Кино – глаз. Пленка – шкура

Анатомия фильма «Другое небо» – в виртуальной галерее OPENSPACE.RU

Имена:  Арсен Готлиб · Дмитрий Мамулия

На этой неделе в прокат выходит фильм Дмитрия Мамулии «Другое небо», впервые показанный в конкурсе «Кинотавра». OPENSPACE.RU представляет галерею фильма: фрагменты, не вошедшие в картину, а также фотографии со съемочной площадки и эскизы к декорациям и костюмам – с комментарием создателей.

Гибель сына (морг)


Из чего же?

Арсен ГОТЛИБ, продюсер

Мы решили сделать вот какую вещь – дать возможность зрителю войти в мир создания фильма, пройти по видимым этапам пути, который в результате завершился фильмом Дмитрия Мамулии «Другое небо». Рассказать, как, собственно, фильм стал фильмом. Существует практика «реальных» выставок, посвященных кинопроизведениям. Но виртуальное пространство позволяет существенно расширить возможности погружения в экспонируемое.


Поиск жены (бордель)


Начнем, конечно, с текста Дмитрия Мамулии.

Текст писался режиссером (философом по образованию) во время работы над сценарием. Это совсем не «бульварное чтиво», это разговор с самим собой о будущей картине – и тому, кто решится текст прочитать, нужно подготовиться к определенного рода усилию над собой.

Далее. Работы Семена Агроскина. В его картинах удивительным образом живет ощущение, которое так поразило создателей. Ощущение невосполнимости только что прошедшего момента, ощущение невосполнимости как таковой. Агроскину удается передать напряжение воздуха, и хотелось, чтобы подобное состояние мог испытать и зритель нашего фильма.

Поиск жены (швейная мастерская)


Изобразительно эта задача была точно воплощена оператором картины Алишером Хамидходжаевым. Мы показываем вам его съемки – дубли, по тем или иным причинам не вошедшие в фильм, но живущие своей собственной жизнью и, на наш взгляд, являющиеся объектами искусства. Удивительно и то, что планы, снимаемые оператором «с руки», длятся до десяти минут. Из десятков часов отснятого материала остаются условные полтора. Всегда жаль, что такие кадры не доходят до зрителя. Но оттого, что имеешь дело с таким изображением, испытываешь радость.

Фотографии Дины Щедринской, сделанные во время съемок, не только интересны, но часто дают совершенно иной угол зрения на героев, рассматриваемые предметы и ситуации. На площадке эти фотографии смотрели каждый день, количество их измеряется тысячами.

О работе композитора Анны Музыченко, замечательно раскрывшей суть повествования, говорить сложнее всего. Это ведь даже не просто музыка, а киномузыка.

Приезд в Москву (вокзал)


Из увиденного вами мог бы получиться совсем другой фильм или даже другие фильмы. Воля автора безжалостна не только к судьбам героев, но и ко всему материалу, из которого в результате создается то, что мы видим на экране после завершения работы. Мы делимся с вами тем, что по неписаному закону должно исчезнуть, уйти в небытие.

Должно, а не уходит.


Киноглаз

Дмитрий МАМУЛИЯ, режиссер

Вещи всегда находятся на определенном расстоянии от нас. И, когда мы на них смотрим, мы выцепляем из реальности то одну, то другую вещь. И реальность, которая казалась скопищем застывших, оцепеневших вещей, вдруг растекается. Она оживает под гнетом нашего смотрения. Над всем, что мы видим и чувствуем, лежит печать его месторасположения. Что-то дальше от нас, что-то ближе. Корабль, плывущий далеко на линии моря, и луна, повисшая на линии неба, – они затеряны, одиноки… Их родственники здесь, в поле нашего зрения, одиноко стоящие деревья и дворовые собаки. Даже когда мы смотрим на них с близи, они кажутся далекими. Их дальность обеспечивают плывущие в море корабли и шпили далеких башен (каким-то странным образом входя с ними в родственную связь).


Сцена, не вошедшая в фильм (расплата за витрину)


Дистанция укоренена в специфике нашего зрения. Наш взгляд высвечивает что-то. Толстой писал об этом в «Смерти Ивана Ильича». Иван Ильич при смерти (смотрите, какое точное слово в русском языке, а нужно всегда быть при ней), и вдруг возникает определенная дистанция между ним и остальным миром. Он смотрит на жену, на дочь – и они оказываются как будто за стеклом. Потому что Иван Ильич при смерти. Его нахождение при ней строит это стекло. Это похоже на то… когда мы видим людей за окном витрины; они танцуют, улыбаются, веселятся. Но мы не слышим музыку, не слышим их голоса, и потому мы выключены из их жизни, из их органики. Вместе с тем в их движениях, в их танцах, в их улыбках мы видим то, что не могли бы увидеть, если бы находились внутри. Есть инструменты (невидимые оптические приборы), которые нас приближают и отдаляют, делают нас чужими, чуждыми, чтобы видеть, ибо это тоже специфика зрения – самые важные, исключительные вещи может видеть только чужой, лишний, странный. И есть оптические приборы, которые остраняют. И очертания вещей, их облик, тогда находятся не во владении самих вещей, а во владении этого лишнего, чужого, странного человека. Он оказывается единоличным владыкой. Он властвует над очертаниями, над абрисами, над тенями. Смерть, которая стала для Ивана Ильича оптическим прибором, выстроила между ним и вещами определенную дистанцию, чтобы он мог видеть.

Кино – это глаз (прибор), чтобы смотреть. И пленка – она живая, она шкура, кожа. Она остраняет вещи, ловит проблески, что лежат в глубине вещей, в их зыби.

Есть лица, такие, будто в них смерть свила себе гнездо. Переходя на пленку, они превращают ее в зеркало, и когда при потушенном свете мы смотрим на меняющиеся картинки – мы смотримся в пленку, словно в зеркало, открывающее нам наше подлинное лицо. Тогда мы, лишенные коллективной сути, хотя бы на мгновение становимся единичными. И, будучи вне своих дурных предпочтений и пристрастий, мы видим.


Сцена, не вошедшая в фильм (Али убивает жену)