Главный аутсайдер каннского конкурса – о публичных домах, разнице между лицом и телом и сходстве профессий актрисы и проститутки
Имена:
Бертран Бонелло
© Festival de Cannes
Кадр из фильма «Дом терпимости»
Главным аутсайдером каннского конкурса уже сейчас можно назвать французского режиссера Бертрана Бонелло, автора фильма «Аполлониды. Хроника закрытого дома» (в английском варианте — «Дом терпимости»). Картина занимает последнее место в опросе критиков, который каждый день проводит ежедневное фестивальное издание Screen (на первом месте — «Гавр» Каурисмяки).
«Дом терпимости» — любопытное болезненное кино. Действие происходит в фешенебельном публичном доме на рубеже XIX и XX века: несколько девушек, которых играют как профессиональные (Ясмин Тринка), так и непрофессиональные актрисы. Ни на одной из них Бонелло («Порнограф», «Терезия», «На войне») не останавливается подробно — это портрет сообщества, масса тел, в которой, тем не менее, можно разглядеть отдельные лица. Одна из девушек получает прозвище «Женщина, которая смеется» — в самом начале фильма ей разрезает щеки клиент, которого она полюбила. Хозяйку борделя играет французский режиссер Ноеми Львовски, в ролях мужчин-посетителей — также режиссеры: Ксавье Бовуа, Пьер Леон, Жак Ноло. На начальных титрах и ближе к концу на саундтреке звучит соул из 1960-х, раздвигающий пространство картины, превращающий ее в специфическое, но по-своему точное высказывание о надвигающемся на героев двадцатом веке.После Каннского провала Бертран Бонелло рассказал OPENSPACE.RU о французских публичных домах и их сходстве с театром и кинематографом.
—
Ваш фильм очень разочаровал часть публики, которая ожидала эротических сцен…— Ну, что сказать — бедолаги. Эротика не является главной темой фильма, но ей здесь все равно находится место: все, что происходит ночью, эпизоды, когда мужчины выбирают девушек… Я действительно долго думал, как поступить с сексом в картине, действие которой происходит в публичном доме, и пришел к выводу, что показывать его — слишком просто и скучно. То время, которое девушки проводят наедине с клиентами, я решил использовать для других целей. Здесь скорее театральная игра, перверсии, фетишизм, чем обычный секс.
—
В некотором смысле это фильм о ХХ веке: действие начинается осенью 1899 года, а в финале мы видим тех же проституток на сегодняшней городской улице.— Да, это переходный период, вызывавший у современников большое воодушевление. Когда девятнадцатый век сменялся двадцатым, люди были полны надежд, верили в то, что будут жить в лучшем мире, без войн и болезней, и так далее. Но двадцатый век принес хаос. Персонажи нашей картины находятся внутри замкнутого пространства, но мы каким-то образом понимаем, какие изменения происходят снаружи.
Читать текст полностью
— Точно так же про ваш фильм «Порнограф» можно сказать, что он о революции 1968 года. О том, как она отразилась в судьбе одного человека — режиссера порнофильмов.
— Да, именно так. И я знаю, что «Порнограф» тоже разочаровал тех, кто ждал эротических сцен.
— Почему и когда публичные дома были запрещены?
— Во Франции публичные дома прекратили свое существование в 1946 году. Была такая женщина — Март Ришар, сначала проститутка, потом шпионка, а потом — муниципальный советник. Именно она подняла вопрос о ликвидации борделей, возможно, потому что хорошо знала, что это такое.
Но и в начале века уже происходили некоторые изменения — проститутки покидали замкнутые помещения, выходили на улицу, в рестораны, в кабаре. Менялась социальная функция публичных домов. В конце XIX века они были для французских мужчин чем-то вроде клубов, куда можно было прийти — выпить, поговорить. Ничего запретного, никаких табу — они перед выходом сообщали жене, куда идут. У нас в фильме — фешенебельный бордель, место для буржуазии и богемы, там много писателей, художников. Но для женщин это тюрьма. Уличная проституция была запрещена, чтобы работать проститутками они регистрировались в полиции и дальше вынуждены были оставаться по месту приписки. Быстро накапливались долги перед хозяйкой, и выбраться с каждым днем было все сложнее. В фильме есть девушка, которая быстро понимает, что к чему, и уходит, но это скорее исключение.
© Festival de Cannes
Кадр из фильма «Дом терпимости»
— В картине есть эпизод, когда девушки выезжают на природу, такой завтрак на траве.
— Это не вымысел. В том публичном доме, который мы взяли за основу, девушек каждый месяц вывозили на пикник. Я сказал актрисам, чтобы они забыли, что играют проституток, попросил их стать просто молодыми женщинами. И вы знаете, они, по-моему, тоже очень обрадовались, что мы снимаем на природе, после шести-семи недель в четырех стенах. Эта сцена — ровно в середине фильма, и когда героини возвращаются из поездки, бордель еще острее воспринимается как тюрьма.
— Почему вы решили постоянно показывать всех девушек, а не сконцентрироваться на одной-двух?
— Если бы была снята первоначальная версия сценария, фильм длился бы четыре часа. Было очень сложно собрать актерский ансамбль — кастинг длился девять месяцев. Проще всего было выбрать первую. Вторая должна была ей подходить, а третья — подходить уже двоим. Чем дальше, тем сложнее было выбирать — как будто пазл складываешь. И я хотел, чтобы у меня играли женщины с совершенно разным опытом — профессиональные и непрофессиональные актрисы.
Мне хотелось сделать коллективный портрет, а не несколько индивидуальных. Не судьба отдельного человека, а судьба целой группы людей. Технически это сложно снять — когда в кадре много актеров, ты должен обращать внимание на сотни мелочей. Но даже в этой массе ты различаешь голоса отдельных людей, этих девушек.
© Festival de Cannes
Кадр из фильма «Дом терпимости»
Забавно, кстати, что в группе женщинам проще играть без одежды. Когда на площадке все одеты, актриса может чувствовать себя некомфортно. Но когда вокруг еще двенадцать обнаженных коллег, жаловаться не на что.
— В картине очень четко видно принципиальное различие между лицом и телом.
— Смысл проституции в том, что тело принадлежит любому. Тело, но не лицо. Лицо — это способ увидеть за проституткой человека, увидеть то, что у нее внутри. Лицо — самый прекрасный пейзаж на свете, именно так я его и снимаю.
— В борделе есть проститутка с изуродованным лицом, «Женщина, которая смеется». Ей разрезал щеки клиент, которого она полюбила.
— Лицо — единственное, что этим девушкам принадлежит. Всем, кроме одной - изуродованной. У нее нет даже этого.
© Festival de Cannes
Кадр из фильма «Дом терпимости»
— Мужчин, посетителей борделя, играют ваши коллеги, французские режиссеры. Среди них — Жак Ноло, известный автор гей-кино. Вы в это вкладывали какой-то смысл?
— Среди мужчин сложнее найти тех, кто сможет носить костюм конца XIX века, чем среди женщин. Может быть, геи просто умеют прямо держать спину? Я выбрал Жака Ноло по одной единственной причине — он невероятно привлекателен. Когда я думал об этом персонаже, я слышал его голос. С другими режиссерами… Ксавье Бовуа, например, — очень хороший актер и много снимался. Режиссеру просто объясниться с режиссером — мы говорим на одном языке.
— Это ведь еще отчасти и кино о кино.
— То, что мы видим в фильме, очень похоже на театр, на кино. В каждом из подобных борделей была комната для вуайеристов — они могли подглядывать за другими. Я говорил: «Если у вас есть проблемы с тем, как сыграть проститутку, вспомните об актрисах. У них, как и у вас, есть сцена, и закулисье, и свои зрители, и свой режиссер — хозяйка борделя».
© Festival de Cannes
Кадр из фильма «Дом терпимости»
— Процесс кастинга не похож на процесс выбора проститутки?
— Нет, потому что режиссер не выбирает одну из ряда других, он разговаривает с актерами наедине и старается быть милым. Я обычно встречаюсь с актерами в кафе и слежу за тем, как они двигаются, за их жестами, а потом делаю пробы на свою маленькую цифровую камеру.
— Вы с самого начала знали, что в фильме о начале XX века будет звучать музыка 1960-х годов?
— Да, для меня это не проблема. Фильм — не музей, он живой, поэтому на меня не подействуют упреки в анахронизме. Соул, который я использовал — музыка бывших рабов, и в этом смысле, мне кажется, она подходит для фильма о проститутках, запертых в публичном доме.
{-tsr-}— Вы себя считаете интеллектуальным режиссером или вы все-таки больше про чувства?
— Про чувства. Точно.
Что касается пикника - нынче не очень понятно, почему "Завтрак на траве" Эдуарда Мане считался современниками верхом непристойности. А дело то в том, что тогда это однозначно прочитывалось как сюжет про такой вот пикник. ("В том публичном доме, который мы взяли за основу, девушек каждый месяц вывозили на пикник.")