В воскресенье в Киеве завершился кинофестиваль «Молодость». Генеральный директор фестиваля Андрей Халпахчи рассказал OPENSPACE.RU о том, как киносмотру удалось найти свою нишу, о трудностях финансирования и немых фильмах с Полой Негри.
— Фестивалю исполнился 41 год…
— В замечательном фильме Пьетро Джерми «Развод по-итальянски» Марчелло Мастроянни в довольно двусмысленной сцене говорит, что жизнь начинается в сорок. Безусловно, это сложный возраст.
Я сам его уже прошел. Фестиваль, конечно, другая штука, элемент киноиндустрии. Когда Рудинштейн организовывал «Кинотавр», коллеги говорили, что там будут новые Канны. Не будут. Никогда не будут, пока в стране не начнет сниматься столько фильмов, сколько во Франции. У киноиндустрии должна быть развитая система дистрибуции. На Украине сейчас снимается десять полнометражных фильмов в год. Иностранным дистрибьюторам сюда просто незачем ехать. Мы все равно никогда не будем похожи на Канны. И не надо. Главное — занять свою нишу. Если продолжать проводить параллели с «Кинотавром», то он как раз это успешно сделал, отказавшись от международной программы и сделав акцент на национальном конкурсе.
— Сегодня вообще сложно сказать, что такое национальный кинематограф. На национальных фестивалях во всем мире показывают картины, которые были сделаны в копродукции. Мы тоже нашли свою нишу и устраиваем смотр молодого кино. Не боремся за право первой ночи — показываем фильмы, которые уже участвовали в других фестивалях.
— В этом году у вас возникли проблемы с финансированием фестиваля.
— Да. Прошлогодняя «Молодость» была юбилейной, сороковой. Мы организовали большое открытие со звездами и красной дорожкой, хотя я не сторонник такого каннского формата. В этом году нас подвели партнеры, которые были готовы финансировать и активно участвовать. За полтора месяца до начала фестиваля они попытались устроить нам западню, забрать его. Мы не согласились, но за полтора месяца собрать бюджет, который раньше был гарантирован их стороной, было невозможно.
— А государственная поддержка?
— Государство нас никогда особенно не финансировало. Я могу откровенно сказать, что до конца сентября стоял вопрос, проводить ли вообще фестиваль в этом году. Мы постарались его сделать, убрав антураж, красные дорожки и большие залы, но оставив все рабочие моменты.
— Пришлось ли из-за недостатка финансирования сокращать конкурсную программу?
Читать текст полностью
— Нет, эту программу мы не обеднили. Она идет в полном объеме. Мы немного урезали внеконкурсную. Пришлось отменить пригласительные для студентов. Но это тоже элемент киноиндустрии: у нас все привыкли ходить на шару. Нигде в мире такого нет. Зритель должен голосовать билетами.
— Что показывает статистика последних лет: фестивальная публика увеличивается?
— Постоянно. На глаз, в прошлом году нас посетило 100 тысяч зрителей. Посмотрим, что будет в этом.
— Обычно в рамках конкурсной программы выстраивается определенная тенденция: кураторы либо специально отбирают фильмы, объединенные одной или несколькими темами, либо это созвучие возникает само по себе…
— Одной темы у нас, наверное, нет. Мы никогда не стремились к тематической направленности. Конечно, каждый год видишь какую-то тенденцию в молодом кино.
— Она как-то связана с социальными проблемами?
— Зачастую. Молодежь говорит о безработице, которая сегодня актуальна, к сожалению, и для нас. О кризисе, который коснулся многих стран. И все-таки последние годы наиболее интересная тема — связь поколений, от рождения до смерти. Например, польская картина «Зал самоубийц», которая, с одной стороны, посвящена теме отцов и детей, с другой — манипуляции СМИ человеческим, особенно молодежным, сознанием. Разорванные и обретенные связи между родителями и детьми, наверное, всегда будут главной темой в дебютах. О чем может сказать сравнительно молодой дебютант? Выстроить фильм на основе своего жизненного опыта: взросление, первый сексуальный опыт… Когда они пытаются говорить о каких-то глобальных философских идеях, о конце света, получается достаточно искусственно.
Трейлер фильма «Зал самоубийц»
— Есть критерии, которыми вы руководствуетесь при отборе фильмов? Кроме того, что все они являются дебютами.
— На самом деле в кинематографе есть только один критерий: нравится или нет. Можно развить эту мысль. Я думаю, для меня еще очень важно, есть ли эмоциональная составляющая, затронуло ли меня то, о чем говорят с экрана. Тенденцией предыдущих лет в кинематографе было отсутствие этой составляющей. Скажем, для меня она отсутствует у Ларса фон Триера. Ну не трогает меня, когда Триер пытается обухом дать по голове. В этом случае я всегда привожу в пример «Ночи Кабирии» Феллини. В конце картины наворачиваются слезы и подступает ком к горлу. Мне показалось, что в сегодняшнем поколении эта эмоциональная составляющая наконец появилась.
— Судя по конкурсной программе, ни в России, ни на Украине в этом году не было дебютных фильмов, от которых у вас подступил ком к горлу…
— Здесь надо упомянуть другую важную вещь. Как я уже говорил, мы не претендуем на право первой ночи, но фильмы, которые вышли в отечественный прокат, не могут у нас соревноваться в конкурсе. По этой причине отпал фильм [Константина Буслова] «Бабло».
— Часто вообще такое бывало, что ни один российский фильм не попадал в конкурс?
— По-моему, за двадцать лет, что я работаю на фестивале, это второй раз. Мы всегда стараемся, чтобы российское кино было хорошо представлено на фестивале. Особенно это касалось тех лет, когда оно не доходило до украинских экранов. Тогда мы делали невероятно большую программу. Но сегодня, к счастью или не к счастью, на Украине российское кино находится на втором месте по прокату после американского. Двенадцать конкурсных фильмов — это практически двенадцать стран. Нам присылают фильмы примерно из шестидесяти стран на отбор. Нужно от чего-то отказываться.
— Фильмом открытия стала «Варшавская битва» Ежи Гофмана, снятая в 3D. Это дань моде?
— Ежи — старинный друг нашего фестиваля. Он до сих пор находится в прекрасной творческой форме, хотя со здоровьем у него неважно. Что касается 3D, то мы уже показывали украинские и российские фильмы в этом формате, но на самом деле они были больше похожи на профанацию. А «Битва» — реальное 3D… Вообще-то мы собирались открывать «Кожей, в которой я живу» Альмодовара, но она уже вышла в прокат. Сначала нам говорили, что это произойдет в ноябре, но потом оказалось, что московские прокатчики, которые регулируют выход таких картин на украинские экраны, передумали.
— Украинский прокат настолько зависит от российского?
— Конечно. Большинство картин покупается московскими дистрибьюторами для показа по СНГ. И иногда они решают некоторые фильмы вообще не показывать на Украине, потому что те не соберут кассу.
— Помимо фильма-открытия, на «Молодости» в этом году вообще много польских картин.
— Это связано с тем, что в Польше очень интересный кинематограф. Из бывших социалистических стран там он развивается наиболее полноценно в творческом, коммерческом и правовом плане. Пожалуй, если не брать во внимание Францию, среди европейских стран в Польше лучшие на сегодняшний день кинозаконы. Хотя хорошая система и в Скандинавских странах, и в Британии, где Национальная Лотерея, вместо того чтобы сдавать налоги в общую казну, финансирует производство фильмов. Кроме того, Польша сейчас возглавляет Европейский союз, в связи с этим у них очень много мероприятий.
В бывшем социалистическом лагере Польша одна из первых стран, которая серьезно занялась реставрацией копий. Они предложили нам фильм «Маня» с Полой Негри, который будет показан в сопровождении оркестра. Если говорить о немом кино, то таких актрис можно назвать всего две или три. Может, только Мэри Пикфорд не уступала ей по популярности. Я бы посоветовал вашим читателям открыть YouTube и поискать ролики с Полой Негри. Она совершенно потрясающе поет русские романсы и польские песни. В ответ на показ фильма «Маня» мы устраиваем похожий вечер с отреставрированной украинской картиной «Два дня». При всей наивности немого кино на нем, как на фундаменте, выстраивался современный кинематограф.
— Кого из кинематографистов вы могли бы назвать героями «Молодости»?
— Я начал работать на «Молодости» в 1987 году как консультант. До этого я попадал на фестиваль как зритель. Тогда как раз рождалось новое поколение документалистов, в том числе украинских. Я до сих пор помню ярчайшие документальные картины Александра Роднянского, {-tsr-}которого большинство сейчас знает как продюсера и телевизионного организатора. При мне дебютировали такие зарубежные режиссеры, как Том Тыквер, Франсуа Озон, российские режиссеры Алексей Балабанов, Тодоровский. Леша Герман-младший сам говорит: «Я дитя “Молодости”». На «Молодости» появилась девочка Сабина Еремеева, которая сегодня один из самых интересных продюсеров в России. Невероятно интеллигентное впечатление осталось от еще совсем юной Чулпан Хаматовой, которой мы посулили большую судьбу. Приезжал совершенно безумный Гаспар Ноэ. Или взять покойного Гийома Депардье, который до этого устраивал скандалы в Мексике и где-то еще, а здесь был как шелковый и совершенно изумительный.
— Как вам кажется, есть ли будущее у больших фестивалей?
— Знаете, я был на Берлинском фестивале, когда уходил Мориц де Хадельн (директор фестиваля с 1980 по 2001 год. — OS). Он устроил прощальный вечер, на котором кто-то как раз сказал, что у больших фестивалей нет будущего, потому что с появлением интернета никакие рынки не будут нужны. На что Мориц возразил: фестиваль нужен для того, чтобы посмотреть друг другу в глаза.
Смущает, что "Комната самоубийц" получила поощрительный приз на "Молодости" -- это, наверное, один из самых неудачных фильмов, что я вообще видел в этом году.
