Годар, Лопушанский и синдром леммингов: к выходу «Меланхолии» ВАДИМ РУТКОВСКИЙ вспомнил несколько не самых очевидных фильмов об апокалипсисе
Имена:
Константин Лопушанский · Михаэль Ханеке
© Rumble Fish
Кадр из фильма «Боже мой, боже мой! Для чего ты меня оставил?»
Никто не верит в свою смерть – гораздо приятнее представлять всеобщий конец, тогда и умирать не страшно. К премьере «Меланхолии» Ларса фон Триера ВАДИМ РУТКОВСКИЙ вспомнил еще несколько небанальных картин, подписавших свету смертный приговор.
«Письма мертвого человека» (1986). Режиссер Константин Лопушанский
© Ленфильм
Кадр из фильма «Письма мертвого человека»
Первая и главная из причин потенциального Апокалипсиса — атомная война, страх, объединяющий не одно поколение граждан Земли: в предчувствии ядерной зимы росли и те, чье детство пришлось на начало «холодной войны», и последние советские школьники, прошедшие через уроки НВП и заставшие реальный
Чернобыль. Ядерной катастрофой упивается первый и главный опус петербургского режиссера, выбравшего для себя роль современного Иоанна Богослова: Константин Лопушанский пророчествует о конце мира два десятилетия подряд. На этом полотне, где все цвета словно выгорели, война без победителей уже случилась, немногие выжившие прячутся от радиации в подвале
исторического музея и мучаются раскаянием за происшедшее с планетой. Сильнее всех — ученый, лауреат Нобелевской премии Ларсен в исполнении Ролана Быкова. Современные поклонники фильма называют «Письма мертвого человека» «советским киберпанком». Следом за ним, в «Посетителе музея» (1989), Лопушанский угробит Землю экологической катастрофой — и получит серебро на тогда еще остромодном
Московском международном кинофестивале.
«Жертвоприношение» (Offret, 1986). Режиссер Андрей Тарковский
© Argos Films
Кадр из фильма «Жертвоприношение»
Лопушанский долго и небезосновательно ходил в эпигонах Тарковского. Сам же Андрей Арсеньевич обнародовал свои страхи по поводу ядерного заката человечества в том же 1986-м — в камерной, замкнутой мшистыми берегами острова Готланд семейной драме. Картины апокалипсиса возникают только в видениях пожилого ученого Александра (Эрланд Юзефсон), в финале ради глобального спасения приносящего в жертву свой частный дом. Сцена массовой паники снималась в Стокгольме — там, где через год после съемок был застрелен Улоф Пальме.
Читать текст полностью
«Зеленый фонарь» (Green Lantern, 2011). Режиссер Мартин Кэмпбелл
© Каро Премьер
Кадр из фильма «Зеленый фонарь»
При непредвзятом рассмотрении между «заумным» «Жертвоприношением» и свежайшим голливудским кинокомиксом Мартина Кэмпбелла «Зеленый фонарь» много общего — в той части, что касается эсхатологии: и военный летчик Хэл (Райан Рейнольдс), и профессор Александр мнят себя избранными, способными спасти планету Земля (путем строгой самодисциплины в случае Хэла и добровольного уничтожения домашнего очага в случае Александра). В обоих случаях избранники оказываются перед внешней угрозой (Хэл бьется с Параллаксом, космическим монстром, пожирающим человеческие сущности и впитывающим наши страхи; Александр противостоит невидимой, но грозной силе, чье зловещее присутствие разлито и в невнятных теленовостях, и в пропитанных страхом хрониках благополучной шведской семьи). И в успехе их миссии (равно фантастической в обоих случаях) сомневаться не приходится. Забавно, что и у русского духовидца, и у голливудского ремесленника население Земли в сценах апокалипсиса предстает глуповатой толпой, в смятении разбегающейся от чадящего Параллакса или невидимой взрывной волны.
«На последнем берегу» (On the Beach, 1959). Режиссер Стэнли Крамер
© Stanley Kramer Productions
Кадр из фильма «На последнем берегу»
Высокая мелодрама на тему апокалипсиса. Последовательный критик империализма Стэнли Крамер заглянул в недалекое для своего времени будущее — в 1964-й, когда «нашу цивилизацию уничтожили пучком проводов и кучкой транзисторов»: война случилась из-за неосторожного нажатия той самой кнопки. Последним берегом — пока сюда не добралась смертоносная радиация — остается Австралия, где находит пристанище уцелевшая американская подлодка. В фильме Крамера есть и нравоучительная риторика об опасности гонки вооружения, и действительно жуткие кадры пустынного Сан-Франциско, увиденного через перископ подводной лодки, и леденящая сцена с жителями Мельбурна, выстроившимися в очередь за смертельными таблетками. Трагическая история любви капитана субмарины и местной красавицы, вследствие всех бед пристрастившейся к бутылке (Грегори Пек и Ава Гарднер), — центральная, но не единственная в этом мрачном фильме. Другого морского офицера играет хрупкий тонкогубый Энтони Перкинс, которому через год суждено превратиться в хичкоковского психопата Нормана Бейтса; здесь же он — трагический романтик, готовящий для себя, жены и грудной дочки смертоносный чай: лучше умереть в эйфории от яда, чем в кровавом поту лучевой болезни. А в монологе пьющего мудреца Осборна (Фред Астер) можно расслышать пророчество: «Все мы, глупые, пьяные, жалкие, обречены умереть от воздуха, которым дышим». В 2000-м тот же роман Невила Шюта экранизировал создатель «Горцев» Рассел Малкэхи.
Альманах «РоГоПаГ», глава «Новый мир» (Ro.Go.Pa.G., 1963). Режиссер Жан-Люк Годар
Самое лаконичное высказывание по поводу конца света принадлежит Жан-Люку Годару. Его новелла в одном из многочисленных режиссерских киносборников 1960-х — маленькая любовная история, разыгранная Александрой Стюарт и Жан-Марком Бори, чувственным и недооцененным французским актером, героем «Любовников» Луи Малля. Молодые парижане встречаются в городе, пережившем конец света: все, кажется, как всегда, но неуловимые фатальные изменения уже поразили этот новый мир; Эйфелева башня, наполовину укрытая одеялом тумана, — самый страшный апокалиптический образ, о котором реальность заставила вспомнить полвека спустя, после атаки на башни-близнецы WTC. Их исчезновение с карты Нью-Йорка стало материализацией жутких годаровских прозрений.
«Взлетная полоса» (La Jetée, 1962). Режиссер Крис Маркер
Еще один маленький большой фильм об апокалипсисе — получасовой шедевр Криса Маркера, сотканный из статичных кадров-фотографий в сопровождении аудиокомментария. Третья мировая случилась вскоре после загадочного инцидента в аэропорту Орли, с детства врезавшегося в память героя — путешественника во времени, ныне живущего в катакомбах, больше напоминающих пыточные застенки. Отсюда его отправляют в прошлое и будущее, рассчитывая на помощь потомков из восстановленного Парижа. Но результатом этих экзистенциальных бросков во времени становится лишь осознание, что тогда, в детстве, в счастливом мире, где еще жили настоящие кошки и цвели настоящие цветы, путешественник стал свидетелем собственной смерти. Драматургическая коллизия «Взлетной полосы» вдохновила Терри Гиллиама на вольный ремейк — триллер «12 обьезьян».
«Последняя волна» (The Last Wave, 1977). Режиссер Питер Уир
Самый загадочный фильм о приближении вселенского конца принадлежит Питеру Уиру. Здесь пророком, способным разглядеть апокалипсис в череде природных катаклизмов, испытывающих на прочность современный Сидней, оказывается представитель приземленной профессии — эксперт по налоговому праву (Ричард Чемберлен). Он осознает себя реинкарнацией жреца с Атлантиды и видит сны-предсказания. Провести фильм Уира по линии гринписообразных предостережений — забыли об экологии? не уважаете древнюю культуру аборигенов? дождетесь нефтяных дождей и самой последней волны! — невозможно: слишком иррационален и болезненно поэтичен мир Уира, вошедшего в мировой режиссерский истеблишмент благодаря не поддающемуся пересказу и однозначным трактовкам, ускользающему, тревожному и прекрасному «Пикнику у Висячей скалы».
«Боже мой, боже мой! Для чего ты меня оставил?» (Eri, eri, rema sabakutani? 2005). Режиссер Синдзи Аояма
Эсхатология — любимое увлечение японских режиссеров; банальным будет лишний раз говорить о врезавшихся в коллективную память Хиросиме и Нагасаки, лучше вспомнить один из хитов советского проката «Гибель Японии», живописавший разрушение страны почище Роланда Эммериха, отметившегося фигурным катанием на съехавшей земной коре в «2012». А вот каннский любимчик Синдзи Аояма, выбравший для своего эпического высказывания странное библейское название, мог бы поступить проще и назвать фильм «2015»: именно в этом году он уготовил гражданам Земли медленную и мучительную смерть от вируса, провоцирующего апатию, меланхолию (Ларс!) и суицидальные настроения. Пресса трубит о поразившем человечество «синдроме леммингов». Режиссер предлагает весьма оригинальное лекарство: если у Тима Бертона марсианские захватчики перемерли от тирольских песен, то герой Таданобу Асаны спасает мир скрежещущим индастриалом.
«Чайка» (Il gabbiano, 1977). Режиссер Марко Беллоккьо
© Rumble Fish
Кадр из фильма «Боже мой, боже мой! Для чего ты меня оставил?»
Еще интереснее произведения, где апокалипсис разыгрывается в интимном пространстве и становится частью личного опыта. Если разобраться, все главные пьесы Антона Чехова заканчиваются скромным, но очевидным апокалипсисом. Некрасивый влюбленный барон Тузенбах или горе-драматург Треплев — счастливчики, которым повезло умереть, другим же героям предлагается жить после крушения всего и вся. Чехов — почти что русский индеец майя, не раз попрощавшийся с белым светом; в «Чайке» он сделал это вычурнее всего, правда, ответственность за высокопарность разделил с вымышленным персонажем, Треплевым, написавшим для Нины Заречной самый впечатляющий монолог об апокалипсисе. В ряду многочисленных экранизаций пьесы (среди которых есть и великие — Сиднея Люмета и Юлия Карасика) стоит отметить несправедливо забытый фильм Марко Беллоккьо, необузданного итальянца, никогда не стеснявшегося страстных и разрушительных порывов. А роль Треплева (фраза «Ла комедиа финита, баста!» – чем не синоним апокалипсиса?) он отдал Ремо Джироне: в 1980-е этот брутальный артист полюбится советскому телезрителю благодаря роли мафиози Тано Карриди в сериале «Спрут».
«Вот как наступает конец света» (This Is How the World Ends, 2000). Режиссер Грегг Араки
Пилотный выпуск так и не вышедшего в свет сериала Грегга Араки: ему принадлежит гениальное ноу-хау срифмовать апокалипсис с нестабильным внутренним миром подростков. Трагическое мироощущение вечного тинейджера Араки вылилось в эффектную и безысходную трилогию — «Вконец за***нный», «Поколение игры Doom», «Нигде»; в последнем фильме картины самосожжения обреченного поколения эпохи MTV венчал величественный хоррор-эпизод — бойфренд альтер эго и тогдашней музы режиссера, актера Джеймса Дюваля, оборачивался инопланетной тварью. В сериале «Вот как наступает конец света» Араки явно намеревался подурачиться: это, конечно, не только ужасно, но и ужасно смешно, когда твой лучший друг пялит твою маму-нимфоманку, а твое окружение сплошь состоит из психически неуравновешенных особей и просто фриков, в карнавальные ряды которых затесался даже пришелец из линчевского Черного вигвама — карлик-грабитель Майкл Джей Андерсон. Жаль, что кроме шикарной пилотной серии от замысла не осталось ничего.
«Белая лента» (Das weiße Band, 2009). Режиссер Михаэль Ханеке
В фильмографии жестокого комедиографа Михаэля Ханеке есть «Время волков», говорящее об апокалипсисе без обиняков: умница Ханеке догадался, что конец света — это буквально, это когда темно. «Белая лента» попадает в список по формальным признакам — ретродетектив о протестантской немецкой деревне накануне Первой мировой, однако именно этот фильм — леденящая и вызывающе красивая черно-белая ода закату Европы, тихому ползучему Апокалипсису. Ханеке использует мифологические мотивы — призрак Гамельнского крысолова витает в истории о невинных детях и нелепых преступлениях: кто-то протянул веревку между деревьями, и всадник на месяц угодил в больницу, кто-то отправил жену крестьянина в старый дом с гнилыми стропилами, и женщина разбилась насмерть, кто-то связал и избил сына барона, а через год ослепил больного ребенка. Благочестие в «Белой ленте» изъедено будничным злом, червоточиной природного происхождения. Онтологическая жестокость детей, отобравших свисток у баронета и скинувших мальчика в реку, эта вспышка беспричинного насилия ниоткуда становится миниатюрой того вселенского взрыва, что вот-вот запустит вал первой из мировых войн.
«Рассвет» (Daybreak, 1993). Режиссер Стивен Толкин
Обыкновенный фашизм — свойство универсальное; даже в свободных странах время от времени появляются антиутопии о недалеком тоталитарном будущем. Вспоминается недавняя дорогостоящая фантазия Альфонсо Куарона «Дитя человеческое», но лучше остановить выбор на более экзотическом продукте — малобюджетном b-movie Стивена Толкина с кучей хороших американских актеров второго эшелона, от Кьюбы Гудинга-младшего до Марты Плимптон. Это точно одна из самых жестких кинорефлексий; пьеса Алана Боуна, лежащая в основе, называется «Бейрут» — горячая точка приравнена к возможному (не дай бог, конечно) историческому раскладу. Человечество поразил передающийся через кровь и секс вирус вроде СПИДа, для больных (с буквой f на груди) объявлен тюремный карантин, повстанцам противостоят и государство, и лояльные режиму бесчинствующие добровольцы. Очень четкое кино про то, что в мире, где нет пьянства, наркомании и несанкционированного насилия, в избытке пытки, комендантские часы и телевизоры за решетками.
«Вечная» (Trance, 1998). Режиссер Майкл Альмерейда
На звание самого эстетского фильма о конце света могут претендовать словацкий режиссер Юрай Якубиско («Неясная весть о конце света») и американский режиссер Майкл Альмерейда, который отправил супружескую пару американских алкоголиков в Великобританию. Тут-то и началось: над кельтским замком сгущаются свинцовые облака, бесконечный дождь идет, потому что слитые когда-то земля и небо вновь хотят объединиться, серый сырой воздух вырывается из плесневелых подземелий, хранящих истлевший за две тысячи лет труп ведьмы. Она забыла все заклятья и состарилась, влюбившись в равнодушного юношу. И теперь простую американскую женщину Нору преследуют странные видения, ожившая мумия заимствует у нее облик и отрезает голову дяде Биллу. Песни ирландца Джо Долана как влитые ложатся на вязкий густой сюрреализм, алкогольный галлюциноз, развивающий интересные теории: тело — лишь временный сосуд, вследствие чего ведьминская душа путешествует куда и как угодно, а для убийства незадачливого рок-бенда (и по совместительству борцов с нечистью) лучшим орудием становятся расколотые пластинки.
«Ночь на закате лета» (Eine Spätsommernacht, 2011). Режиссер Бернхард Каммель
Организаторам только что завершившегося ММКФ не откажешь в хорошем чувстве киноманского юмора: ровно в тот самый час, когда жадная до кинопровокаций публика ломилась в двери зала номер один на «Меланхолию», в зале номер шесть тихо показали «Ночь на закате лета», фильм австрийца Бернхарда Каммеля с русскими актерами и на русском же языке — тоже про конец света; и даже начало, в котором группа граждан на трескучем тракторе поднимается по горной дороге в хижину для лесорубов (где и будет при свечах и за сурьезными разговорами коротать конец света), напоминало начало триеровской драмы, в которой на горной дороге застревает лимузин с девицей Жюстин и ее будущим мужем. Правда, для опуса Каммеля подходят определения «графомания» и «белиберда», неуклюжестью и неумеренным пафосом он напоминает то «кооперативное» кино времен перестройки, что замахивалось на «духовку» (от «Банды лесбиянок» до «За день до...»), но не будем судить; в конце концов, напыщенный трэш о конце света снимают и по романам нобелевских лауреатов (две экранизации Жозе Сарамаго, «Трещина» и «Слепота»), а «Последнего романтика планеты Земля» братьев Ларрье не стыдятся крутить на пьяцца Гранде фестиваля в Локарно. В австрийско-русской «Ночи...» в тему чеховский дух и Григорий Гладий в роли попа, пытающегося уговорами и молитвой утешить маленькую девочку в красных трениках, винящую в апокалипсисе себя (обиделась на маму и в сердцах попросила Боженьку: «Пусть весь мир летит к черту!»): именно Гладий {-tsr-}играл еще в одном забытом эсхатологическом шедевре, «Отступнике» Валерия Рубинчика (там угрозу человечеству несло клонирование). Над его квасной бородой у Каммеля так же трудно не потешаться, как и над планами других героев (один, астрофизик, мечтает вылететь на космическом корабле из Вселенной, другой надеется сохранить биосферу спасением китов и покупкой у биофермеров их продуктов, третий желает создать новую соединительную ткань, совокупившись с женщиной). Но именно такие нелепицы и убеждают, что, как поет группа «Телевизор», «конца света не будет, у света не будет, у света не будет конца».
