Канны-2011: русское и турецкое

«Елена» Звягинцева и «Охотник» Бакурадзе в «Особом взгляде», Нури Бильге Джейлан меняет призовой расклад

Имена:  Андрей Звягинцев · Бакур Бакурадзе · Нури Бильге Джейлан

Главная новость заключается в том, что Андрей Звягинцев снял очень хороший фильм.

Елена – немолодая женщина (Надежда Маркина), которая живет в доме состоятельного господина (Андрей Смирнов) на правах прислуги и жены. Мы узнаем, что с новым мужем она, в прошлом медработник, познакомилась несколько лет назад. Ее собственная семья – сын, невестка и два внука, подросток и младенец – живут где-то на окраине Москвы, пьют пиво, смотрят телевизор, бедствуют, не знают, как уберечь старшего от армии и с глухой яростью обсуждают богатство новоявленного родственника. Родственник от них всячески дистанцируется и с Еленой он тоже строг. Их быт – изо дня в день повторяемый ритуал, в котором жена предоставляет услуги, а муж оплачивает расходы. У героя Андрея Смирнова есть собственная дочь (Елена Лядова), которую отец в сердцах называет «гедонисткой» («Я не понимаю это слово», – отзывается Елена, – «Эгоистка по-вашему», – раздраженно поясняет мужчина). Когда становится понятно, что денег на институт внук не получит, женщина находит способ их раздобыть.

Звягинцев снял в хорошем смысле человеконенавистническое кино – оно обманывает ожидания и не оставляет иллюзий: есть более жизнеспособные биологические формы, есть менее жизнеспособные. Многие коллеги будут сравнивать картину с «Церемонией» Шаброля, в которой богатство было пороком, но еще более злокачественным пороком оказывалась бедность.

Звягинцев не изменил ни своей режиссерской манере, ни склонности к экзистенциальному триллеру – но здесь иначе, чем в «Возвращении» и «Изгнании» организована история. Больше нет раздражающей многих условности места и времени: действие «Елены» происходит сегодня, в современной России, где дорогу автомобилю представительского класса переходит бригада гастарбайтеров. В одной из сцен мы видим бывших коллег мужа, генеральская форма одного из них очень вскользь, но вполне однозначно указывает на происхождение богатства. Существование семьи, застрявшей на обочине жизни, тоже описано предельно точно.

Одна из мелких, но памятных претензий к «Возвращению» – те самые пресловутые шелковые простыни, которые в своем деревенском доме стелила жена внезапно возникающему мужу. В «Елене» манипуляции с хорошим бельем занимают довольно много времени, но теперь выходит так, что они сюжетно обоснованы. Вообще, есть ощущение, что неправдоподобная «евроремонтная» реальность, которая так раздражала в российском кинематографе 2000-х, теперь осуществилась наяву: быт среднего класса подтянулся к фантазиям кинематографистов.

Еще один большой сюрприз – в картине много мрачного юмора, от циничных реплик героини Елены Лядовой до саркастических замечаний ее отца, от комического положения Елены в качестве наемной супруги до комических усилий ее мужа по сохранению и поддержанию дряхлеющей плоти.

К сожалению, присутствие картины в Каннах в качестве фильма церемонии закрытия «Особого взгляда» (формат, изобретенный, кажется, специально под Звягинцева – раньше на закрытии просто показывали победивший фильм) не много поспособствует ее международному успеху: на призы она не претендует, сил в последние дни у журналистов почти не остается, а финальные репортажи и рецензии посвящены победителям. Но уже сейчас можно сказать, что «Елена» очень нравится первым зрителям и критикам. Здесь встречное движение: и Звягинцев делает шаг навстречу зрителю, и аудитория (после модернисткого реванша поздних нулевых) лучше приспособлена к его кинематографической манере. И общество, пережившее период путинской стабильности, окончательно оформилось в касты со своими узнаваемыми признаками.

«Елена» – первая в нашем новом кино экзистенциальная драма, укорененная в существующих исторических обстоятельствах и вырастающая над ними.

Если Звягинцев возвращается в города, чтобы показать нам наше отражение в зеркале, то Бакур Бакурадзе из гудящего мегаполиса «Шультеса» уходит на природу, в маргиналии, на территорию этнографической зарисовки. Главный герой «Охотника» разделывает и продает свиные туши где-то в глубокой провинции. Из соседней колонии ему присылают двух работниц, одна из них на бойне не выдерживает, вторая становится его возлюбленной. У охотника есть семья – любимая жена, дочь-подросток и маленький сын без правой руки.

Большую часть фильма главный герой так или иначе истребляет свиней – одомашненных по работе, диких – в качестве хобби, на охоте (снова вспоминается колонка Андрея Плахова о том, что радикализм в современном кинематографе в основном связан с истязанием животных).

«Охотник» сделан абсолютно безупречно, но не очень понятно, с какой целью. Любовная линия существует как оторванный от контекста эпизод, который не приводит ни к какой трансформации героев. В какой-то момент в картине возникает важная для поколения Бакурадзе и пока мало осмысленная в кинематографе тема – травма от исчезновения одной страны: читая надпись на монументе Александра Матросова сын спрашивает отца: «Что такое Советский Союз?». В другом эпизоде «Охотника» родственники погибшего на войне летчика приезжают к озеру, в котором затонул его самолет: реальная память реальных людей противопоставляется здесь заброшенному абстрактному монументу.

Каждый из эпизодов «Охотника» интересно и изобретательно сконструирован, но в монтаже они вряд ли оформляются в цельное высказывание: это набор маленьких концептов, за которым не чувствуется ничего большего.

Неожиданной ассоциацией к размышлениям о той самой затонувшей Атлантиде стал показанный в предпоследний день конкурсный фильм «Однажды в Анатолии» турецкого режиссера Нури Бильге Джейлана – он чем-то неуловимо напоминает кинематограф позднего СССР.

Глубокой ночью, вдалеке от города несколько полицейских, два преступника и врач долго ищут место захоронения недавно убитого мужчины. Убийцы не могут вспомнить, где закопали труп; иногда фильм становится почти комедией положений. В диалогах, почти никак не связанных с криминальным сюжетом, появляются персонажи: следователь, переживший семейную драму, полицейский – отец больного мальчика, разведенный провинциальный врач; все они могли быть персонажами «Парада планет». Из этих разговоров за одной криминальной историей возникает другая, которая в финале оказывается историей взаимоотношений мужчины и отсутствующей женщины. То, что происходит в кадре, бесполезно описывать словами: это напряженное действие в отсутствие действия и чередование кадров невероятной насыщенности и глубины.

В этом году в конкурсе было много интересных и достойных фильмов, но Джейлан создает картину космического масштаба без всяких нарисованных на компьютере астероидов (как у Триера или Малика) – и возможно, это станет спасением для жюри и публики, измученной некинематографическим скандалом, который незаслуженно уводит Каннский фестиваль слишком далеко от кинематографа.

Победители будут объявлены в воскресенье.​

Ссылки

• Мария Кувшинова. Самоубийство фон Триера, Соррентино, Альмодовар и старое доброе ультранасилие, 20.05.2011
• Бертран Бонелло: «Может быть, геи просто умеют держать осанку?», 19.05.2011
• Мария Кувшинова. Канны-2011: Апокалипсис Триера и чудо, 18.05.2011
• Братья Дарденны: «Мы не хотели тратить полтора года на фильм, в котором добро не победит», 17.05.2011
• Мария Кувшинова. Канны-2011: Динозавры Терренса Малика, педофилия и горестная жизнь Ким Ки Дука, 16.05.2011
• Мария Кувшинова. Канны-2011: новый Вуди Аллен, Гас Ван Сент и все красное Линн Рэмзи, 12.05.2011
• Мария Кувшинова. 19. Кто победит в Каннах? 15.04.2011