кто ничего не собирался спрашивать.
Читать текст полностью
© Кино без границ
Кадр из фильма «Горький вкус свободы»
Работа Голдовской — традиционная, если не сказать старомодная — ценна тем, что разрушает устойчивую вербальную конструкцию «журналистка Анна Политковская», которая в массовом сознании означает заполошную бабу, защищавшую чеченцев, получавшую американские гранты и убитую в подъезде своего дома, потому что нехрена было высовываться.
Голдовская снимала свою героиню двадцать лет: сначала потому, что выбрала ее семью для перестроечного документального проекта «Вкус свободы», потом — чтобы проследить за судьбой в развитии.
Мы видим на экране совсем другую Политковскую — не ту, которую я помню по неудачному опыту совместной работы, и не ту, что существует в массовом сознании. Это очень мягкая, остроумная, самоироничная женщина — во-первых, мать, во-вторых, все остальное.
Она рассказывает о том, как хотела, чтобы дети ее уважали, и поэтому пошла «писать заметки», подрабатывая уборщицей. Как с началом войны специализация на социальных темах неизбежно привела ее в Чечню, и как она уже больше не могла оттуда уехать, потому что появились ответственность и бесценные связи на Кавказе. Как она развелась с мужем и влюбилась в кого-то в Норвегии.
«Горький вкус свободы» меньше всего имеет отношение к обличению «системы, которая убила Анну». Здесь нет злодеев (злодеем не является даже растерянный Путин, произносящий знаменитую фразу про то, что от убитой вреда будет больше, чем от живой), и нет неправоты: когда кто-то на экране говорит, что Политковская была «потрясающе непрофессиональна», ведома эмоциями и тенденциозна, с этим трудно не согласиться.
© Кино без границ
Кадр из фильма «Горький вкус свободы»
Фильм Голдовской — классический «портрет на фоне», в котором История проявляется лишь чередой ускользающих обстоятельств, предпосылок для личного выбора. Режиссер озвучивает нехитрую мысль: ее перестроечный проект назывался «Вкус свободы», вкус оказался горьким, и на экране мы видим, как за спиной у Политковской меняется мир, из которого, как из воздушного шара, с тихим свистом выходит свобода. Как в случае с любой ретроспекцией, ты неизбежно сопоставляешь чужую хронологию с собственной, замечая, насколько разным был мир в конце 80-х, в начале 90-х, в начале нулевых и теперь. Как неразличимо и стремительно менялась атмосфера, бытование человека, его привычки, язык — и вот теперь, когда нет Политковской, никто уже, пожалуй, не назовет заметку заметкой.
В картине нет апологии деятельности, нет даже подробного рассказа о ней — лишь несколько ярких эпизодов, опять-таки, увиденных глазами героини. Один из самых страшных фрагментов — интервью в ростовском госпитале, после отравления и комы, когда Политковской не удалось добраться до Беслана. В своем монологе она говорит, что хотела быть свидетелем — и ровно ту же роль отводит себе Полина Жеребцова, девочка-подросток, пережившая в Грозном две войны. Из фильма мы не узнáем, что именно произошло на Кавказе. «Горький вкус свободы», как и «Дневник Жеребцовой Полины», обращается скорее к эмоциям, чем к фактам, — и это единственно возможный путь воздействия на общество, которое никак не может связать далекую абстракцию «Чечня» с происходящим здесь и сейчас.
Политковская оказалась одной из немногих, кто признал эту абстракцию фактом своей личной биографии — уже тогда. И в этом она, «городская сумасшедшая», была права.
{-tsr-}Героиня картины Голдовской оказывается не журналисткой, не борцом с режимом, не скучным штампом, не великомученицей, не триеровской идеалисткой, утонувшей в своем идеализме. Она оказывается человеком с нестандартным набором слабостей, превращающих ее в элемент, чужеродный для любой системы. Одна из этих слабостей — абсолютная честность в отношениях с собой, другая — отсутствие страха, обычного бытового страха, в повседневной жизни защищающего любого из нас.
Этот фильм — история одного поражения. Поражения, гораздо более достойного, чем любая победа.
