Некоторые итоги 61-го Берлинского кинофестиваля

АНТОН ДОЛИН о теории и практике компромисса, правозащитном блокбастере, причинах победы одних фильмов и поражения других

Имена:  Александр Миндадзе · Асгар Фархади · Бела Тарр · Исиар Боллаин · Пак Чхан Кьонг · Пак Чхан Ук · Родриго Морено · Рэйф Файнс

​Берлинале-2011 завершен. Жюри под руководством Изабеллы Росселлини присудило «Золотого медведя» фильму иранского режиссера Асгара Фархади «Надер и Симин разводятся», ему же отошли награды за игру актеров (и мужчинам, и женщинам — их вручили по совокупности, за ансамбль). «Туринская лошадь» получила «Серебряного медведя», он же Гран-при, он же второе место: автор картины Бела Тарр этим был явно расстроен. Российский конкурсный фильм, «В субботу» Александра Миндадзе, остался вовсе без призов.

Осталось понять, что все это значит. Вариантов, собственно, немного.

Первая трактовка — простейшая и самая очевидная, поскольку применить ее может даже тот, кто на Берлинале не присутствовал. Самый политический фестиваль мира опять вынес предсказуемое решение, забыв об эстетических критериях. Русских обидели, гения (Тарра) недооценили. Проще всего судить об иранцах, все равно никто не проверит: иранское кино в России не любят и не уважают даже синефилы. Слишком скупо, слишком серьезно, слишком просто. А социально-этнографически — никому не интересно. Таков, по меньшей мере, стереотип. Вероятность выхода «Надера и Симин…» в наш прокат мизерна, так что вердикт фильму вынесут заочно. (Фаргади, кстати, получил «Золотого Святого Георгия» на ММКФ- 2003 за фильм «Танцуя в пыли» — ОS).

Поскольку сегодня весь мир, включая даже нашу провинцию, судачит о жестоком приговоре Джафару Панахи (его блестящие фильмы у нас тоже мало кто смотрел), присуждение награды его младшему товарищу и соратнику Фархади выглядит стопроцентно логично. Тем паче что тот тоже попал в немилость на родине после подписания какой-то бумаги в поддержку осужденного коллеги. Берлинале в этом году весь был посвящен Панахи: показывали его старые картины, на сцену выставили пустой стул в знак его незримого присутствия, по городу развесили плакаты «Где Джафар Панахи?». Так что Фархади можно заочно посчитать эдаким временным заменителем Панахи. Не режиссер, а симулякр.

Эта довольно стройная конструкция моментально разрушается, стоит посмотреть фильм-победитель. «Надер и Симин разводятся» — картина, не лишенная социальной подоплеки (это судебный детектив, и многие абсурдные детали иранской юриспруденции представлены во всей красе), однако главное в ней — психология. Сюжет в меру запутан, и к середине просмотра вдруг обнаруживаешь, что попался на крючок — не оторваться. Жена уходит от мужа не из-за материальных или, боже упаси, физиологических проблем, а потому, что хочет эмигрировать и увезти с собой дочь-старшеклассницу. Муж никак не желает с этим согласиться — не из ложного патриотизма, а потому, что его впадающий в маразм отец не может остаться без присмотра.

Одно неверное решение влечет за собой другое, постепенно порочная цепочка приводит к катастрофической ситуации: старик остался под присмотром сиделки и чуть не погиб, беременная сиделка упала с лестницы и пережила выкидыш. Теперь семья Надера и семья пострадавшей подали друг на друга в суд; никого, кроме проигравших, в этой истории быть не может. Развод здесь не столько материал для семейной драмы, сколько зерно раздора, которое приводит к всемирному, онтологическому разладу (показанному, впрочем, без выспренних метафор). Характеры персонажей и игра актеров действительно впечатляют.

Вот и вторая трактовка: жюри выбрало и наградило лучший конкурсный фильм.

Истина, как водится, где-то посередине. Награждение хорошей иранской картины — плод компромисса. Самое любопытное то, что материалом и главной темой «Надера и Симин…» также является компромисс. Да и форма декларативно компромиссна: в отличие от Панахи, прямо указывающего на отличия иранского общества от любого цивилизованного государства, Фархади каждой сценой пытается доказать универсальность законов человеческого поведения — и сформированный им кинематографический язык внятен и прозрачен.

Другой вопрос — то, что эта картина со временем неизбежно забудется, а выдающееся эсхатологическое полотно Белы Тарра наверняка останется. «Туринская лошадь» обладает всеми свойствами шедевра (это признавали даже противники фильма), но одно из этих свойств — бескомпромиссность. Она-то и помешала Тарру получить золото вместо серебра. Не в том беда, что фильм черно-бел, почти бессловесен и длится два с половиной часа, а в том, насколько он радикально безнадежен, сколько в нем отчаяния и горечи. Скорее всего, жюри элементарно побоялось увенчать настолько жуткую и монументальную вещь главным призом.

Так обычно и происходит. Любой шедевр бескомпромиссен, и потому у него нет шансов стать «средним арифметическим» какого-нибудь фестивального конкурса. Он не может (и не должен) устраивать всех. Более того, обязан многих раздражать. Из этого, конечно, не следует, что выдающиеся картины не получают главных наград. Получают, но обычно в Каннах, где концентрация шедевров высока и можно выбрать наименее раздражающий или наиболее очевидный. Именно поэтому за последние годы «Золотая пальмовая ветвь» доставалась «Танцующей в темноте» фон Триера и «Белой ленте» Ханеке, «Четырем месяцам, трем неделям и двум дням» Мунджиу и «Дядюшке Бунми» Вирасетакуна.

Берлинале — не тот фестиваль, где не бывает заметных картин (тут показывали «Выход через сувенирную лавку» Бэнкси, «Капризное облако» Цай Мин Ляня или «Мое сердце биться перестало» Жака Одиара). Берлинале — фестиваль, где выдающиеся фильмы никогда не побеждают: здесь не больше одного гениального фильма на весь конкурс, он и без «Золотого медведя» слишком выделяется на общем фоне. «Грбавица», «Свадьба Туйи», «В этом мире», «Молоко скорби», «Мед»… Вам что-то говорят эти названия? Интересно, изменили ли эти фильмы хоть чьи-то представления о мире или искусстве? А ведь у каждого из них по «Золотому медведю». Пожалуй, с начала ХХ века только один шедевр все-таки добивался этой желанной награды: «Унесенные призраками» Миядзаки. Да и тот разделил приз с Полом Гринграссом, будущим постановщиком картин о шпионе Борне…

Значит ли это, что Александр Миндадзе не получил наград потому, что его фильм «В субботу» гениален и бескомпромиссен? Вероятно, нет. У очередного русского фиаско иные причины.

Справившись со многими проблемами: старомодностью, высокомерием, безграмотностью, — российское кино кое-чему научилось. Почти всему, что необходимо для мирового признания. Всему, кроме одного: русские не умеют и не желают избавляться от своей русскости. В картине Миндадзе про Чернобыль международный зритель оценил острую тему, камеру Олега Муту и актерский ансамбль. В тупик поставило другое: почему перед лицом катастрофы русский человек отказывается от побега или бунта? Почему идет прямиком к гибели, почему не может оторваться от коллективного тела себе подобных? «В субботу» — феноменальный фильм, который, видимо, так и останется феноменом национального искусства, подобно лучшим лентам Балабанова, Муратовой или Германа, многократно демонстрировавшим ту же неконвертируемость.

Впрочем, может, дело и не в этом. Были в берлинском конкурсе и другие очень хорошие и очень специфические картины, совершенно незамеченные жюри: например, комедия аргентинца Родриго Морено «Загадочный мир». А несколько очевидных бездарностей, в частности немецкие режиссеры Ульрих Келер («Сонная болезнь») и Андрес Файель («Кто, если не мы?»), получили по призу.

Один маленький пример того, что же все-таки нужно показывать в Берлине, чтобы тебя оценили. Картина из внеконкурсной «Панорамы», получившая приз публики в результате открытого всенародного голосования (никаких компромиссов, чистый people’s choice). Называется «Даже дождь», режиссер — испанец Исиар Боллаин, в главных ролях европейская звезда Луис Тосар и мексиканская Гаэль Гарсиа Берналь. Сценарий написал соавтор Кена Лоуча Пол Лаверти, музыку — композитор Альмодовара Альберто Иглесиас.

Фильм снят в любопытном жанре правозащитного блокбастера.

Главные герои — режиссер и продюсер, которые снимают в Боливии малобюджетное кино об эксплуатации индейцев Христофором Колумбом. Почему в Боливии? Потому что там дешевая рабочая сила и почти бесплатная массовка! Другими словами, эксплуатация вовсю продолжается и пятьсот лет спустя. Но, увидев, как местное население страдает от нехватки питьевой воды, циничные киношники перековываются и вступают в борьбу с нечестными заморскими корпорациями. Справедливость торжествует, искусство спасает людей от голода, жажды и угнетения. Пошлость? Возможно. Только кино, которое является или хотя бы притворяется полезным, идет в Европе на ура. А кино, погруженное в экзистенциальные проблемы (которые так увлекают Тарра и Миндадзе), — наоборот, со скрипом.

Есть и еще одна возможная трактовка итогов 61-го Берлинале. Итоги не в призовом раскладе, а в чем-то другом. В Берлине в 2011-м показали массу прекрасных фильмов, включая тех же Тарра и Миндадзе. Прекрасные опыты Вима Вендерса (о Пине Бауш. — OS) и Вернера Херцога (о наскальной живописи. — OS) в 3D. Остроумную короткометражку Пак Чхан Ука и его брата Пак Чхан Кьонга «Ночная рыбалка», снятую на iPhone и удостоенную заслуженного «Золотого медведя» в конкурсе короткого метра. Здесь же состоялась мировая премьера изумительной «Железной хватки» братьев Коэн, здесь показали неоднозначный, но любопытный режиссерский дебют Рэйфа Файнса «Кориолан». Устроили потрясающую ретроспективу Ингмара Бергмана, к которой прилагалась отменная выставка в Берлинском музее кино.

Неужели мало? Фестиваль удался.

А по поводу призов гении имеют право злиться, но нам переживать за гениев бессмысленно. У них впереди вечность и масса других наград. В конце концов, не все то золото, что медведь.