©  Mandragora Movies

Кристи Пуйю в фильме «Аврора»

— Вы еще вчера говорили, что кинематографическое произведение, как и многое другое в жизни, — сочетание рационального и иррационального.

— Это так, но я не смог бы определить эти величины в процентах: добавить столько-то рационального, столько-то иррационального.

Где правда, где вымысел? Ведь и наш реальный опыт очень быстро обрастает собственной мифологией.

У главного героя «Авроры» проблемы с самоидентификацией. В конце картины полицейский просит его назвать имена жертв, переспрашивает несколько раз. Пытается узнать, кто они, кто они были. Главный герой — очень педантичный человек, даже в его положении. Он такой неуклюжий, запутавшийся, а его спрашивают, кто были ваши жертвы. А сам-то я кто такой?



— В «Смерти господина Лазареску» главный герой тоже до самого конца постоянно повторяет свое имя.

— Имя — искусственное изобретение, неизбежное с административной точки зрения. Но нам придется использовать его, иначе мы вообще не сможем ничего определить.

— Кстати, о вымысле: действие «Авроры» как бы развивается в двух плоскостях — в реальном мире и в голове главного героя.

— В самом начале мы слышим диалог, который у меня произошел с моей дочерью, когда ей было пять лет. Она прочитала «Красную Шапочку» и заметила, что бабушка, извлеченная из живота волка, скорее всего, была голая — ведь волк надел ее одежду. Помещая этот диалог в начало фильма, мы сразу определяем контекст, в котором будет развиваться история — это одновременно и реальность, и вымысел, сказка.

— Диалоги в фильме действительно очень лаконичны и однообразны. И я заметила вчера, что в этой необязательной повседневной болтовне речь очень часто идет о цене. Цене платья, еще какой-то...

— Да, так и есть. Я снова возвращаюсь к книге Эриха Фромма «Иметь или быть», о которой говорил вчера на мастер-классе. Вопрос цены особенно актуален для общества потребления, в котором мы живем. Разумеется, выходцы из бывших социалистических стран пережили период, в котором ситуация была несколько иной. Но теперь, спустя двадцать лет, и мы вынуждены признать, что тоже стали частью общества потребления. Мы все жертвы общества, которое создаем сами. Здесь такой мифологический мотив: создание убивает своего создателя. Именно так миф представляет возникновение Вселенной. Сатурн пожирает своих детей, потому что знает — один из них должен его уничтожить.

Потребление ставит нас в такое же положение. У всего есть своя стоимость, все в этом мире подлежит переводу в цифры. Это банальности, конечно, но даже если люди не проговаривают это вслух, они все равно продолжают прицениваться. Ничего глупее и придумать нельзя, ведь самые важные вещи в жизни человека бесценны. Но мы продолжаем играть в эту игру — «деньги — товар».

— Вы вчера предложили несколько объяснений названию фильма: это и «Аврора» Мурнау, и предрассветный час «между собакой и волком», такое промежуточное состояние. Но я помню, что в Каннах вы говорили о том, что хотели передать ощущение от пробуждения холодным зимним утром, когда не хочется, но надо вставать. Это ощущение, хорошо знакомое по школьным годам, в картине действительно присутствует. Более того, оно не покидает спустя много месяцев после первого просмотра.

— А вы помните? Жуть, да?

— Беспросветная.

— Физиологическое воздействие фильма — важная вещь. Да, название неслучайное. Я думал о нем какое-то время, несколько лет, каждый день. Оно не появилось по щелчку.

— Если говорить о культурных кодах, то для русского человека «Аврора» означает несколько иное: это крейсер, выстрел которого, согласно советской мифологии, стал сигналом к началу революции.

— Да-да-да, я помню. Вы видите — начало! Начало чего-то нового. Забавно.

— Кстати, с названием «Лазареску» история ровно противоположная: его не надо объяснять — напротив, оно объясняет фильм.

— В «Лазареску» мы решили применить то, что я называю «эффектом «Титаника»«. Все знают, что «Титаник» утонул, никто не ждет, что в фильме он вдруг доплывет до пункта назначения. Поэтому мы сразу объяснили зрителю: есть некий Лазареску, и он умрет. А в начале фильма герой несколько раз называет свое имя, чтобы никаких сомнений не осталось: вот он — тот, кто должен умереть...

А «Аврора»... Я посмотрел «Аврору» Мурнау, потому что прочитал у Трюффо, что это самый прекрасный фильм, который он видел в своей жизни. Подумал: «А, ну раз ты так считаешь, посмотрю уж». Картина меня взбесила. Конечно, Мурнау — великий мастер. Но я не верю в такое кино, оно мне не нужно. В нем все та же философия wishful thinking, создания вокруг себя миражей, которую я ненавижу. У Мурнау в финале герой принимает решение не убивать свою жену, но это решение режиссера, редактирующего реальность, а не героя. А решать должен герой, должна присутствовать именно логика поведения персонажа. История любви должна развиваться по естественным законам. Идите к черту! Он, видите ли, вдруг раздумал ее убивать!

Это была самая важная вещь в моем фильме — реакция на «Аврору» Мурнау. Виорель убивает четырех человек (не свою жену) — похоже это на историю любви?

Есть румынский фольклорный герой, Фэт-Фрумóс, прекрасный юноша, который защищает от дракона свою возлюбленную Иляну Косынзяну. Мой герой ведет себя примерно так же: он находит и убивает драконов, чтобы защитить свою Иляну Косынзяну. Но делает это не как сказочный герой, а как обычный человек — уязвимый, несовершенный. И драконов никаких не существует, все драконы у него в голове.

Я много думаю о несуществующей реальности, которую мы создаем в своем воображении.

Вот, я вспомнил службу в армии. Это такое странное занятие, из тебя вроде бы пытаются сделать мужчину. Румыны не самый дисциплинированный народ. Нам всегда есть что сказать, кого покритиковать. Но если следовать всем правилам, написанным в «Красной книге» (это свод армейских законов), то через неделю ты просто умрешь. Мы посчитали: если бежать с предписанной скоростью, то стометровку придется преодолеть быстрее, чем Карл Льюис. Поверьте, быть мужчиной очень тяжело. В нашей культуре мужчина — существо, не допускающее компромиссов.

Мы все растем под влиянием сказок, из них заимствуем модели поведения. Женщины хотят быть принцессами, мужчины — героями. Но в реальности все обстоит по-другому. Любая сказка, румынские в том числе, заканчивается словами: «И они жили долго и счастливо». Да бросьте, никто никогда не живет долго и счастливо. Появляются проблемы, которые надо решать. Жизнь — это торг. Звучит ужасно, но это факт. Жить — значит учитывать многие обстоятельства, иначе ты не сможешь преодолеть ни одного препятствия.

Если пребывать в уверенности, что мир таков, каким ты его себе выдумал, ты в конце концов убьешь кого-нибудь. Или убьешь себя.