Оцените материал

Просмотров: 3631

Пик Виктории. Виктория Никифорова с Гонконгского кинофестиваля. Выпуск 3

Виктория Никифорова · 07/04/2008
Тучи над городом встали, оранжевый Джеки Чан и сиреневый Вонг Кар Вай, рука Мэгги Чун и рот Мэгги Кью. Война фестиваля и проката, реализма и жанра, царства Шу и царства Чао
Нет, это уже не туман. Тучи легли на город, съели половину пика Виктории и уравняли в правах обгоняющие друг друга небоскребы. Гонка тщеславия окончена: башни видно примерно до 40-го этажа, а выше все укрыто серой шапкой облака. Просто коммунистическая уравниловка, словно тучи пригнали по спецраспоряжению секретаря КПК.

На Аллее звезд — да-да, несколько лет назад, аккурат в разгар кризиса (см. предыдущий выпуск), в Гонконге решили поддержать свою киноиндустрию и устроили на набережной свою Аллею звезд с памятными табличками — совсем пусто. Богатые туристы попрятались в Intercontinental и Plaza, по набережной гуляют только экскурсии пенсионеров из континентального Китая. Все в темных френчах а-ля Мао, все в красных кепках — чтобы экскурсоводу было легче их пересчитывать. Странно смотреть на старичка, фотографирующегося на фоне гостиницы Intercontinental, стоимость одной ночи в которой приблизительно равняется его годовому доходу. Впрочем, старичок мирно улыбается и классовой ненавистью, по-видимому, не горит.

Имена звезд на табличках быстро выцветают — то ли от сырости, то ли от народной любви. Некоторые тщательно подкрашивают — имя Джеки Чана так и сверкает оранжевой краской. Тех, кто поплоше, норовят забыть — Вонга Кар Вая подмазали сиреневым, но давно, и краска почти вся стерлась. А имена Чоу Юнь-Фата и Брюса Ли можно разглядеть, только нагнувшись вплотную.

Еще звезды оставляют на табличках отпечаток ладони. Не все, конечно — такие интеллектуалы, как Вонг Кар Вай, этим брезгуют. А вот актеры отметились. Забавно, что руки у них — даже у самых прославленных кинобойцов — совсем маленькие. А у Мэгги Чун ладошка как у ребенка.

Не успели мы рассказать, что в Гонконге cool, как выяснилось, что cool в Китае. Персонаж фестивальной ленты «Перекрестки» (режиссер Ван Джинь) — толстый парень, хозяин крошечного видеомагазинчика, по местным понятиям, мажор и знаток моды — формулирует ровно ту же идею, что сидит в головах гонконгцев. «В кино показывают полный мусор, — говорит он. — Хорошие фильмы я смотрю только дома». Дело происходит в глухой китайской провинции, бедность стоит серая и привычная, словно облачность в Гонконге. «Мажор»-киноман зарабатывает 1000 юаней в месяц (около $120), и друзья ему завидуют — такие деньги! Когда он их приглашает в гости посмотреть кино, это для них целое событие, выход в свет. Ну и какое же «настоящее кино» смотрят на видео эти бедолаги? Да очередной кунг-фу-фильм производства знаменитой гонконгской студии Golden Harvest. Так замыкается круг. В Китае модно смотреть гонконгские боевики. В Гонконге модно смотреть Сокурова. В Петербурге модно смотреть гонконгские боевики. Может быть, Запад, сам того не заметив, стал одной из провинций Поднебесной? Впрочем, это к Пелевину.

«Перекрестки» хороши тем, что бедность здесь осмыслена как художественный прием. Ван Джинь снимает за копейки, но ограниченность средств умеет превратить в стиль. Камера практически неподвижна. Кадр выглядит подобием сцены. Массовые драки и прочие сложные постановочные эпизоды происходят за кадром. До нас доносятся только шум и отдельные выкрики. От этого жуткая финальная драка выглядит еще страшнее. Особенно хорошо смотрится опустевший кадр, из которого персонажи выбежали по своим делам. Перед нами угол нищей улицы. Вечер. Одинокий фонарь. Под фонарем блестят арбузы. Ни души кругом. Откуда-то доносится заунывное «арбузы, 70 центов за фу-у-унт». Никто не приходит. Никому не нужные арбузы блестят в свете фонаря. Близится ночь.

Ван Джинь снимает в своем родном городе Джишане. Отучившись в Пекине, она вернулась сюда, где знает все досконально вплоть до последней травинки. Поэтому «Перекрестки» интересно смотреть и как документальный фильм. С жадностью бедняка Ван Джинь собирает вещи своего детства, из которых, словно портрет в манере Арчимбольдо, возникает образ нищего китайского городка. Пластиковые стулья, пластиковая посуда, крошечные комнатки без окон, салфеточка на холодильнике, отсутствие машин и разнообразие велосипедов — один мальчик ездит на велосипеде с розовым сиденьем, над ним смеются. Разговоры: «— Что такое пицца? — Это вроде гамбургера. — Нет, пицца это пицца. — Нет, это вроде гамбургера. — А ты пробовал гамбургер? — Нет. А ты пробовал пиццу? — Нет».

Параллельно фестивалю гонконгский кинопрокат продолжает жить своей бурной жизнью. Отношения между ними — давний, эпический феод. Типа вражды Монтекки и Капулетти или войны братьев Шоу и студии «Катэй» — легендарных гонконгских кинопродюсеров 1960-х. Причины разногласий прежде всего коммерческие. Любимцы гонконгской публики, производители хитов, короли бокс-офиса справедливо видят в фестивале своего главного конкурента. Премьеры западных фильмов — а в Гонконге собирают все хоть сколько-нибудь интересное, что показывали на ведущих мировых кинофестивалях, — отнимают публику у местных кинопроизводителей. Но есть момент и идеологический. Фестиваль упорно вводит моду на западный стиль кинематографа, гонконгские кинобоссы не менее упорно отстаивают местную манеру самовыражения. Фестиваль радует реализмом — возьмите те же «Перекрестки» или «Замороженных». Прокат дарит подлинные жемчужины высокого искусства entertainment.

Как раз вчера в череде западных хитов случился перебой, и гламурная публика, порядком подустав от высокоинтеллектуальных лент, ломанулась на родную кинопремьеру. Это был один из самых дорогих и интересных релизов года. Дэниэл Ли Ян-Конг, долгое время работавший под началом живого классика Цуи Харка, выпустил главный фильм своей жизни, о котором мечтал с юности. Это «Троецарствие: Воскресение дракона» — экранизация, как не трудно понять, одного из эпизодов классического китайского романа. Роман этот своей гигантоманией даст фору и Пекинской Олимпиаде, и гонконгскому кинофестивалю. Больше ста глав, около тысячи персонажей, прибавьте к этому толстовский размах и шекспировский драйв, — неудивительно, что «Троецарствие» наряду с тремя другими главными хитами китайской классической литературы («Речными заводями», «Путешествием на Запад» и «Сном в красном тереме») экранизируют каждые несколько лет. Только в этом году Джон Ву собирается выпустить свою версию «Троецарствия» под названием «Красный утес», дуэт Джеки Чана и Джета Ли порадует нас «Путешествием на Запад», а еще грядут два блокбастера по мотивам «Речных заводей».

Дэниэл Ли выбрал для экранизации историю второстепенного персонажа «Троецарствия», генерала Джао Зилонга. Сыграл его первый герой-любовник гонконгской киноиндустрии Энди Лау. Нескольких персонажей режиссер досочинил — в том числе противницу Зилонга, роковую генеральшу Чао Инь. Ее играет Мэгги Кью — женщина-змея с капризным ртом и таким взглядом... Ну, я не знаю... Мэгги Кью не самая прекрасная из китайских красавиц, но этот взгляд, жестокий и ласковый, сводит кинозрителей с ума.

Сюжет простой. Войска Джао Зилонга и Чао Инь воюют. Противники являют чудеса храбрости и произносят исполненные благородства монологи. Главная фишка — умопомрачительно поставленные бои. Причем постановщик трюковых сцен указан в титрах на втором месте — сразу после мегазвезды Энди Лау.

Поразительно, какое разнообразие эмоций выражают эти великолепно сделанные схватки. В фильме есть поединок придворный — когда герой Энди Лау вынужден сражаться с собственным повелителем и его братьями, и его задача и себя не дать убить, и высокопоставленных противников не задеть. Есть поединок с ребенком за спиной — когда герой Энди Лау в одиночку противостоит целой армии, а за спиной у него привязан младенец. Да не просто младенец, а наследник престола, которого надо в целости и сохранности доставить во дворец. Есть поединок инь и ян — когда на поле боя сходятся Энди Лау и Мэгги Кью и мочат друг друга с той яростью, с какой способны рубиться только неравнодушные друг к другу мужчина и женщина. Бывают схватки смешные — когда в действие вступает актер-комик, бывают романтические, бывают яростные. А в своих лучших образцах эти битвы воплощают ту вечную войну, о которой писал Гераклит, войну, ставшую сутью и содержанием всего мира.

Зал на премьере «Троецарствия» сидел не дыша. Мобильники были выключены, попкорн не хрустел. Во время боевых сцен публика замирала, в самые эффектные моменты — ахала, по окончании фильма — хлопала. В общем, кинотеатр — это храм. Хотелось бы тут закончить на мажорной ноте, написать, что гонконгское кино в полном порядке, но...

Сегодня с утра появились рецензии. Бедное «Троецарствие»! Денег, судя по массовке и присутствию модных актеров, было вбухано миллионов десять, а вот отбить их будет ой как нелегко. «Одномерные характеры», «штампы эпического кино» — вот как приговорил фильм Дэниэла Ли кинообозреватель влиятельной South China Morning Post. Человек, подписывающийся на подозрительно русский манер Paul Fonoroff, дал «Троецарствию» две звезды, а банальная лирическая комедия для девочек «Джуно» получила в его рейтинге аж четыре. Ну как же, независимое американское кино, «Оскар» за лучший сценарий — ему и не глядя можно забабахать все пять звезд.

Это, конечно, обидно. Но в Китае — а Гонконг уже десять лет как вернулся к Китаю — каждый конфликт теряет остроту благодаря своей извечности. Война между реализмом и зрелищностью началась задолго до войны гонконгского фестиваля и гонконгского кинопроката. Тысячу лет назад ее описал китайский живописец и философ Чжан Яньюань. Он рассуждал о шести законах живописи. По его мнению, «живописание образов соответственно предметам» должно было стоять лишь на третьем месте. Главным же законом искусства являлось «живое движение в созвучии энергий». Если художник не умел его достичь, то «все тонкости изображения окажутся бесполезны». Сегодня в Гонконге модно быть реалистичным и «живописать образы соответственно предметам». Но настоящее зрелище способны обеспечить нам лишь те, кто умеет передать «живое движение в созвучии энергий».

Этот же Paul Fonoroff, кстати, обозревая многочисленные экранизации «Троецарствия» с прохладцей отзывался об их «пафосной эпичности», зато честно признался, что больше всех ему понравились «Речные заводи: сексуальные истории героев». Он на них, видите ли, испытал «удовольствие, смешанное с чувством вины». Ну-ну.

В следующем выпуске — главный раритет фестивальной программы и как выглядит перворожденный единорог

Ссылки

 

 

 

 

 

Все новости ›